Рыцарство

  Амадео подумал было, что Раймондо всё еще не протрезвел со вчерашнего застолья, но тот пил совсем мало и ныне смотрел глазами твердыми и осмысленными.

  -Господи, да ты про что говоришь-то?

  От каминной полки раздался спокойный хрустальный голосок Делии.

  -Это он про меня.

  -Что?

  -Он хочет, чтобы вы меня в жены взяли, - пояснила Делия путаный смысл слов брата. - Он отцу на смертном одре обещал меня 'пристроить' - вот и пристраивает. Сначала пытался приткнуть меня другу своему, мессиру Энрико, еле я его образумила: Чечилия своего не отдаст. Потом решил меня мессиру Северино сосватать, опомнись, говорю, окаянный, этот, когда Бьянку видит - опереться на что-то спешит, а то - свалится. А вас он в расчёт не брал, считал монашествующим, а тут загорелся...

  -Да уймись ты, чертовка, что ты несёшь? - перебил братец сестру. - Ничего не загорелся, всё я спокойно обмозговал. Ты не думай, Амадео, она даром что чернавка, а так миловидная, у монахинь воспитывалась, и рукоделие всякое знает, и даром, что ведьмой прозвали, а так она спокойная, кроткая...

  Амадео невольно расхохотался.

  -Ну, что ты смеёшься? - лицо епископа вытянулось, - чем она тебе плоха? Три языка знает, ерунду античную всякую, книжек перечитала целую уйму, меня поправляет, аще что забуду. Или ты этих... как их... - он пощелкал пальцами, - а, блондинок, что ли, любишь? Так молоко же белой козы ничуть не белей молока чёрной! Возьми - прок от неё будет, а покроешь её - она детишек тебе народит...

  Амадео почувствовал, что краснеет.

  -Делия... вы его слышите?

  Девица тут же откликнулась и, опустив на пол кота, подошла к ним.

  -Ну, ещё бы я его не слышала, не глухая. Он не помешанный, мессир Амадео, просто надоела я ему хуже горькой редьки, - пояснила сестрица логику сбивчивого красноречия братца, - он меня, конечно, любит, только обуза я ему, спит и видит от меня избавиться.

  -А вам не обидно, что в вас обузу видят?

  -А чего обижаться, - удивилась красотка, - Раймондо человек святой, не от мира сего, в облаках витает, земное ему как пыль подошвенная.

  Амадео умилился удивительным отношениям в семье ди Романо, и осторожно спросил.

  -Ну, а вы-то ... что чувствуете, когда вас незнакомому мужчине отдать пытаются?

  -Это вы со мной незнакомы, четыре года назад вы меня, совсем девчонку, в Парме, когда мы с братом у вас гостили, и не заметили даже, а я с вас глаз не сводила. Брат прав, когда говорит, что человек вы ума божественного и души кристальной. И в городе говорили, что на лекции ваши все школяры сбегаются, в эти часы никто больше и не читает - ибо все у вас! И лицом вы приятны, и от друзей ваших я столько добрых слов о вас слышала - какой же вы незнакомый?

  Амадео смутился почти до слёз, а Раймондо, почуяв, что слова сестрицы почему-то подействовали на друга лучше всех его уговоров, осторожно осведомился:

  -Ну что, берёшь?

  -Берёт. - Голос неожиданно раздался с лестницы, и донна Лоренца подошла к сыну. - Я, откровенно сказать, подобного сватовства в жизни не видала, но тебя, Амадео, иначе, видимо, и не возьмёшь. Тем более, Раймондо, что блондинок он не любит.

   Амадео не мог прийти в себя. Как же это? Он обещал себе никогда ни одной женщине не открывать сердца, но вот, никто и не ждал от него проявлений чувств и слов любви. Его не отвергали, но ему предлагалась и даже навязывалась в жены писаная красавица, и отказ был невозможен, - если он, конечно, не готов был обидеть друга и унизить девицу. Друга Амадео обижать не хотел, девица была красива и умна, и не запрети он себе помышления о женщинах, заставила бы его потерять голову. Да и, что скрывать, он ведь силой разума и духа гнал от себя все помыслы но ней, но с той минуты, как увидел её в бывшей детской Феличиано, постоянно в мыслях возвращался к ее образу. Но может ли это быть?

   Он наклонился к девице и тихо вопросил:

  - Но мне казалось, Делия, что и разговор-то со мной вам в тягость, и раны сердечные... разве мной нанесены были?

  Девица пронзила его синими глазами.

