Страница 56 из 64
Он поднялся и, не оглядываясь, вышел. Направился в трапезную, прошёл на кухню и попросил отца Иллария позвать Мишеля. Тот вышел, спокойно взглянув на отца Горация.
-Скажи, ведь ты учишься здесь шесть лет, ты когда-нибудь разговаривал по душам с Лораном де Венсаном?
Дюпон вытянул губы трубочкой и задумался. Он такого не помнил. Потом почесал подбородок.
- Нет. С ним нельзя было говорить по душам. Я не аналитик и не занимался исследованием душ, но я полагаю, что есть души настолько... - он неопределенно пошарил в воздухе руками, - разговор по душам возможен только с тем, в ком видишь сходство - хотя бы чего-то. Мыслей, устремлений, чувств. Но с ним не хотелось иметь сходства.
- Была ли у него какая-то теория, философия? Может, он высказывал какие-то убеждения?
Мишель опять такого не помнил. Права подлеца неафишируемы. Убеждения скрываемы. Философия? Это для умных.
Отец Гораций кивнул. Он уразумел, что в запутавшем их происшествии есть нечто странное. Это были разрозненные клочки разорванной бумаги, которые они тщетно пытались сложить в один лист. Но листы были разные. Он отчетливо понял это. Не тот, кто убил Лорана, совершил поджог, но ведь и осквернить тело мог тот, кто не убивал де Венсана. Он мог просто наткнуться на тело. Основной, самый невыносимый и мучительно страшный вопрос - у кого поднялась рука на чужую жизнь, перевешивал все остальные. Стоило найти на него ответ - и все прояснится. Ясно было и то, что в болото Лорана швырнули вдвоём - одному с этим едва ли справиться. Не все ли вместе их с Дюраном дорогие ученички разделались с ненавистным им змеёнышем?
Это не исключалось.
Впрочем, нет. Дофин действовал в одиночку или с Потье. Он не стал бы привлекать никого другого к поиску каких-то компрометирующих его или его семью писем. Но если листы были разрозненны - был смысл и искать спонтанно. Рассуждая подобным образом, он зашёл к себе, в пустую спальню, которую забыл запереть.
На кровати Дюрана сидел отец Аврелий.
Глава 4. Иезуитская ловушка.
Глава, в которой отца Дюрана вынуждают умереть,
но при этом в монолитной стене иезуитского братства
обнаруживается брешь.
Делиться с Аврелием Сильвани своими догадками Гораций де Шалон не хотел, но, так как мозги этого человека оценивал степенями превосходными, настороженно посмотрел в глаза коллеги. Тот, тут же поймав его взгляд, усмехнулся, но лишь на мгновение. Они поняли друг друга. Нужно было найти убийцу, которого мучительно не хотелось искать.
Но отец Сильвани зашёл именно затем, чтобы в конце концов его обнаружить.
Придуманный им трюк был истинно изуверским, мудрым и безошибочно выверенным. Отец Симон подготовил гроб для Лорана де Венсана. Не для похорон - отец может пожелать похоронить сына в гробу, сделанном по особому заказу, но для транспортировки. Отец Аврелий хочет предложить отцу Эзекьелю и отцу Симону нынче же вечером начать делать новый гроб.
Для отца Дюрана.
Необходимо сказать всем - и осуществить это немедленно, - что отцу Даниэлю стало хуже, он отказался есть, вытолкать всех щенков из лазарета, приказать отцу Эрминию, чтобы тот ходил вокруг с постным и убитым лицом и говорил всем, что Дюран-де обречён. Отец Симон принесёт новый гроб в приёмный покой лазарета, объяснив, что так распорядился отец врач. Надежды, мол, нет. Рядом пусть покрутится Эммеран Дешан и подтвердит скорбный диагноз. Еду Дюрану приносить только тайно, на виду он ничего есть не должен. Всё это разыграть завтра в течение дня. Внимательно слушать разговоры учеников в спальне. Может, что-то сразу и прояснится. Никакие опросы ничего не дадут, никакие запугивания невозможны. Убийца любит Дюрана. Пусть поймет, что он убивает его.
Если не удастся поймать убийцу на эту приманку - его и сам дьявол не поймает.
