Страница 49 из 63
- О! Торговля! Достойное дело, для достойных людей! – умение выгодно пристроить добычу ничуть не менее важно, чем умение ее найти, забрать у прежних владельцев, защитить от других добывальщиков и доставить в безопасное место – Хольдом он тебя вряд ли поставит, опыта должного и выучки у тебя нет, но если в счет приданого даст корабль, то будет отлично. Настоящие корабли умеют строить только у нас, в благословенном богами Нурдланде, как позовет тесть тебя выбирать – меня с собой бери. Выберу тебе достойный шнеккер или кнорр, возьмет груза много, в шторм не даст течь.
- А ты разве разбираешься в корабельном деле? – удивился Уильям, он зачерпнул варева своей серебряной ложкой и обжег об нее губы.
Я хотел, было, обидеться на дурацкий вопрос, но передумал. Ну, темный человек, невежественный – что с него взять?
- Естественно. Будет выбор – бери корабль нашей, Нурдландской постройки, если, конечно, такой будут продавать. И вот тут уж надо смотреть, кто делал. Лучшие, конечно, в нашем фюльке сделаны. Но в Трэллеборге тоже мастера дело знают, и дальше, в селениях на восход карлы умелые живут, знают нрав тресковой тропы, умеют из доброго дерева дельную вещь создать.
- Нрав чего они знают?
- Моря. А вот после Хагаля народ становится, чем южнее, тем дурнее. Мачта ниже, кровь пожиже. Вот их поделки надо смотреть внимательно, а лучше вообще не брать. Такие долбодятлы в тех краях живут – ты не поверишь! (видал я парочку в Хагале, когда с отцом туда ходил – прямо на рынке в кровь подрался с дурными юнцами). Не норды – одно название, моря не знают, руки кривые. Они бы и сами на своих корытах топились, да не знают как, только поэтому куда-то доплывают...
Уильям вяло прихлебывал обед, вприкуску с зачерствевшей лепешкой. Пива он пить не стал, а я не отказался.
- Корабли, торговля... Мне бы Беату мою обнять!
- Успеешь еще намиловаться. А о деле думать надо! Слушай:
У Фитьюнга были
сыны богачами,
и бедность изведали;
может внезапно
исчезнуть достаток —
друг он неверный *
- Так что, думай, Уильям Вильгельмссон. Достаток в семью может принести супруга, но не дело тебе жопу об скамью плющить, его проедая. Ее дело – дом хранить и крепких сыновей тебе рожать, твое – силу рода и богатство преумножать всемерно.
Чувствую себя старцем столетним, который пытается вложить немного мудрости в тот кусок гранита, на котором растут уши у юного дренга.
- Посмотрим, - все также вяло ответил мне сын барона – Может быть сначала решу обучение завершить.
- А! Этот, как его... Уверсипед?
- Университет – со вздохом поправил меня друг – Университет Всех Наук, он в столице.
- Что, и, правда, все науки там постигли, всему учат?
Уильям молча кивнул.
- А не проще ли мудрых учителей к себе звать? Ездить никуда не надо будет.
- Самому к ним дешевле получается. Да и юноши и девы знатные знакомятся между собой, это полезно порой бывает. Свою Беату я встретил там!
Они там и девок учат? Хотя разумно, да. От умной бабы и дети тоже умные родятся, вдобавок, если ее одалем управлять оставить, пока сам в море – так она и налог с бондов и лойсингов соберет правильный, и коварный торговец ее не обманет, не обвесит и не обсчитает.
- Учат там и, правда, всему – продолжал Уильям – Военное дело...
Тут я оживился.
- И девок тоже? Военному делу? – мне стало смешно. Уж на что девы Нордов крепки телом, по сравнению с местными девицами, но в буре копий и им делать нечего, мужская это забава.
- Кто платит, того и учат, не перебивай, пожалуйста. Оружие любое: мечи всякие, короткие, длинные, пики и копья, топоры и кинжалы, борьба без оружия; метательного оружия мастера есть, коневодство и конный бой, осадное дело и тактика. Колдовские науки также можно постичь – но это для того, у кого склонность к ним есть...
