Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 21

Юлия закрыла лицо руками и разрыдалась.

Анника, налившая себе кофе из термоса, закрыла крышку и как можно тише поставила термос на стол.

– Понятно, что ты разозлена, – сказала она. – Да и Александр тоже. Я, конечно, не специалист по проблемам психики, но думаю, что они правы. Самое разумное – это предположить, что вы пока оба не в себе.

Юлия взяла со стола салфетку и высморкалась.

– Они говорят, что для маленького ребенка полгода – это целая жизнь. Алекс провел семь месяцев с этой сумасшедшей каргой, поэтому понятно, что он зол на весь свет. Он не получал ответов на свои вопросы обо мне и Давиде. Для него мы оба были мертвы. Мало того, врачи говорят, что он понимал, что его жизни тоже угрожает опасность. Его психика получила множество травм, то есть эта скотина его очень умело сломала.

– Как он теперь себя чувствует?

– Он стал подходить ко мне, но до сих пор не смотрит мне в глаза. Он плохо спит по ночам, часто просыпается и плачет. Мы опять стали пользоваться пеленками, хотя он перестал мочиться под себя в два года. А вот теперь снова начал.

– Но что вы делаете здесь целыми днями? – спросила Анника и отпила кофе. Кофе был отменно хорош.

– Со мной ведут беседы, и скоро я буду ходить на групповую психотерапию и общаться с другими мамами, а это окажет на меня сильное исцеляющее действие. Александр просто играет. Он копается в песочнице, рисует, играет в мяч. Когда нас отсюда выпишут, его будет наблюдать детский психиатр.

Юлия нервно рассмеялась.

– Но я что-то разболталась, – осеклась она. – Я хочу тебя поблагодарить, поблагодарить за все, что ты для нас сделала. Если бы не ты…

Анника с силой обхватила руками чашку.

– Не волнуйся, все в порядке. Я очень рада, что смогла принести пользу.

В комнате снова повисла тишина.

– Скажи, как ты провела Рождество? – спросила наконец Юлия.

Анника поставила чашку на блюдце.

Надо ли говорить Юлии правду? Рассказать, что день Рождества они провели с детьми в Старом городе среди передвижных картонных декораций, ели ветчину и смотрели «Калле Анку»? Рассказать, что потом она отвезла детей к папе – на Новый год и на День Вознесения, потому что там им будет лучше?

– Можно сказать, что хорошо. Правда, было очень много работы. Сейчас мы разрабатываем материал о групповом убийстве в Испании.

Юлия встала и повернулась спиной к Аннике.

– Солнечный Берег – это жуткое место, – сказала она, – а Эстепона – просто страшное.

Анника снова принялась рассматривать свои руки. Предмет для разговора она выбрала явно неудачный. Она знала, что тогда, в Испании, Юлия пережила самый худший период своей жизни с Давидом.

– Прости, – сказала Анника, – я не хотела…

– Мы прожили там полгода, – продолжала Юлия, – и Давида почти все это время не было дома, он постоянно находился в каких-то разъездах. Я была беременна, машины у меня не было, до ближайшего магазина – несколько километров. Я ходила туда и волокла домой сумки с едой, а на улице тридцатиградусная жара.

– Как же тебе было тяжело, – сочувственно произнесла Анника.

Юлия пожала плечами:

– Он все время работал под прикрытием. Однажды вообще исчез на две недели и все это время не давал о себе знать. Вся эта проклятая операция продолжалась несколько лет. Несколько лет!

Она повернулась лицом к Аннике:

– Я никогда не знала, чем он занимался – наркотиками, или отмыванием денег, или чем-то еще. Я никогда и ничего не должна была знать.

Она наклонилась к Аннике:

– И знаешь, что было самое худшее? Я всегда страшно боялась, что с ним что-нибудь случится, что-то ужасное и опасное. И ты видишь, что случилось?

Она визгливо рассмеялась.

– Он трахал меня в тот раз как сумасшедший, но явилась она и прострелила ему голову и яйца, меня заперли в тюрьму, а Александра.

Она почти вплотную приблизила свое лицо к лицу Анники.

– Они говорят, что это на всю жизнь отпечатается в его психике. И никто даже не пытался мне поверить.