Во время изложения этого плана Гораций де Шалон несколько раз поднимал потемневшие глаза на Сильвани. Он и сам мог придумать подобное. Мог. Если бы подлинно хотел потерять кого-то из них. Но разве он хотел? Ещё час назад ему казалось, что он хочет до конца разобраться во всём. Но сейчас, разобравшись в себе, понял, что не хочет этого. Какого чёрта! В конце концов, разобраться с ничтожным негодяем и шантажистом, оградить от его угроз и мерзостей своих питомцев должны были они с Дюраном. Если у кого-то не выдержали нервы, и он рассчитался с serpentello - часть вины за это ложилась и на их плечи. Гораций вздохнул. Он понимал, что возражения бессмысленны. Ничего иного сам он предложить не мог, ректор торопил, преступление должно быть раскрыто. Торжество справедливости... как же.
Отец Аврелий прекрасно видел реакцию коллеги. И всё понимал.
План отца Аврелия был воспринят восторженно - и отцом ректором, и отцом Эрминием, которому до чёртиков надоели толпы народа в его лазарете, и отцом Эзекьелем, которого невероятно злила мысль, что пятеро маленьких наглецов сумели обвести его вокруг пальца. Рueri hoc possunt, viri non poterunt?34 Значительно меньше радости проявил отец Дюран, которому предстояло умереть, чтобы разоблачить своего ученика, отец Гораций - по уже обозначенным выше причинам, и отец Илларий. Последний все эти дни тщательно наблюдал за своим любимцем Мишелем и не заметил ничего подозрительного. Но и во всех остальных опытные отцы тоже ведь не нашли вины! Подсознательный страх, что он может лишиться столь одарённого ученика, раздражал и злил отца Иллария.
В результате он чуть не испортил куриное фрикасе, предназначенное на завтрак отцу ректору.
Принужденный скрывать раздражение и молчать, Дюран переглядывался с Горацием, и в кротком взгляде друга де Шалон впервые видел нечто, похожее на злость. Его настроение в эти дни было неустойчивым и зыбким. Он то давал себе слово, что непременно оставит педагогическую стезю, ибо оказался на ней банкротом, то уверял Горация де Шалона, что ни один из его учеников просто не мог убить, при этом - почти ничего не ел, ибо потерял аппетит и вкус к жизни. Но вот ему сообщили, что он должен умереть. Дюран не хотел в этом участвовать, не хотел ловить убийцу, не хотел прикидываться умирающим. К тому же, как назло - захотел есть. Сказался трехдневный пост. Сейчас он с ожесточением, в котором угадывались нервозность и гнев, грыз свиные ребрышки, словно срывая на них раздражение.
Тем не менее, у отцов-иезуитов слово не расходилось с делом. Доступ к отцу Дюрану с вечера был перекрыт. Появился Эммеран Дешан, чёртов артист, так горестно покачал головой и с такой неподдельной скорбью упал на глазах Дамьена де Моро на грудь отцу Эрминию и отдал распоряжение отцу Симону приготовить гроб отцу Дюрану, что наблюдавший за этим из окна отец Гораций заскрипел зубами. Сыграно было безупречно. Он и сам бы расчувствовался.
Отец ректор и отец Эзекьель в церкви - как раз рядом с хорами, где сидели Потье и де Галлен, затеяли горестный разговор о том, что поручить руководство классом отца Дюрана после его смерти, которую Дешан ожидает через пару дней, придётся отцу Горацию де Шалону, больше некому... Заметив потрясённый взгляд, который бросил Эмиль на Гастона, отец Эзекьель удовлетворенно блеснул глазами, предварительно опустив их долу, - будут знать, шельмецы, как дурачить его да нервы ему трепать...
Лазарет был закрыт для посетителей, у постели умирающего отца Дюрана неотлучно находились отец Аврелий и Эммеран Дешан. Даниэль, находящийся одной ногой в могиле, другой с досадой отстукивал по спинке кровати похоронный марш. На отца Аврелия он старался не смотреть, да и тот, бросая на него порой осторожные взгляды, тем не менее, предпочитал не встречаться с ним глазами. Эммеран Дешан развлекал его свежайшими анекдотами, а отец Илларий впотьмах принёс медовые круасаны. Но ничто не радовало 'умирающего'. Мысли его были сумрачны и тоскливы. Неожиданно он отпихнул от себя блюдо с круасанами, и спросил коллегу, что больше всего удивляет его в этом деле? Сговор? Он упорно считает, что они сговорились?