Ночь разбитых сердец

– О чем ты говоришь?

Джо нетерпеливо вытащила из заднего кармана сигареты, чиркнула спичкой и застыла, пристально глядя на пламя.

– Мои руки не дрожат, – пробормотала она. – Совсем не дрожат. Я больше не сорвусь. Я справлюсь. Я больше никогда не сорвусь.

Испугавшись, что толкнул ее за какую-то грань, Нэтан подо­шел к ней.

– Джо Эллен!

– Я не сумасшедшая! – Джо резко вскинула голову, но пламя к кончику сигареты поднесла спокойно. – Не бойся, у меня не будет нервного срыва, я не распадусь на кусочки. Ни­когда. Самое трудное, самое страшное – это осознать случив­шееся. А потом ты находишь ему место и просто живешь с ним. – Она выдохнула дым, не сводя глаз с исчезающей струйки. – Кто-то послал мне фотографию мамы. Одну из фотографий, ко­торые сделал твой отец.

У Нэтана кровь застыла в жилах.

– Это невозможно!

– Я ее видела. Я держала ее в руках. Именно она сломала меня окончательно. Я не смогла найти ей места в своем созна­нии – тогда…

– Ты говорила, что кто-то посылал твои портреты.

– Да. И та фотография была среди них. В последнем конверте, который я получила в Шарлотте. А потом, когда я снова стала потихоньку функционировать, я не смогла ее найти. Тот, кто послал фотографию, пробрался в мою квартиру и забрал ее. Я думала, что у меня галлюцинации. Но это была реальность. Фотография существовала. Она существовала на самом деле!

– Джо, я – единственный, кто мог бы послать ее тебе. Но я не посылал.

– Где сейчас те фотографии? Где негативы?

– Они пропали.

– Пропали? Как?

– Мы обнаружили их вместе с Кайлом, и он хотел все унич­тожить. Фотографии и дневник. Я отказался. Мне нужно было время, я хотел решить, что делать дальше. Мы поспорили. Он говорил, что прошло двадцать лет и нет смысла ворошить про­шлое, что могут пострадать наши карьеры. Он пришел в ярость, узнав, что я подумываю обратиться в полицию или к твоей семье. Одна эта мысль привела его в бешенство. Когда я на сле­дующее утро проснулся, его уже не было. Он уехал, забрал фо­тографии и дневник. Я не знал, где искать его. И следующее, что я услышал о нем, – это то, что он утонул. Единственный вывод, который пришел мне в голову, – он не смог жить с этим и унич­тожил все. А потом уничтожил себя…

– Но фотографии не уничтожены. – Теперь Джо могла ду­мать очень ясно, очень спокойно. – Они существуют. Сущест­вуют точно так же, как мои портреты. Кто-то методично фото­графировал меня, следил за каждым моим шагом… Я очень по­хожа на свою мать, Нэтан. Не так уж сложно перенести на меня одержимость ею.

– Полагаешь, я не думал об этом? Думал и пришел в ужас. Когда мы нашли Сьюзен Питерс и я понял, как именно она умерла, я решил… Джо, я один остался! Я похоронил и отца, и брата.

– Разве ты хоронил брата?

Нэтан замер, затем медленно покачал головой:

– Кайл мертв.

– Откуда ты знаешь? Только из полицейских рапортов, где написано, что он напился и упал с яхты? А что, если все не так, Нэтан? У него были фотографии, негативы, дневник…

– Но он утонул! Он был в тот вечер очень пьян, угрюм и по­давлен. Так говорили те, кто был с ним на яхте. Его исчезнове­ние обнаружили только на следующее утро. Вся его одежда, фо­тооборудование – все осталось на яхте.

Джо молчала, и Нэтан заходил взад-вперед по комнате.

– Мне пришлось смириться с тем, что совершил мой отец, смириться с тем, чем он был. Теперь ты хочешь, чтобы я пове­рил в то, что мой брат жив и что он способен на все это? Пресле­довать тебя, подталкивать тебя к нервному срыву. Последовать за тобой сюда и… – Неизбежный вывод ошеломил его, он резко повернулся к ней. – Убить Сьюзен Питерс.

– Нэтан, моя мать была задушена, не так ли?

– Да. Господи, да.

Джо предупредила себя, что необходимо оставаться невозму­тимой, отстраненной, и сделала следующий шаг:

– Сьюзен Питерс была изнасилована? Нэтан закрыл глаза.

– Да.