... А вот это интересно!...
- Счет и письмо, языки всякие, обычаи разных стран, поэзия и стихосложение, география и астрономия, и очень много еще всего. Платить – две марки в год, по крайней мере, за то, чему отец рекомендовал учиться мне.
- Серебряных? Марки?
Уильям только улыбнулся.
- Раньше со мной верные слуги были, они и деньги держали, платили за все... А на год у меня сейчас с собой есть две марки. Третью, которая на жилое должна была тратиться, я Ульрику отдал...
Хм, да. Проехали.
- И что, заплатил – и учись, чему хочешь?
- Да, - просто ответил мне друг – Или не учись. Главное плати, а дальше дело твое. Но отец приказывал слугам следить, чтобы я посещал занятия.
- И что он для тебя выбрал?
- Кое-что из воинской подготовки, коневодство, счет, языки и письмо, и еще много. Ничего почти интересного... – Уильям снова начал впадать в тяжкие раздумья.
Воинское дело, значит?
Я предложил показать как-нибудь, чему он там успел научиться. Просто потехи ради, чтоб размяться, отвлечься от однообразного путешествия. И уже на следующем привале, на полянке, уже покрытой тенями деревьев в лучах вечернего солнца, он показал свое мастерство.
Борьба без оружия, говорил Уильям – и ночевать на той поляне стало очень комфортно усталому путнику.
Ибо я подмел полянку Уильямом, примял кусты Уильямом и утрамбовал мох Уильямом. Спина и руки у баронского сына оказались довольно крепкими, но это ему не помогло: ибо если ты один из самых мелких дренгов борга (ну ладно, самый мелкий, чего уж таить...), то бороться научиться придется – жизнь заставит. Он, правда, бурчал потом, дескать, нечестно бить его в живот, пинаться ногами и выламывать пальцы, когда он собирается схватить меня за шею. Но ведь бороться - так бороться! И то, по-дружески еще с ним обходился: грязных ухваток, что не дело применять против друга, я знал и умел немало.
Владение мечом, говорил Уильям – но меча у меня не было (а если бы и был, то владел я им все одно неважно).
Он обтесал ножом подходящую палку, я же нашел дубину с комлем на конце (сойдет за секиру), и он показал умения и навыки мечного боя, в первой же сходке попытавшись прямо парировать (!) рубящий удар «секиры» мечом.
Секиру.
Мечом.
Нет слов...
Лучный бой, сказал Уильям - и вот тут я утерся. Мы укрепили мою комлеватую дубину в трухлявом пеньке, я одел кожаный наруч, отошел шагов на пятнадцать, и из неожиданно тугого Уиллова лука попал в край пенька – срезень по самое оперение ушел в пень. Попал ведь! Ловкость, однако, при мне!
Уилл ухмыльнулся, узрев мою радость, и отошел на максимально возможное расстояние, с которого мишень не загораживали деревья, приготовил стрелы – и я увидел чудо! Клянусь клювом Гуллинкамби, он даже не целился, когда всадил стрелу в рукоять дубины, еще одну в комель (от чего дубину вырвало из пенька и унесло), в середину пня, в левый край пня, в правый край пня, и, до кучи, своей стрелой расщепил мою. Вот так вот – щелк-щелк-щелк, и все мишени поражены так, будто бы он стоял рядом, и втыкал стрелы руками. Пусть проклянет меня Кузнец Несчастий, если кто-то из наших карлов или бондов мог так же, или, хотя бы близко! Воистину это ярл тиса Улля, и змеи щитов ему покорны, похоже, чуть более чем полностью. Да и лук непростой: что пошло на плечи и уши, какая порода дерева, мне определить не удалось, но это явно был не тис, не клен и не ясень. Чей рог пошел на рукоять, тоже было не ясно. На диво тяжелый, тугой и красивый, он явно стоил немало. Вот это – славное оружие, а не то баловство, что я отобрал у незадачливого лукаря, когда вышел из болот к людям.