Обожествлённое зло

– Он загубил жизнь бедняжке Джейн. – Обхватив руками выдающихся размеров бюст, и с горечью кивая головой, явилась собственной персоной Бетти. – Ей приходилось копить деньги по полгода, чтобы сделать химию. Да он даже не позволял ей пользоваться лаком для волос. Джейн нуждается сейчас в женском сочувствии. – Мин, волосы которой были утыканы розовыми бигуди, уставилась блестящими глазками в витрину похоронного бюро. Если ей удастся проникнуть внутрь первой, то возможно она сумеет мельком взглянуть на тело. А это наверняка будет интересно обсудить на следующем заседании женского клуба. Она локтями проложила себе путь сквозь толпу и направилась к двери.

– Ну, миссис Атертон, мэм, вам туда нельзя.

– А ну отойди, Мик. – Она замахнулась на него тыльной стороной увесистой руки. – Почему это мне нельзя, я дружила с миссис Стоуки еще до того как ты родился.

– Почему бы вам не закончить прическу, миссис Атертон? – Кэм выступил вперед, преграждая ей путь. С его появлением все разговоры стихли, перейдя на тихое бормотание. Он изучил толпу глазами, прищуренными на солнце. Здесь собрались друзья, с некоторыми из этих мужчин он возможно пил пиво, кто-то из этих женщин останавливал его на улице, чтобы узнать время. Теперь большая часть из них отворачивалась. На противоположной стороне улицы, прислонясь к стволу дерева, куря и улыбаясь ему, стояла Сара Хьюитт.

Мин стала срывать бигуди. В ажиотаже она про них забыла, но теперь было поздно. – Вот что, Кэмерон, мне совершенно безразлично, как я выгляжу в такую минуту. Я всего лишь хочу оказать поддержку твоей матери в трудное время.

«Да ради того, чтобы поглумиться над ее страданиями за маникюром или на улице,, ты из нее все соки выжмешь», – подумал он. – Будьте уверены, я передам ей ваши соболезнования. – Он медленно всматривался в лица, в глаза. Некоторые отворачивались, остальные разглядывали посветлевшие синяки на скуле и вокруг глаза Кэма. Синяки, оставленные Биффом всего лишь несколько дней назад.

– Я уверен, что маме потребуется ваша поддержка на похоронах. – Боже, как ему хотелось закурить. Выпить. – А теперь, я буду вам благодарен, если остальное вы предоставите семье.

Они разошлись, некоторые к автомобилям, остальные поплелись на почту или на рынок, где можно было получше обсудить происшедшее.

– Прости, Кэм. – Тяжело вздохнув, Мик Морган извлек из кармана пачку жевательного табака «Ред Индиан».

– Не за что извиняться.

– Его внесли сзади. Оскар внутри чинил туалет. Этого было достаточно. Старый хмырь не мог не растрепать обо всем. – Мик набил табак за щеку. – Они здесь все из любопытства собрались. Еще пара минут, и я бы их не удержал.

– Я знаю. Мама там?

– Говорят, что да.

– Сделай одолжение, присмотри немного за участком.

– Нет вопросов. – Языком он поудобнее положил жвачку. – Ах… очень сожалею о твоем несчастье, Кэм. Если ты хочешь передохнуть пару дней, побыть с матерью, мы с Бадом можем тебя заменить.

– Спасибо большое. Но мне кажется, я ей не нужен. – Он уверенно направился к двери, на которой висело небольшое медное кольцо.

Войдя внутрь, он окунулся в приторный запах гладиолусов и лимонного освежителя воздуха. В задрапированном красной материей коридоре была почти церковная тишина. «И почему только они всегда используют красный цвет в похоронных бюро? – подумал он. – Этот цвет ассоциируется с удобствами?»

Красный плюш, темное дерево, толстый ковер и резные светильники. В высокой вазе на блестящем столе красовался букет из увядших гладиолусов и лилий. За ними лежала кипа визитных карточек.

В ВАШЕМ ГОРЕ—МЫ С ВАМИ

Чарльз Гриффит и сыновья

Эммитсборо, Мэриленд основано в 1839 г.

«Реклама стоит свеч», – подумал Кэм.

На второй этаж вела покрытая ковром лестница. Комнаты для обозрения. «Увеселительная сторона болезненной традиции», – подумал он. Кэм не мог понять, почему людям нравится глазеть на трупы. Может быть он не понимал этого, потому что на его долю пришлось слишком много подобных зрелищ.

