Страница 45 из 60
Зашагал по вагону из конца в конец, с пристрастием оглядывая пассажиров, выбрал первую жертву, вопросил строго:
– Не народ ли будешь?
Стоял перед ним тощий язвенник, застарелый, не иначе, мученик с глубокими морщинами на лице. Усы вислые. Нос во вмятинах. Пятнистая лысина в веснушках.
Склонился над петухом, прошептал с опаской:
– Был некогда народом, а ныне в сомнениях. Ибо страдаю раздвоением личности, и кого в меня внедрили, какой народ – неизвестно.
Тут уж Штрудель вмешался:
– Кто таков? Каков род занятий?
Ответил с готовностью:
– Составитель кроссвордов, сокрушен и подавлен.
– Отчего сокрушен, отчего подавлен?
– Скудоумие наблюдаю. Необратимое отупение… Как хорошо начинали когда-то‚ как увлекательно! Пять букв по вертикали, приток Амазонки: все отгадывали. Но теперь! Что теперь?.. Три буквы по горизонтали, первая – Н‚ последняя – Л…
Возопил в отчаянии:
– Река на севере Африки, кто знает?
Общее старание. Напряг извилин:
– Надо подумать. Так сразу не сообразишь…
Продрал ногтями лысину, кулаком долбанул по лбу:
– Бегаю по улицам. Цепляюсь к прохожим. Первая буква – Н, последняя – Л: утолите мое нетерпение.
– Утоляют?
– Куда там… Страдаю оттого душевным надрывом и раздвоением личности. Выискиваю наивернейший способ ухода из жизни, чтобы одна личность сгинула, а другая осталась.
Штрудель проникся жалостью к мученику.
– Я, – сказал. – Утолю ваше нетерпение. Река на севере Африки – это…
– Нет! – возопил с такой силой, словно возмутились в нем оба народа. – Не смейте! Оставьте наедине! С моим надрывом!..
– Вольно! – приказал петух и перешел к следующему пассажиру. – Кто таков?
Кругленький, упитанный, благодушный – хорошо выспался на пуховой перине, вкусно позавтракал, вытер салфеткой масляные губы, чмокнул жену перед уходом, отшлепал для острастки примерных деток.
Сообщил с охотой:
– Местный провизор. Который не в своем уме.
– Не народ ли будешь, провизор? Претендуешь на столь почетное звание?
– Претендую. И даже очень. Дабы обладать им единолично.
– Каким образом?
– Прихожу в аптеку, истираю в ступке полезные снадобья, пригодные для излечения, добавляю капельку смертоносного яда кураре, чтобы искоренить шевеление в домах и на улицах.
– Даже так? – поразился Штрудель.
– Даже так, – и облизал пухлые губы. – Зачем бродить сорок лет по пустыне, до полного вымирания?
– Население про это знает?
Вздохнул:
– Знает, к сожалению. Наслышано. Оттого и не приходят за лекарствами. Но я не отчаиваюсь, нет, нет!..
– Понятно, – пощурился петух. – Попрошу подписку. О невыходе из трамвая.
Шагнул вдоль строя. Штрудель шагнул следом.
– Народ?
– Народ. Без царя в голове. Которому всё под силу.
Рот разинут. Глаза шальные. Волосы спутанные. На затылке форменная фуражка, на плече сумка с письмами-бандеролями.
Прокричал с усердием:
– Проживая жизнь с великой приятностью… Разношу почту по сиюминутному хотению, независимо от адреса: "Это вам. А это уж вам".
– Что еще?
– Вскрываю конверты, переписываю послания, отправляю по случайным адресатам, а то и вытряхиваю в помойку всю сумку.
Добавил строго конфиденциально:
– В минуты редкого просветления отношу на проверку в нужные органы. Народу это свойственно.
Очередной пассажир не дождался вопроса. Встал во фрунт, преданно взглянул на начальство, отрапортовал – благостно глуп:
– Отставной народ. Малоумный отроду. Он же полководец, флотоводец, а также от кавалерии, артиллерии и от частей случайного назначения.
Голова – обрита наголо. На загривке – валики. На груди – регалии до ширинки.
– Чем пробавляешься, отставной народ?
