Потерявшиеся в России

- Так это цветы от него значит. А я, дура, по простоте своей думала, что это от больных.

- От него, мам, Завтра мы идем к его родителям. Так что я приду поздно. Я говорю, чтобы ты не волновалась.

- Ой, дочка, да как же это? Я ж догадаться должна бы-ла. Ведь вижу, что с тобой не так что-то.

- Да так все со мной, мама. Так! - Лена со смехом об-няла мать за шею и прижалась к ней.

- Что хоть за человек? Кто он?

- Он тоже врач, и он... хороший человек.

- Как же вы познакомились?

- В больнице.

- Он что, работает в вашей больнице?

- Да нет. Его отец лежал с микроинсультом в моей па-лате. А Реваз...

- Его зовут Реваз? - уточнила Тамара Федоровна. - Он не русский?

- Он армянин. Мам, а это важно? Какая разница, ар-мянин, грузин? Важно, что он мне нравится.

-Тамара Федоровна пожала плечами.

- Ну вот, - продолжала Лена. - Реваз каждый день приходил к отцу в больницу.

- И как же он тебя высмотрел? - полюбопытствовала Тамара Федоровна.

- Ой, смешно, мам, - Лена засмеялась. - Меня сначала высмотрел отец, потом я видела, как ко мне приглядывает-ся мать.

- Так ты и с матерью уже познакомилась? То есть, его родители в курсе ваших отношений, - подвела итог Тамара Федоровна.

- Не только в курсе. Они-то меня и сосватали.

- Как это? - удивилась Тамара Федоровна.

- Ну вот, я и рассказываю. В первый день Григор Ара-келович, отец Реваза, позвал меня: 'Девушка, можно вас на минуточку'. Я сказала: 'Я вам не девушка, я врач и зовут меня Елена Дмитриевна'. Видела б ты, как он смутился. А на следующий день то же самое Реваз: 'Девушка, можно вас на минуточку'. Я опять: 'Я вам не девушка, я врач. А зовут меня Елена Дмитриевна'. Потом я все время ощуща-ла на себе его взгляд и видела, как он на меня смотрит, не разглядывает, а просто смотрит, вроде глаз не может ото-рвать. Потом стал носить цветы. Приходит к отцу, но пре-жде найдет меня и отдаст цветы. Сначала мне было нелов-ко. От врачей как-то неудобно, и сестры перемигивались. Я после его цветов полдня краснела, да еще он сидит в пала-те и чуть что: 'Елена Дмитриевна, Елена Дмитриевна'. Семен Моисеевич за меня заступался: 'Не обращайте, - го-ворит, - Елена Дмитриевна, ни на кого внимания. Разве вы не заслуживаете цветов. Кому же их дарить, если не вам?' Через неделю Реваз дождался, когда я заканчиваю работу, и пошел провожать. А как-то он проговорился, что родите-ли ему все уши прожужжали, расхваливая меня, а мать все повторяла: 'Вот бы тебе, Ревазик, такую жену, а мне такую невестку'

- А матери ни слова, - с запоздалой обидой сказала Тамара Федоровна. - Не думала, что ты такая скрытная.

- Не обижайся, мам. Я же знаю, что выдать меня за-муж - твоя 'идея фикс'. Сейчас бы началось: 'Ну что? Ну как?'

- Вот видишь, как ты о матери думаешь? Мать у тебя прямо дура набитая выходит, - запричитала Тамара Федо-ровна.

- Да не дура, мам. Но зачем я тебя стала бы волновать, если сама была не уверена, что это серьезно?

- Так что, у вас уже все решилось? - напряглась Тама-ра Федоровна.

- Мам, завтра мы ужинаем у его родителей, а потом он придет просить моей руки.

- О-ох! - только и могла вымолвить Тамара Федоров-на, и теперь ее уже полностью захватила мысль о пред-стоящей встрече с избранником дочери и, вероятно, с бу-дущим зятем, и она уже думала, как его встретить, и что приготовить, что спечь, чем расположить и порадовать скорого гостя, и тревожилась немного, как все это будет.

Мила, как близкая подруга, с самого начала была в курсе сердечных дел Лены и Реваза, и весь процесс их от-ношений развивался, можно сказать, на ее глазах. Подруге можно рассказать то, что не сразу расскажешь матери, и Мила знала раньше то, что Тамаре Федоровне узнать еще предстояло. С Ревазом Лена познакомила Милу еще на распутье своих отношений с ним, когда Лена даже еще не рассматривала Реваза, как серьезного кандидата в мужья. А когда у них все сладилось, они зашли к ней в гости с цветами, вином и фруктами. Реваз Миле понравился. Это был уже не молодой человек, но сложившийся мужчина. Высокий, худощавый, с матовым, потерявшим в наших се-верных широтах смуглость, лицом, с черными глазами и красивой седой прядью в черных волосах. Но что-то трога-тельно-мальчишеское в нем оставалось, и это сразу распо-лагало к нему.