Он вспомнил как взбирался по этим ступеням ребенком, чтобы взглянуть в мертвое лицо своего отца. Его мать всхлипывала, ступая впереди него, в объятиях мясистой руки Биффа Стоуки. Теперь Кэм думал, что времени с переездом Бифф не терял. Майка Рафферти еще в землю не закопали, а Стоуки уже наложил руки на его вдову.

И вот круг замкнулся.

Засунув руки в карманы, Кэм пошел дальше по коридору. Двойные двери главного зала были закрыты. Немного посомневавшись, он постучался. Через несколько мгновений, дверь тихо отворилась.

Чак Гриффитс стоял с грустным видом в одном из своих пяти черных костюмов. Гриффитсы были могильщиками в Эммитсборо больше ста пятидесяти лет. Сын Чака уже проходил обучение, чтобы возглавить семейный бизнес, но в свои сорок, Чак был в лучшей форме.

В детстве он в прозекторской чувствовал себя столь же привычно, как и на бейсбольном поле, где он был выдающимся питчером. Для Гриффитсов смерть была бизнесом, и хорошим бизнесом. Чак мог позволить семье двухнедельный отдых каждый год и раз в три года покупал новую машину жене.

У них был симпатичный дом на окраине города с подогреваемым бассейном. Люди часто подшучивали над тем, что смерть построила бассейн.

В качестве тренера малой лиги Эммитсборо, Чак представал громким, неукратимым и стремящимся к победе. В качестве единственного в городе устроителя похорон, он был грустным, немногословным и полным сочувствия. Он немедленно протянул широкую, натренированную ладонь Кэму.

– Хорошо, что пришли шериф.

– Мама здесь?

– Да. – Чак быстро оглянулся. – Никак не могу ее убедить, что в сложившихся обстоятельствах, лучше выставлять закрытый гроб.

Неожиданно в сознании Кэма вспыхнула отвратительная картина того, что осталось от лица Биффа. – Я поговорю с ней.

– Пожалуйста, входите. – Он жестом пригласил Кэма в сдабоосвещенную наполненную цветами комнату. Из скрытых динамиков тихо звучала музыка. Какая-то мягкая и успокаивающая мелодия. – Мы тут чай пьем. Пойду принесу еще чашку.

Кэм кивнул, потом подошел к матери. Она сидела прямо на диване с высокой спинкой, рядом с ней лежала упаковка бумажных носовых платков. На ней было черное, не знакомое ему, платье. Он подумал, что она, должно быть, одолжила его или попросила купить кого-то из подруг. Она крепко стиснула чашку. Джейн так крепко сжала колени, что Кэм подумал, что ей должно быть больно. У ее ног стоял небольшой раздувшийся чемодан со сломанным замком.

– Мама. – Кэм сел рядом с ней и вскоре осторожно положил руку ей на плечо. Она не взглянула на него.

–Ты пришел на него посмотреть?

– Нет, я пришел побыть с тобой.

– Не стоит. – Голос у нее был холодный и твердый, как камень. – Я уже хоронила мужа.

Он убрал руку, и ему пришлось бороться с собой, чтобы не сжать ее в кулак и не ударить с силой по сверкавшему кофейному столику. – Я хотел помочь тебе с приготовлениями. В такие моменты сложно принимать решения. Да в добавок все это дорого. Я хочу оплатить все счета.

– Зачем? – Она подняла твердую, как скала, руку, глотнула чаю, опустила руку вновь. – Ты ненавидел его.

– Я предлагаю помощь тебе.

– Биффу бы твоя помощь не понадобилась.

– Он что, все еще руководит твоей жизнью? Она резко повернула голову, и ее покрасневшие от многочасовых всхлипываний глаза прожгли его.

– Не смей говорить о нем плохо. Он умер, забитый до смерти. Забитый до смерти, – повторила она страшным шепотом. – Ты здесь представляешь закон. Если ты хочешь помочь мне, то найди убийцу моего мужа. Найди его убийцу.

Чак прочистил горло, входя в комнату. – Миссис Стоу-ки, может быть вы хотите…

– Больше не надо чая. – Она встала и подняла чемодан. – Больше ничего не нужно. Я принесла одежду, в которой я хочу, чтобй его похоронили. А теперь отведите меня к мужу.

– Миссис Стоуки его еще не подготовили.

– Я прожила с ним двадцать лет. Я посмотрю на него такого, какой он есть.