Страница 1 из 24
Нора Робертс
Обманутые иллюзии
Пролог
Молодая женщина исчезла. Это был очень старый фокус в современной обработке, но зрители все так же замирали от изумления. Простофили-фермеры на карнавале или лоснящаяся толпа Рейдио Сити – всех их было одинаково легко обмануть.
Ступив на стеклянный пьедестал, Роксана почувствовала, как зал замер в предвкушении чуда, на серебряном лезвии между надеждой и неверием. Все: от президента до слуги – подались вперед на своих креслах.
Все равны перед магией.
Так говорил Макс, вспомнила она. Много, много раз.
Среди кружащегося дыма и танцующих лучей пьедестал медленно поднимался, торжественно поворачиваясь под звуки Голубой рапсодии Гершвина. Полный оборот своей оси, чтобы все смогли хорошо разглядеть прозрачный, как лед, постамент со стройной женщиной на нем. И забыть, что из вот-вот обманут.
Представление, учил ее Макс, это грань между шарлатанством и искусством.
Соответственно музыке Роксана надела томно-синее блестящее платье, которое плотно облегало ее длинное, гибкое тело – так плотно, что ни один внимательный зритель не поверил бы, что под украшенным блестками шелком есть еще что-нибудь, кроме кожи. В длинных рыжих волосах, как в каскаде огня, сияли тысячи перламутровых звездочек.
Огонь и лед. Как они могут сочетаться в одной женщине? – невольно спрашивали себя люди.
Как во сне или в трансе, ее глаза были – или казались – закрытыми, а тонкое лицо запрокинуто вверх, к украшенному звездами потолку сцены.
Пьедестал все поднимался, а руки теперь медленно и плавно двигались под музыку, пока не замерли вверху, над головой. Изумительное зрелище, но и практическая необходимость – иначе волшебство не сможет состояться.
Она знала, что это был красивый номер. Дым, огни, музыка, прекрасная волшебница. Ее привлекала театральность происходящего, хотя и забавляло то, что для публики она невольно становилась извечным символом прекрасной одинокой женщины, замершей на пьедестале выше всех мужских тревог и стремлений.
Одновременно этот номер был и чертовски сложным. Для него требовался отличный самоконтроль и чувство времени с точностью до доли секунды. Но даже те, кому повезло достать билеты в первый ряд, не могли бы разглядеть и тени напряжения на ее безмятежном лице. Никто из них не знал, сколько утомительных часов она провела, оттачивая и повторяя каждый жест из этого номера сначала на бумаге, потом на сцене. Бесконечные и безжалостные репетиции.
Медленно и плавно, она поворачивалась, наклонялась, раскачивалась под музыку Гершвина. Танец без партнера в десяти футах над сценой, весь из красок и легких движений. Из зала послышался восхищенный шепот, кто-то зааплодировал.
Они прекрасно видели ее сквозь голубоватый дым и кружившиеся огни. Блестящее темное платье, струящиеся огненные волосы, светлая алебастровая кожа…
И вдруг вздох изумления пронесся по залу – она исчезла. Она исчезла, а на пьедестале рычал и бил передними лапами гибкий бенгальский тигр.
На мгновение воцарилась тишина, та самая упоительная для актера тишина, когда весь зал затаил дыхание от восхищения и за которой грянет овация. Аплодисменты не затихали, пока пьедестал не опустился на прежнее место. Огромная кошка спрыгнула вниз и мягко двинулась вперед по сцене. У черного ящика тигр остановился и опять зарычал, отчего какая-то женщина в первом ряду нервно захихикала. Как по команде, все четыре стенки ящика разом упали.
И там оказалась Роксана, уже не в блестящем синем платье, а в серебряном костюме кошки. Она раскланялась так, как ее учили почти с самого рождения – грациозно и с шиком.
Гром смеха еще гремел над залом, когда она вскочила на тигра верхом и они вдвоем скрылись за кулисами.
– Отличная работа, Оскар, – с легким вздохом она наклонилась и почесала кошку за ушами.
– Ты отлично выглядишь, Рокси, – ее большой и мощный ассистент защелкнул поводок на блестящем ошейнике Оскара.
