Солги, если любишь!

— Думаешь, меня это не угнетает? Если бы она еще была той девушкой, которую можно утешить с помощью бриллиантового колье от Тиффани. Но Джильда совсем другая. Она никогда не придавала значения ни драгоценностям, ни тряпкам.

— Безусловно, женщина, достойная внимания. Жалко, что я не могу с ней познакомиться.

— Это уже было бы извращение, — сказал Джером. — Не хватает еще, чтобы вы стали лучшими подругами. Даже мысль об этом мне невыносима.

— Она и не обсуждается, — успокоила его Дороти и улыбнулась. — И все же ты должен обойтись с ней деликатно.

— Деликатно, как палач. — Джером покачал головой. — Независимо от формы суть-то останется одна: я должен с ней расстаться. Ах, Дороти, я действительно не знаю, как выйти из этого положения.

— И это я слышу от тебя! — Она поправила на нем слегка съехавший в сторону галстук. — От человека, у которого столь великолепно подвешен язык, который всегда находит верные слова. Может, сегодня в зале суда ты и не был на высоте, но обычно твои выступления потрясают. А сейчас вдруг сдаешься? Боишься самого обычного разговора?

— Если бы это был обычный разговор! Ты ведь знаешь, что за ним стоит. А я не из тех, кому доставляет удовольствие причинять боль другим.

— Возможно, все образуется само собой, — ободряюще проговорила Дороти. — Не нужно заранее готовить длинную речь. В жизни все происходит по-другому. В нужный момент приходят нужные слова. Такие уж мы, Джером.

— Ты действительно так думаешь?

— Да, — ответила она. — Да, я так думаю. И поэтому не бери сейчас ничего в голову. Пусть произойдет то, что должно произойти. А когда все будет позади, ты почувствуешь большое облегчение.

— Я боюсь, — признался он. — Я действительно боюсь этого разговора. Слишком давно я знаю Джильду.

— Вот именно, — подхватила Дороти. — Она сразу заметит: с тобой что-то не так. Когда хорошо знаешь человека, такие вещи тут же чувствуешь. Поверь, с ней не будет сложностей.

— Но я переворачиваю всю ее жизнь. Она рассчитывала на меня. У нас были общие планы на будущее, и вдруг я бросаю ее, ухожу. Кому по силам это выдержать? — Мужчина поднял плечи и тут же безвольно опустил их.

— Никакой катастрофы тут нет, мир не перевернется. Если бы ваши отношения были действительно близкими, страстными, ты, наверно, почаще летал бы в Малибу. Да и она не так редко появлялась бы в Нью-Йорке. Но мне представляется, что в последние месяцы ваша связь существенно ослабла. Окончательный разрыв не разобьет ей сердце.

— Ты не знаешь Джильды, — пытался объяснить ей Джером. — Ты не знаешь, как она впечатлительна и ранима. Почему я не написал ей подробное письмо обо всем?

— Потому что такие письма не посылают. Джильда восприняла бы его как высшее проявление трусости, и была бы права. Она заслуживает того, чтобы ты объяснился с ней лично.

— Чтобы я, смеясь, вонзил нож в ее сердце, — с пафосом произнес Джером и попытался изобразить злобно-язвительную усмешку.

— Боже ты мой, у какой бродячей труппы ты этому научился? — поразилась Дороти.

— А разве у меня не такая роль?

Дороти взяла его под руку.

— Послушай, что ты думаешь о ленче в «Макдоналдсе»? На большее у нас нет времени. Хороший кофе навеет тебе другие мысли. Нельзя целых два дня думать только о Джильде и предстоящем разговоре. Побереги свои нервы! Сосредоточься на чем-нибудь другом.

— Наверно, я трус, — сказал Джером. — Но безумно влюбленный в тебя трус.

— Обожаю трусов, которые меня любят, — улыбнулась Дороти.

6

Джильда стояла перед открытым платяным шкафом, раздумывая, какие вещи упаковывать. Решение навестить Джерома в Нью-Йорке пришло как-то вдруг. Но что же все-таки взять? В чем она перед ним предстанет?

Темно-синий костюм, конечно, элегантен, но слишком деловой и скучноватый. Красное платье — чересчур смело, о черном комбинезоне и говорить нечего. Джером писал, что в Нью-Йорке жарко. Наверно, для вечера как раз подойдет бледно-желтое закрытое платье без рукавов. А полетит она в любом случае в песочном костюме от Шанель с какой-нибудь шелковой блузкой.

