Во имя Долга

Землянин смотрел на меня внимательно, пристально, жадно, как будто ловил каждое движение. Я не сумела понять выражение его лица, но почему-то щекам стало горячо. Поспешно отводя взгляд, я смущённо пробормотала:

- Это просто охотничий наряд, и ты, по-моему, первый, кто углядел в нём что-то такое.

- Вот как? - хмыкнул мужчина. - Тогда я могу им только посочувствовать, потому что они очень многое потеряли в жизни.

- Кому -- им? - уточнила я.

- Тем, кто видел в этих одеждах только охотничий костюм, - тихо засмеялся он, покрывая лёгкими поцелуями мою шею.

- А почему "им"? Меня тоже можно туда отнести.

- А тебе я с большим удовольствием покажу всё на практическом примере, - многозначительно пообещал он и поцеловал меня, прекращая разговор.

В чём Зуева точно нельзя было обвинить, так это в неумении держать слово. Действительно, показал. Вдумчиво, неторопливо, с комментариями, от которых у меня, кажется, краснели даже уши. Боюсь только, после этой демонстрации я никогда не смогу смотреть на традиционный наряд своей родины как на одежду, а буду каждый раз ощущать на коже прикосновения пальцев и губ мужчины и слышать его жаркий хриплый шёпот, рисующий перед воображением такие картины, которые даже с учётом более свободной, чем земная, морали Рунара казались крайне неприличными.

А за обещанной демонстрацией, когда мы оба немного отдышались, последовало ещё одно открытие. Оказалось, что снятие шицы тоже может быть очень долгим, увлекательным, чувственным и эротичным процессом.

- Знаешь, ваша мораль всегда казалась мне довольно лицемерной, - пробормотала я, когда мы оба, уже обнажённые, лежали в кровати, и моя голова удобно устроилась на плече мужчины. - И удивляло, как вполне естественный и нормальный процесс можно считать неприличным. Теперь понимаю, что именно в ваших традициях считается неприличным и называется развратом.

В ответ на это мужчина засмеялся, чуть сильнее прижав меня к себе.

- Боюсь, я тебя разочарую, но в наших традициях развратом считаются немного другие вещи, а это -- так, скромные тихие игры, - ошарашил меня он.

- Скромные? - недоверчиво переспросила я. - А что же такое тогда не скромные?!

- Ты не поверишь. Напомни потом, как-нибудь при случае покажу, - весело сообщил майор.

- На примере? - иронично уточнила я.

- Хм. Ну, кое-что можно и на примере, - с насторожившей меня задумчивостью согласился он. - Но так вообще есть куча фильмов соответствующей тематики. А про некоторые вещи тебе лучше вообще не знать, будешь лучше спать.

- А ты...

- В теории, - засмеялся мужчина, легко сообразив, о чём я хочу спросить. - Не пугайся, в постельных развлечениях я исключительно консервативен, ни к каким извращениям тяги не испытываю и ничего ужасного и противоестественного с тобой делать не планирую.

- А что планируешь? - машинально уточнила я, пытаясь унять радостно забившееся от этого прямого и недвусмысленного обещания (то есть, у него в самом деле есть какие-то планы -- о нас вместе?) сердце и побороть смущение, вызванное подтекстом этих слов. Вот странно, как у этого мужчины получается постоянно вгонять меня в краску? Или это устоявшийся рефлекс, перешедший мне по наследству от образа Евгении Гороховой?

- Как несложно догадаться из вышесказанного, исключительно приятное и естественное, - хмыкнул он. - Я только не понял, тебе настолько понравилось, что не терпится продолжить, или настолько не понравилось, что ты ищешь пути побега?

- Зуев, ты невыносим, - проворчала я.

- Да, я помню, - рассмеялся мужчина. В этот момент, прерывая наш разговор, проснулся и требовательно запищал Ярик.

Вскинулись мы одновременно, только я -- быстро и встревоженно, а землянин неторопливо и с невозмутимой физиономией. В итоге я добежала первой, но замерла, не зная за что хвататься и что предпринимать.

- Что с ним? - напряжённо уточнила я, вскидывая взгляд на подошедшего мужчину.

- Расслабься, - хмыкнул он, развернул меня к себе спиной и начал аккуратно разминать мне плечи. - И не паникуй.

- Но он...