Они сидели втроем за журнальным столиком: Реваз с Леной на диване, Мила в кресле напротив. Попивали вино и тихо беседовали. Тогда Мила узнала в полной мере о на-стоящей трагедии армян. Она, конечно, что-то помнила о турецком иге, а из газет - о Карабахе, но все это восприни-малось совсем по-другому, когда звучало из уст армянина.

О том, что армянская культура является одной из са-мых древних культур мира и восходит к VI веку до н. э., Мила знала, как и то, что когда-то союз армянских племен занимал территорию государства Урарту, которое к тому времени распалось. Тогда персы завоевали Армению и присоединили ее к Персии. Но Реваз с гордостью расска-зывал о борьбе армян за свою независимость и о великих победах армянского народа. Например, в 1727 году пов-станцы с Давидом-Беком разбили турок, и тогда же армяне Карабаха тоже одержали победу над туркам. Он говорил им с Леной о том, что армянская литература восходит к V веку, хотя литература на армянском языке существовала еще раньше, просто с принятием христианства она была уничтожена как языческая и до нас не дошла, и о том, что позже, в XIX веке, церковники пытались воскресить вы-мерший древний литературный язык, но против этого вы-ступил просветитель Хачатур Абовян, может быть потому что все его произведения, включая первый в истории ар-мянской культуры роман, были написаны на новоармян-ском языке - ашхарбар.

- Это что же, армяне раньше русских приняли христи-анство?

- Значительно, - подтвердил Реваз. - Армяне приняли христианство в IV веке, а Русь в конце X века. Да ведь то-гда и русского государства еще не было...Можно долго перечислять имена выдающихся армянских писателей, ху-дожников, поэтов, начиная с создателя армянской пись-менности Месропа Маштоца, но они вам, скорее всего, ни-чего не скажут.

- Почему? Я знаю Туманяна, вашего народного поэта. Знаю Исаакяна и Чаренца.

- Вы меня сразили наповал, - Реваз живо повернулся к Миле. - Немногие русские могут назвать хотя бы одного армянского писателя, разве что специалисты. Откуда вы знаете эти имена?

- У моего папы в библиотеке стоят их книги.

- Папа интересуется армянской литературой?

- Он сам пишет. А это у него после того, как он позна-комился с современным армянским поэтом Шмавоном То-росяном. Они вместе отдыхали в Сочи, а потом переписы-вались. У папы даже есть книга стихов Торосяна с его ав-тографом.

- Я уже заочно уважаю вашего папу. И вы читали Исаакяна и Чаренца? - поинтересовался Реваз.

- Да, кое-что читала.

- И кто вам больше понравился?

- Мне интереснее Чаренц.

- Вы знаете, может быть, вы и правы. Наверное, Ча-ренц больше созвучен вашему темпераменту. Исаакян бо-лее академичен. У Чаренца же в крови есть какое-то аван-тюристическое зерно. Он мечется, он романтичен, но в нем живет и бунтарь. Но Чаренц мало прожил. Конечно, Исаа-кян с его долголетием успел больше. Исаакян - это глыба, он шире образован, стабилен, но вряд ли талантливее Еги-ше Чаренца.

- Вы хорошо знаете свою литературу, - похвалила Мила.

- Это моя родина. И хотя мы вынуждены были уехать оттуда, мы любим Армению и скучаем по ней.

- А я помню, у нас давно шел фильм 'Давид Сосун-ский', - вставила Лена, ревниво слушавшая разговор Рева-за с Милой.

- Это эпос. Народное творчество. 'Сасунци Давид', о борьбе армян против арабского ига в VIII-X веках. Страш-нее было турецкое иго. В XVII веке война между Турцией и Персией на территории Армении сопровождалась резней и выселением армян. Целые области оказывались без лю-дей. Армяне просили о помощи Западную Европу, хотя все надежды связывали с Россией. В 1736 году шах Надир признал сомостоятельной большую часть Карабаха. Только после присоединения к России Грузии в 1801 году нача-лось освобождение армян от персидского владычества, а еще через полвека - от турок. Самые же трагические собы-тия армяне пережили во время Первой мировой войны. Турки при участии немецких союзников провели массовое, почти поголовное, истребление западных армян. Турки по-лучили секретное распоряжение об уничтожении и высе-лении в Аравийские пустыни мирных армян. Поголовного уничтожения избежали лишь жители одной области, кото-рые смогли защититься. За два года турки вырезали около миллиона армян и столько же угнали в пустыни, где мно-гие погибли или разбрелись в разные страны как беженцы. Более 300 тысяч армян спаслись в России.