Она ударила по столу ладонями с такой силой, что подпрыгнули чашки.

– Мне никто не поверил!

Анника поняла, что время посещения истекло.

Она отодвинула чашку и встала.

Юлия упала на стул и уставила пустой взгляд прямо перед собой.





– И как нарочно, это была Ивонна Нордин, именно она – из всех людей.

Анника остановилась.

– И что? Ты ее знала?

Юлия покачала головой:

– На самом деле я никогда с ней не встречалась, как и с Филиппом Андерссоном.

Анника подошла к двери и подняла с пола куртку.

– Что касается Филиппа Андерссона, – сказала она, – генеральный прокурор потребовала пересмотра приговора по его делу.

Юлия подняла голову.

– Нина будет очень рада, – бесцветным тоном произнесла она.

Анника удивленно застыла на месте с курткой в руках.

– Нина Хофман? Почему она должна быть рада?

Юлия почесала левую руку.

– Понятно почему. Потому что это ее брат.

Анника схватилась за мобильный телефон, едва успев открыть дверцу машины и сесть за руль. Достав телефон, она по памяти набрала номер Нины Хофман.

Почему Нина не сказала, что она сестра Филиппа Андерссона и Ивонны Нордин?

В трубке свистело и жужжало, и прошла добрая минута, прежде чем было установлено соединение. Анника внимательно рассматривала темные окна приюта, пока шли гудки.

Сколько раз они с Ниной обсуждали убийство в Сёдере? Сколько раз поднимали вопрос о том, виновен Филипп Андерссон или невиновен? Был ли Филипп связан с криминальным миром или с Давидом Линдхольмом? После того как побывала в тюрьме у Филиппа Андерссона, она сразу же, по пути домой, заехала к Нине и рассказала ей об этом визите…

В трубке раздались частые гудки, как будто на противоположном конце нажали отбой.

Неужели во всех этих разговорах у Нины был какой-то свой, скрытый интерес, неужели она все время лгала и разговаривала с Анникой только для того, чтобы выпытывать у нее нужные сведения и направлять то, что она писала?

Анника еще раз набрала номер. В коридорах и комнатах приюта стали зажигать свет. Появилась Генриетта с Александром. Мальчик был настолько мал, что Анника не сразу его заметила. Локоны на его светлой головке подпрыгивали при каждом шаге.

В трубке что-то щелкнуло, и заработал автоответчик компании «Телия». Анника торопливо отключилась, словно должна была сделать что-то абсолютно ей ненужное.

Она положилась на Нину, но та ее обманула.

Анника попросила Нину достать паспортную фотографию Ивонны, и Нина ни словом не обмолвилась о том, что они сестры.

Анника сделала третью попытку. Снова автоответчик. Она откашлялась.

– Привет, это Анника Бенгтзон, – сказала она. – С Новым годом. Ты не перезвонишь мне, когда получишь это сообщение? Пока.

После этого Анника позвонила на коммутатор полиции, и ее соединили с участком на Торкель-Кнутсгатан. Ответил человек, представившийся Сисулу:

– Нина Хофман в отпуске. Она выйдет на дежурство в воскресенье.

Анника поблагодарила и положила телефон на пассажирское сиденье, включила двигатель, выехала на дорогу и, набрав скорость, поехала в редакцию. Поднявшись на холм возле Кальхелля, она вдруг поняла, что ей, собственно говоря, некуда спешить.

Возвращаться и выслушивать глупости Патрика не хотелось, не тянуло ее и в неуютную квартиру на Агнегатан.

Зазвонил ее мобильный телефон. Увидев на дисплее номер своего бывшего супруга, Анника испытала странное возбуждение.

– Привет, это Томас.

Она глубоко вдохнула, ощутив в груди радостное волнение.

– Привет, – ответила она, пожалуй, слишком звонко.

– Что делаешь? Ты на улице, в машине?

Она тихо засмеялась, чувствуя, как ее охватывает приятное тепло.

– Да, ездила по рабочим делам, но теперь уже возвращаюсь домой. Это легче.

– Знаешь, мы тут сидим и строим планы на Пасху, и нам хочется знать, как у тебя складывается неделя после семнадцатого?