Так будет скромно, элегантно и не вызывающе. Ей ни в коем случае не хотелось раздражать Джерома. Эта глава закончена раз и навсегда, хотя он еще не догадывается.

Она нервничала из-за того, что предстояло ужасное объяснение. Джильда не помнила, чтобы ей когда-нибудь было так неловко. Но через это она обязана пройти. И тут никто не может ей помочь.

Дэн, сидевший в кресле с номером «Лос-Анджелес таймс» в руках, оторвался от газеты и наблюдал, как она укладывает чемодан. Она выглядела рассеянной и нетерпеливой. Такой он ее совсем не знал.

— Радость моя, зачем тебе столько вещей? Ты же не идешь на обед в Белый дом. Президент тебя не ждет.

Джильда даже не смогла улыбнуться.

— Не заставляй меня нервничать еще больше, дорогой. Можешь представить, каково у меня на душе. Я лечу в Нью-Йорк без восторга.

— Думаешь, мне лучше? Меня совсем не радует мысль, что завтра вечером ты с ним встретишься. Ты когда-нибудь слышала об огне под пеплом?

Джильда бросила в чемодан тонкую шелковую ночную сорочку, подошла к Дэну и села ему на колени.

— Никакого огня между мной и Джеромом давно не существует. У тебя нет ни малейшего основания для беспокойства.

— Забавно, но мне все равно немножко не по себе. Я хотел бы поехать с тобой.

Она засмеялась.

— Если бы мы вместе вышли из самолета, мне уже ничего не пришлось бы объяснять Джерому. Но я не хочу быть такой прямолинейной. Я должна его пощадить. Придется пустить в ход весь свой такт. Хотя предпочла бы выложить ему все сразу по прибытии.

— Мне его жаль, — сказал Дэн. — Бедный парень, этот Джером. Потерять такую девушку — это жестокий удар. Но смотри, как бы он снова не завлек тебя в свои сети.

Джильда взглянула на него, неодобрительно покачав головой.

— Что за чушь приходит тебе в голову. Неужели ты так не уверен в себе? О Дэн, пора бы знать, как сильно я тебя люблю. Только тебя. — Джильда обняла его за шею, потерлась носом о его нос. Потом поцеловала.

— Скорее бы ты приехала обратно! — воскликнул он. — Два дня — это слишком долго. Видит Бог, я привык к тебе, Джильда.

— Когда я вернусь из Нью-Йорка, из этого «большого яблока», кольца на мне уже не будет и станет гораздо легче. А два дня ты уж как-нибудь потерпишь.

— Ты очень мало рассказывала мне о Джероме. Как он хотя бы выглядит?

— Хорошо выглядит, — ответила Джильда. — Несмотря на то что я никогда не питала слабости к красивым мужчинам, но как-то, само собой, мне всегда попадались великолепные экземпляры.

Дэн ухмыльнулся:

— Спасибо за комплимент.

Ей было нетрудно описать внешность Джерома. До самых последних дней его фотография продолжала стоять на письменном столе в ее маленьком рабочем кабинете. Потом она переместилась в ящик стола, а после оказалась в старом сундуке, где хранились несколько кукол и плюшевый Микки Маус с оторванным ухом. Воспоминания детства.

— Должно быть, роскошный мужчина. — Дэн схватился за сигарету.

— Да, совсем не плох, — подтвердила Джильда. — Но нельзя сказать, чтобы женщины теряли из-за него голову. Он такой сухой, такой серьезный. И абсолютно порядочный. Поэтому мне и трудно прийти к нему и объясниться. Будь Джером ветреником, легко пускающимся в амурные интрижки, все было бы проще. А сейчас я оказалась в довольно скверном положении.

— Наверно, прокурор и должен быть таким. Джильда, а ты уверена, что хочешь дать ему отставку? Мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь ты раскаялась в своем решении. У миссис Фостер была бы действительно хорошая жизнь.

— Скучная жизнь, — возразила девушка. — Совсем не моя мечта. Знаю это с тех пор, как познакомилась с тобой. Где-то в подсознании я никогда не хотела Джерома, не хотела навсегда связывать с ним свою жизнь. Иначе бы давно нажала на все рычаги, чтобы женить его на себе.

— Я встречу тебя в воскресенье вечером в аэропорту. Ты ведь полетишь рейсом, который прибывает около восемнадцати часов?