– Спасибо, Мышка, – слезая со спины тигра, она откинула волосы за спину. Помещения за сценой были уже закрыты от посторонних. Ее помощники соберут реквизит и укроют его от излишне любопытных глаз. Пресс-конференция назначена на завтра, сейчас она не хочет видеть репортеров. Роксана мечтала о бутылке ледяного шампанского и массажной ванне с обжигающе горячей водой.
В одиночестве.
Задумавшись, она сжала руки – старая привычка, которую, как думал Мышка, она переняла у отца.
– Я почему-то нервничаю, – со смешком проговорила Роксана. – Всю ночь мне какая-то чертовщина мерещилась. Словно кто-то смотрит в затылок…
– Ну, а … – Мышка не уходил, а Оскар, пользуясь моментом, терся о его колени. Мышка никогда не был хорошим оратором, а сейчас и вовсе не знал, что сказать. – У тебя там гости, Рокси. В костюмерной.
– Да? – она нахмурилась, и между бровями появилась тонкая нетерпеливая морщинка. – Кто именно?
– Золотко, выйди поклонись еще раз, – Лили, приемная мать и постоянная ассистентка Роксаны на сцене, подбежав, схватила ее за руку. – Это фурор! Ты всех потрясла, – она промокнула платочком глаза, стараясь не задеть накладные ресницы. – Макс так гордился бы тобой!
Внутри у Роксаны что-то сжалось, а к горлу подступили слезы. Но они не навернулись на глаза: Роксана никогда не позволяла себе плакать на людях. Она повернулась и пошла обратно, к аплодирующей публике, спросив через плечо:
– Так кто меня ждет? – но Мышка уже уводил большую кошку.
Хозяин не напрасно учил его, что если хочешь выжить – надо уметь вовремя промолчать.
Десять минут спустя, сияя от успеха, Роксана открыла дверь в свою уборную. На нее обрушилась волна двух запахов: роз и грима. Эта смесь ароматов стала для нее настолько привычной, что она вдыхала ее, как свежий воздух. Но сейчас к знакомому букету примешивалось еще что-то: острый запах дорогого табака. Изысканного, экзотического, французского. Ее пальцы дрогнули на дверной ручке и толчком она распахнула дверь настежь.
Только один человек на свете был связан для нее с этим ароматом. Один мужчина, любивший курить тонкие французские сигары.
Увидев его, она ничего не сказала. Он поднялся со стула, оторвавшись от ее шампанского и своей сигары, а она молчала. О Боже, как было волнующе и страшно было увидеть его тонко очерченные губы, скривившиеся в знакомой усмешке, встретить взгляд его неправдоподобно синих глаз…
У него все те же длинные волосы, грива черных, отброшенных с лица, вьющихся волос. Даже ребенком он был удивительно красив – этакий цыганенок с глазами, которые умели казаться то горячими, то ледяными. Годы лишь подчеркнули одухотворенность его прекрасного лица – продолговатого, с голубыми тенями под глазами и маленькой ямочкой на подбородке. Знакомый облик теперь приобрел оттенок трагизма.
Женщины всегда хотели его и домогались его внимания.
И она. Да, она тоже, и еще как!
Пять лет прошло с тех пор, как она видела последний раз эту улыбку, играла этими густыми прядями, уступала натиску этих сильных губ. Пять лет, чтобы оплакать, относить траур и начать ненавидеть.
«Почему он не умер?» – подумала Роксана, неохотно закрывая дверь за спиной. У него даже не хватило порядочности пасть жертвой какой-нибудь из этих разнообразный и жутких трагедий, которые мерещились ей все эти годы.
И как ей быть с этим ужасным влечением, которое она почувствовала опять, едва взглянув на него?
– Роксана, – самообладание не подвело Люка, и его голос даже не дрогнул. Много лет он наблюдал за ней. Сегодня, стоя за сценой, он рассмотрел каждое ее движение. Оценивая, взвешивая. Любя. Но только теперь, лицом к лицу, он понял, насколько же она красива. – Это было хорошее шоу. Удачный финал.
– Спасибо.
Его рука не дрогнула, когда он наливал ей шампанского, ее – когда она приняла высокий холодный бокал. Неудивительно – ведь они были актерами, созданными по одному и тому же образу и подобию. По Максу.