Страница 14 из 69
— Сила пара и сила винта покорят океаны, — мечтательно заметила Констанца. "Джованни занимается проектом воздушного шара, он тебе покажет".
— А если Уатт тебя опередит? — вдруг спросил Джон. "Ну, с винтом".
Джованни отпил кофе и поцеловал руку жены: "Это же не состязания на арене во времена древнего Рима, Джон. Это наука, какая разница, кто будет первым? Важно, чтобы наша работа приносила пользу людям".
— Ну, в России, — подумал Джон, откинувшись на спинку кресла, — вашу работу точно не оценят. Оно и славно. Царь Петр, конечно, оценил бы, да он такой был один. Екатерина больше интересуется литературой, хотя деньги ученым платит исправно, конечно. Умная женщина, дальновидная, как это мне отец говорил — чем беднее семья немецкого герцога, тем лучшие из нее выходят правители. Как раз из такой семьи мы невесту нашему королю и подобрали — и вот, девятый ребенок уже родился, — Джон почувствовал, что улыбается: "Ну, давайте займемся нашими петербургскими знакомцами, я тут целое досье для вас привез".
Констанца скинула чепец. Взяв гребень слоновой кости, девушка открыла рот. "Это третья, — сказал Джованни, дав ей проглотить ложку темной настойки, — Иосиф велел — три раза в день, после еды. И не ходи больше никуда, пожалуйста, я с тобой буду гулять в саду. Все же зима, скользко на улице".
Он подвинул кота. Устроившись рядом с женой на кровати, положив ее голову к себе на плечо, Джованни рассмеялся: "Питер с Джоном пошли в какую-то рыбацкую таверну. Его светлость говорит, что там — лучшее пиво в Голландии".
Кот мяукнул, и, перекатившись по меховому одеялу — устроился поближе к большому животу женщины. "Уже не толкается, — тихо сказала Констанца, — значит, скоро. А Питер отсюда — прямо в Индию, когда теперь увидимся?"
— Сейчас новый век, — Джованни все гладил рыжие, распущенные волосы, — уверяю тебя, он и до Санкт-Петербурга доедет, твой брат. Он же говорил, что хочет заняться тамошним рынком, особенно мехами.
Констанца посмотрела в темные глаза мужа и вздохнула.
— Болит что-то? — озабоченно спросил Джованни.
— Нет, — девушка потянулась и рассмеялась, — и правда ведь, кто бы мог подумать, что мы поженимся?
— Уж точно не я, — усмехнулся муж. Задув свечу в серебряном канделябре, он поцеловал ее в губы: "Спи, пожалуйста. Завтрак я сам сделаю, и тебе принесу, в постель".
Он лежал, слушая ее спокойное дыхание, сопение кота, что устроился у них в ногах, и, улыбнувшись, сказал себе: "И, правда, никто".
Летнее солнце заливало простые, не прикрытые ковром, деревянные половицы. Джованни присел на подоконник и посмотрел на собор Святого Павла — серый мрамор сиял в голубом, жарком свете июльского дня.
— Красиво, — подумал Джованни. "Соскучился я по Лондону, все-таки. Как это папа говорил, когда меня в Италию послали: "Побудешь там год, и поверь — захочется обратно. Хоть мы когда-то и были итальянцами, но вот уже какое поколение рождаемся на английской земле".
— Мне очень жаль, — услышал он голос Джона и вздохнул: "Я хотя бы застал папу в живых. Ты же знаешь, у него эта опухоль давно была, еще, когда я уезжал. Он не страдал, просто угас, и все".
— Там, в Мейденхеде, его похоронил, рядом с матерью твоей? — Джон поднялся и положил ему руку на плечо.
— Да, там же все наши лежат, — юноша пригладил чуть растрепанные, темные волосы. "Наши и Кроу, ваши-то в Оксфордшире. Ну, так что сведения? — он указал на бумаги, что были аккуратно разложены стопками по столу.
— Отличные, просто отличные, уважаемый магистр математики, — Джон поднял бровь. "Как я понимаю, тебя склоняли принять постриг, у иезуитов?"
— Семейная традиция, — Джованни расхохотался, показав крепкие, белые зубы. "Меня к чему только не склоняли, дорогой мистер Джон. Вот, — он отстегнул от лацкана серого сюртука золотую булавку с циркулем и наугольником, — я теперь полноправный член Великой Ложи Франции, как ты и просил. В Париже прошел обряд посвящения".