- От того, что ты будешь в ужасе бегать вокруг, ничего к лучшему не изменится, только ребёнка своими страхами заразишь, он ещё громче орать начнёт. Ну, плачет человек. Проснулся, хочется общения или кушать, - невозмутимо пояснил он. - Он не болеет, не умирает; просто говорить пока не умеет, и не может объяснить, что не так. И если он кричит, это не повод для паники. Успокоилась?

- Угу, - кивнула я, чувствуя себя очень странно. Тёплые сильные ладони на плечах действительно дарили поддержку, как будто через это простое прикосновение мне передалась частичка его непрошибаемого спокойствия и уверенности решительно во всём и сразу. - Спасибо.

- Это хорошо, теперь можно и у детёныша выяснить, чего он, собственно, хотел, - мужчина взял Ярика на руки, слегка покачивая на предплечье.

- Хороша же из меня мама, - вздохнула я. - Представляю, что бы со мной было, если бы...

- Да ладно, привыкнешь, - хмыкнул он. - Ты просто сроду никогда не сталкивалась с этим вопросом, да ещё принимаешь всё слишком близко к сердцу и реагируешь слишком нервно, потому что очень чувствительная.

- А ты сталкивался? - озадаченно уточнила я, забирая из его рук притихшего ребёнка.

- Ты настолько халатно подходила к работе? - рассмеялся Зуев, усаживая меня на кровать и вручая бутылочку. - У генерала Зуева пятеро детей. Володька, старший, дальше я, у нас четыре года разницы, потом через девять лет Ванечка, ещё через два -- Варька. А младшего, Ромку, родители пять лет назад внезапно учудили. Так что с маленькими детьми я давно, но в уже вполне сознательном возрасте сталкивался.

Я задумчиво качнула головой, потому что этот факт биографии бывшего начальника прошёл мимо меня. Вернее, о том, что у Семёна имеется несколько братьев и сестра, я знала, но никогда не рассматривала их наличие именно в этом аспекте.

- Слушай, Зуев, а ты всегда такой невозмутимый? - задумчиво поинтересовалась я.

- Практически, - весело ответил он, уселся позади меня, окружая своим теплом, обнял одной рукой за талию, прижимая к своей груди, и устроил голову у меня на плече, с любопытством наблюдая за процессом. - Но совершенства я, боюсь, такими темпами не достигну никогда. Кстати, я же тоже давно хотел задать тебе глупый вопрос. Почему ты меня по фамилии называешь?

- Не знаю, - я растерянно пожала плечами, потом не удержалась и, прижавшись, потёрлась ухом о его щёку, в ответ на что меня тут же легонько пощекотали за другим ухом. - Привыкла, наверное... а что?

- Смешно звучит, - я почувствовала, как он слегка пожал плечами.

Мы некоторое время помолчали, но не тяжело, а так... спокойно, уютно. По телу от сердца растекалось тёплое ощущение покоя и счастья. Хотелось вот так просидеть всю оставшуюся жизнь. И я позволила укорениться в себе надежде, что, может быть, у этого желания есть шанс сбыться? Не просто же так... всё это: объятия, какие-то планы, разговоры. Не будет равнодушный человек вот так сидеть, украдкой щекотать детские пятки и порой, будто в задумчивости, слегка прихватывать губами мочку уха.

Совершенно забыв о времени, мы сидели так, кажется, очень долго. Я тихонько ворковала с сыном, он улыбался и радостно агукал, а Семён обнимал нас обоих; как будто мы все были одним целым. Семьёй.

В конце концов Ярик угомонился и заснул, я аккуратно уложила его в кроватку -- и тут же оказалась поймана в охапку его папой.

- Ты что делаешь? - подозрительно уточнила я.

- По-моему, это очевидно, - хмыкнул он, зарываясь лицом мне в волосы. Его ладони в это время уже вполне уверенно скользили по моему телу, подтверждая, что -- да, действительно, очевидно. - Я к тебе самым вопиющим образом пристаю.

- Однако, какой ты, оказывается... ненасытный, - с лёгким смущением прокомментировала я, понимая, что совершенно ничего не имею против.

- Можешь не верить, - я и сам пока не очень верю, - но я, кажется, очень о тебе соскучился, - с ироничной улыбкой сообщил он, усаживаясь на край кровати и устраивая меня на коленях.