– Командую старцами, которые в строю. Чтобы маршировали на плацу, строились в боевой порядок, по приказу кричали "Ура!" и разбегались по улицам. "Это вы куда?" – интересуются прохожие. "Это мы в атаку". – "Это вы на кого?" – "Это мы на всех".
– Так беги, – посоветовал петух.
– Куда? – удивился полководец.
– На врага.
– Только что оттуда.
– Разговорчики! – закричал Сиплый. – Под трибунал захотел?
– Сбегайте вы за него, – предложил Штрудель. – А он в другой раз.
– Нам не положено бегать, – объяснил Сохлый. – Мы топтуны. Побежишь – объект упустишь.
Петух выслушал их, сказал с огорчением:
– Бывает год тигра, год обезьяны, лошади, петуха… Когда же наступит год человека?
– Скоро, – пообещал Сиплый. – Управимся с задержаниями – он и наступит.
– С другой стороны, – добавил Сохлый. – Куда торопиться? Одного отработаешь – другой прорастает. Нам на приварок.
– Следующая остановка: Проспект дерзаний и озарений.
Глава четвертая
КАК ТРОГАТЕЛЬНО, КАК ЧУДЕСНО…
1
Трамвай катил по рельсам, тоненько позванивая.
Пассажиры смирно сидели на своих местах, в разговоры не вступали.
Но всполошился мужчина на скамейке, полон обаяния. Подступил к Штруделю с петухом, выговорил с обидой:
– Отчего у меня не полюбопытствовали?
– Тоже народ?
– Берите выше.
Мягкая шляпа на голове. Кокетливый шарфик на шее. Благозвучие в голосе и глаз пронырливый.
– Кто таков? Чем занимаетесь?
– Занятие мое – редчайшее. Вносить в мир душевные порывы, которых недостает. Задайте вопрос: каковы ваши творческие устремления?
– Каковы ваши творческие устремления?
– Отвечаю. Изготовил уникальный гроб из ценных пород дерева. С инкрустацией снаружи и внутри. Дабы не гнил в глубинах земли, а сохранялся на века в музее, потрясая красотой исполнения. Задайте еще вопрос: с какой такой целью?
– С какой такой целью?
– Отвечаю. Чтобы изумленные горожане восторгались, обозревая мое творение: "В будущем каждому выделят по такому..."
Спросили с подозрением:
– Тоже помешанный?
Ответил с гордостью:
– Кто же, если не я? Помешательство мое вопиет к небу.
– Что происходит? – завопил Штрудель. – Отчего все с дефектами в этом вагоне? Слабоумные-скудоумные?..
Петух разъяснил популярно:
– С безумных какой спрос? С безумных иной спрос, чем добывают себе покойное существование. В добровольной придури.
Штруделя ответ не удовлетворил:
– Имеется ли в этом городе приют для нормально мыслящих? Кого там содержат? И как долго?
Неприметный мужчина осмотрел его, словно для описи, доложил в микрофон:
– Вредные умствования. Дерзновенные измышления. Попрошу взять на заметку.
2
Штруделя осенило. Подошел к нему, ткнул пальцем:
– Уважаемый! Не вы ли тот народ, которым интересуемся?
Поерзал по сиденью, покряхтел в печали:
– Был некогда лицом народа. В юношеские свои времена.
– Поясните.
Наставил на себя портфель, сообщил четко, раздельно, чтобы не создалось затруднений у тех, кто будет расшифровывать записи:
– Потерял всякое выражение на физиономии. В борьбе с врагами отечества.
– Врет он всё! – завопил некто, загородив лицо газетой. – Вре-еет!
– Вру, – признался. – Смыл лицо в казарме. Ради старательного омовения после побудки.
– Врет! Ой, врет!..
Извертелся на сиденье, выговорил иной вариант:
– Был вызван к начальству. Оставил лицо на вешалке‚ как принято. Уходил – забыл взять.
– Заврался, дядя, – сказал петух. – Тебе по должности полагается такое лицо. Стертое и безликое. По роду деятельности.
Еще покряхтел. Признался косвенно:
– Зато жена нынче спокойна. На неприметного – разлучница не позарится. Да и прочее население знает, на кого равняться, делать лицо с кого.
Штрудель извелся от нетерпения:
– А прежнее куда девали? С которым явились на свет?