— Это очень, очень кстати, — пробормотал Джон, рассматривая булавку. "Меня тоже — приглашали. Тут у нас, в Лондоне, но, как ты понимаешь, официально я туда вступить не могу. Тем более — неофициально, там много знакомых подвизается, узнают".
— А с чего ты вдруг заинтересовался вольными каменщиками? — рассмеялся Джованни. "Они уже триста лет, как существуют, тихие, мирные люди".
— Это пока, — загадочно сказал Джон. Вчитываясь в какую-то бумагу, герцог добавил: "Я смотрю, римский резидент остался тобой, очень доволен. Пишет, что для ученого ты удивительно аккуратен, в работе, он имеет в виду".
— Я не знаю, с какими учеными он имел дело до меня, — обиженно сказал Джованни, соскакивая с подоконника, — но в науке важна аккуратность и внимание к деталям. А что те папские шифры? — озорно спросил юноша. "Можно мне ими заняться? Я уверен, что они не такие уж сложные, как кажется".
Джон, было, хотел что-то сказать, но дверь открылась. Легкая, изящная девушка с высокой, украшенной перьями прической, в шелковом, светлом утреннем платье, подняла подбородок: "Готовы эти итальянские шифры. Я их за чашкой кофе сделала, с утра".
Джованни взглянул в аквамариновые, большие глаза: "Мисс Кроу! Констанца! Вот уж не думал тебя тут встретить".
Девушка смерила его холодным взглядом: "Лагранж доказал теорему Вильсона, впрочем, — она презрительно посмотрела на пистолет, что лежал на столе, — ты, кажется, превратился из ученого в авантюриста, Джованни. Не думаю, чтобы тебя это интересовало".
— Джон, — она подошла ближе, — мне надо попасть на заседание общества гражданских инженеров, — проведи меня.
— Я могу, — небрежно заметил Джованни, засунув руки в карманы сюртука, — могу тебя провести. Ну, — он поднял бровь, — если хочешь, конечно.
Констанца вздохнула. Повернувшись на каблуке атласной туфли, девушка вышла в узкий коридор. "Я ни разу из него не стрелял, — сказал юноша, догнав ее, — из пистолета. И я встречался с Лагранжем, в Париже, мы с ним занимались".
Розовые губы задрожали в легкой улыбке. Джованни увидел над ними чернильное пятнышко: "Ах, как жаль, — вздохнула Констанца. "Я только намеревалась научиться стрельбе, а теперь и не у кого".
— Я могу, — торопливо проговорил юноша, — могу. Мы охотились, в Риме. То есть там, конечно, были мушкеты, но принцип один и тот же, — он встряхнул головой и обреченно добавил: "Вот".
Констанца остановилась и, поиграла жемчужным браслетом на тонком, белом запястье: "Заседание после обеда. Пойдем, — она кивнула в сторону Стрэнда, — у нас появилась кофейня, куда женщин пускают с черного хода. Там закрытые кабинки, очень удобно".
Джованни посмотрел на белые, сахарные облака, что плыли над площадью: "Я очень, очень, рад тебя видеть, Констанца".
Девушка все еще улыбалась — легко, мимолетно. Джованни, вдохнув запах лаванды, добавил: "И я тебя приглашаю, конечно".
На льняной, накрахмаленной скатерти, в серебряных, тяжелых подсвечниках горели свечи. Питер оглядел большой, крепкий, дубовый стол и услышал голос Эстер: "Курицу мы вам с собой дадим, даже и не спорьте".
— Я сразу отсюда — на корабль, — попытался отказаться Джон.
— Ну и что, — девушка пожала плечами, — упакую в корзинку, сейчас холодно, как раз в каюте и поешь, — она стала разрезать румяную, фаршированную птицу.
— Если начнется, Джованни быстро сюда добежит, тут близко, — подумал Питер, и попросил: "Можно я сюртук сниму? Все-таки родственники…"
— И я тоже, — обрадовался Джон, засучив рукава рубашки, и, отпил вина: "Я смотрю, его из Святой Земли стали привозить, берберских пиратов не боятся".
— Берберские пираты, — рассеянно сказал Иосиф, листая какие-то бумаги, что лежали рядом с его тарелкой, — не нападают на корабли, что везут вино. Они же последователи пророка Мухаммада, им запрещен алкоголь. Кстати, — он усмехнулся, — вы же меня спрашивали, что у нас за родственники в Новом Свете?