– Если это был не муж…

– Полиция не нашла никаких улик против мужа. Я проверил перед тем, как вернулся сюда. – Ему было больно продолжать, но выхода не было. – Джо Эллен, теперь полицейские собира­ются более тщательно расследовать исчезновение Джинни.

– Джинни? – Джо почувствовала, что ужас вернулся. Хо­лодное спокойствие, охранявшее ее, растаяло. – О нет, не Джинни.

Нэтан не мог коснуться ее, не мог ничего предложить ей. Он оставил ее одну, вышел на веранду. Перегнувшись через пери­ла, он отчаянно пытался глотнуть воздух. Когда за ним скрип­нула дверь, он заставил себя выпрямиться.

– Нэтан, какова была цель твоего отца? Что он хотел дока­зать этими фотографиями, если никогда никому не мог пока­зать их?

– Его притягивало совершенство. Власть. Он хотел не про­сто наблюдать и запечатлевать, но стать частью образа. Создать его. Совершенная женщина, совершенное преступление, совер­шенный образ… Он считал Аннабелл красивой, умной, очаро­вательной. Она была достойна.

Нэтан следил, как один за другим зажигаются в темноте свет­лячки, и собирался с силами, чтобы продолжать.

– Я должен был рассказать вам обо всем, как только приехал сюда. Но говорил себе, что мне необходимо время. Время, чтобы постараться понять. Я оправдывался перед собой тем, что вы все смирились с ложью, а правда будет только хуже. Потом я молчал, потому что хотел тебя. Я нашел своему молчанию логи­ческое обоснование: тебе плохо, ты страдаешь; можно подо­ждать, пока ты станешь доверять мне. Пока влюбишься в меня…

Джо молча стояла за его спиной. Пальцы Нэтана, сжимав­шие перила, разжались.

– Все логические обоснования, разумные объяснения обыч­но своекорыстны. Мои, во всяком случае, были такими. Но после убийства Сьюзен Питерс я больше не мог закрывать глаза на правду, не мог больше лишать тебя права знать правду. Но я ничего не могу сделать, чтобы изменить то, что он совершил, не могу искупить его вину. Никакие мои слова не смогут загладить то, что он сделал тебе и твоей семье, залечить ваши раны.

– Да. Ты ничего не можешь сделать, ничего не можешь ска­зать. Он отнял мою маму и заставил всех нас думать, что она бро­сила нас. Его эгоизм разрушил все наши жизни. Между нами разверзлась пропасть, которую мы так и не смогли преодолеть. Должно быть, он причинил ей боль… – Голос Джо задрожал, и она крепко прикусила губу. – Должно быть, ей было очень страшно, она не могла понять, что происходит… Ведь она не сделала ничего дурного! Она просто была самой собой.

Джо глубоко вдохнула и почувствовала запах океана, кото­рый всегда действовал на нее успокаивающе.

– Нэтан, я обвинила во всем тебя, потому что ты был рядом. Потому что у тебя всю твою жизнь была мать. Потому что ты ка­сался меня и вызывал во мне чувства, каких я никогда не испы­тывала прежде. Мне необходимо было обвинить тебя – и я это сделала.

– Я не ждал ничего другого.

– Боже, зачем ты мне об этом рассказал?! Ты мог похоро­нить все. Забыть. Я бы никогда ничего не узнала…

– Но я бы знал. И каждый день, проведенный с тобой, был бы предательством. – Он повернулся к ней. – Поверь, Джо, я хотел найти в себе силы жить с этим. Уберечь тебя и спасти себя. Но я не мог.

– И что же теперь? – Подняв лицо к небу, она спрашивала не богов, не Нэтана, а свое сердце. – Должна ли я заставить тебя платить за то, за что невозможно расплатиться? Наказы­вать тебя за то, что сделали с нами, когда мы были детьми?

Горечь, подступившая к горлу, не давала ему говорить. Он посмотрел на деревья, на таинственную, молчаливую реку.

– Почему бы и нет? Разве ты сможешь смотреть на меня и не видеть его, не вспоминать то, что он сделал? И ты всегда будешь ненавидеть меня за это.

«А ведь я действительно смотрела на него, но видела его от­ца, – подумала Джо. – Нэтан принял все, все мои удары, не сказав ни слова в свою защиту. Керби назвала его поступок мужественным и была права. Как же сильно он страдает! Почему мне понадобилось так много времени, чтобы понять: сколько бы вреда ни причинили мне, столько же причинили ему!»