  - Я еще в Парме вас полюбила, а как из монастыря вернулась, мне мессир Крочиато сказал, что получение высших академических степеней сопряжено с большими расходами на подарки профессорам, так что большинство школяров принуждено довольствоваться степенью бакалавра или лиценциата, а промоции на вашем факультете настолько велики, что такую роскошь могут себе позволить только члены орденов, за которых платит конгрегация. А все, за кого конгрегация платит - члены духовного сословия. Церковь требует безбрачия от лиц, существующих на счет ее бенефиций. В Болонье ректор схоларной корпорации, он у нас гостил, - прелат. Как же тут не расстроиться-то было? И тут вдруг вы говорите, что обетов не давали. Братец тут же и решил меня за вас замуж отдать, да и сбыть с рук, а в октябре в Рим на диспуты поехать. Пойдешь за него, спрашивает. Я братцу и говорю: пойду.

  Амадео опустил глаза и пробормотал что-то невнятное. Слова девицы о любви к нему заставили его совсем растеряться, он и помыслить не мог, что любим ею, теперь не ведал, что сказать на подобное признание. Он был согласен взять Делию в жены, но как выговорить это? Наконец, вспомнив слова Раймондо, чуть улыбнулся.

  - Ну, если Господь повелел друзьям носить бремена друг друга...

  Глаза монаха воспламенились ликованием.

  - Берёшь?! Так я вас прямо сейчас, у отца Фабиано за углом и повенчаю... - Раймондо плотоядно потёр руки, - да, забыл! За ней отец оставил тысячу восемьсот флоринов - приданое, у венецианца, синьора Труффо, хранятся. Лишними тоже не будут, когда детишки-то пойдут. - Его преосвященство едва не приплясывал.

  Дальнейшее Амадео помнил смутно. Мать, довольно улыбаясь, велела ему надеть пасхальный костюм. Амадео, как в чаду натянул парадный дублет и, увлекаемый Раймондо, вышел в ночной город. Ночное небо было беззвездным, но странно огромным, он робко протянул руку девице и тут же ощутил ладони её тонкие пальцы. Всё казалось сном. Маленькая церковь святого Дженнаро была пуста, но епископ, юркнув в алтарь, потом торопливо пройдя по хорам, обнаружил настоятеля, мгновенно договорился с ним о проведении обряда, всунув ему в руку золотой флорин, выпроводил растерянного отца Фабиано из собственного храма, и в ликовании навек соединил дружка с опостылевшей сестрицей, потом отправил их в сопровождении матери домой, а сам, в веселии сердца воспевая 'Ныне отпущаеши...', направился в свою обитель.

  У порога дома их застал накрапывающий дождь, и со словами 'sposa bagnata - sposa fortunata', Амадео перенес невесту через порог. Душевно Амадео никак не мог прийти в себя, всё казалось каким-то ненастоящим, как предутреннее сновидение, тут он некстати вспомнил свой сон, который теперь так завораживающе и точно сбывался, и, выйдя из ванны, заметил у камина Делию, теперь в белом платье до пят. Мать вошла неслышно и благословила их - за себя и за отца.

  Через минуту они остались наедине в жарко натопленной комнате. Амадео чувствовал, что задыхается, руки его трепетали, он не знал, что говорить, начал молиться и вскоре успокоился. Подошел к девице, и сделал то, что хотел с той минуты, когда увидел её в комнате для игр в замке Чентурионе: распустил обвитые вокруг головы косы и медленно расплёл их, зазмеившихся по белой ткани. Он всё не мог решиться развязать на ней пояс платья, но он упал сам, когда Делия подняла руки к его волосам. Теперь он скользнул руками к её телу и затрепетал - от неё исходил чудесный аромат южных цветов, меда и лавра, возбуждение плоти налило его силой, он подхватил её и отнёс на ложе.

  Все дальнейшее тоже помнил как во сне. Он не готовил себя - даже мысленно - к роли мужа и отца семейства, но вот случилось невероятное: Господь, дабы не нарушил он данный когда-то необдуманный и продиктованный только болью обет, прилепил к нему сердце красавицы, дал услышать слова любви и приязни, привёл в дом его невесту, равной которой не было. Амадео понимал милость Господа к нему, но возблагодарил Его только в полночь, когда девица стала уже его женой. Оглядывая её, спящую, Амадео благодарил Бога за щедрость дара и просил дать ему мудрости и сил духа, чтобы оказаться достойным той, что первая сочла его достойным быть её избранником.