Во имя Чести

- Ещё бы, - фыркнул отец.

- Не перебивай, я рассказываю, - мама ткнула его локтем в бок. - Ну вот, мне один сразу приглянулся: чернявенький такой, улыбчивы-ый, глазища чёрные.

- Погоди, погоди, какой -- чернявенький? - перебила я, с намёком кивая на отца.

- Алехандро Лосано, был у нас такой, - пояснил тот. - Чтоб тебе было понятно, что это был за человек, сложи Сёмкину болтливость и Ванькину блудливость, получится что-то близкое, - фыркнул он. - Короче, гроза женщин -- это мягко говоря.

- А ты думала, я сразу на этого что ли внимание обратила? - кивнула на мужа мама. - Ха! Да эта язва меня минут через пять из себя вывела; я в жизни никогда такая злая не была, как тогда на него! Главное, он всех подначивал, но ко мне почему-то особенно прицепился. И всё говорил, что я мамина дочка, и вообще мне уже домой, спать пора, и нечего тут со взрослыми дядями ошиваться, заведение вообще с двадцати одного года. Особенно обидно было оттого, что, гад, по больному месту бил: я из девчонок всегда самой несолидной выглядела, в свои двадцать один -- на шестнадцать максимум тянула. Хорошо хоть, младшие классы вела, и то всегда за школьницу принимали. Да ещё с маминым тотальным контролем действительно была самая неиспорченная из всей компании. Наверное, была бы трезвая, я бы разрыдалась, а тут буквально шлея под хвост попала. Я ему и сказала -- мол, если так понравилась, так ты хоть на танец девушку пригласи, если сам не можешь догадаться, как по-другому внимание привлечь. А он взял и пригласил. Я-то спортивными танцами с пяти лет занималась, и вполне успешно, так что знала, с какой стороны к партнёру подойти.

- Па, но ты же не умеешь танцевать? - озадаченно хмыкнула я.

- Не умею, - не стал спорить он. - Но отказаться-то не мог. Зато я другое умел, и мы в общем-то не танцевали, - губы его сложились в довольную ухмылку.

- Целовались мы, - со смешком пояснила мама. - У меня в этом опыт небольшой, но был. Во всяком случае, прикинуться более-менее умудрённой женщиной удалось. И что-то ему, - короткий кивок в сторону, - так понравилось, что он меня весь вечер с коленей не спускал. А во мне уже столько дурной храбрости было, да ещё так у него ловко и приятно это выходило, что я совершенно не сопротивлялась.

- Погоди, дальше я догадываюсь, - опять перебила я. - Но вы же как-то упоминали, что мама тебя спасла?

- Не-е, дальше ты не догадываешься, - ухмыльнулся отец. - Дальше ещё хуже было. Спасти-то она меня спасла, но утром и от женитьбы.

- В смысле? - вытаращилась я на него.

- В прямом, - он пожал плечами. - Девушка у меня тогда была, мы через полгода пожениться собирались. Я даже вроде как влюблён был по уши, но тут эта пигалица вдруг так зацепила, что я про Аньку даже не вспомнил в тот вечер, и ночью не вспомнил. Вспомнил только утром. Когда проснулся с больной головой, не очень ясными, но крайне приятными воспоминаниями о вчерашнем и мыслью, что я никак не могу вспомнить имя юного создания, уютно дремлющего у меня под боком. Потом создание проснулось, мы познакомились заново, попытались оценить масштабы катастрофы, и в этот момент как раз Анна явилась. В общем, ситуация как в анекдоте. Потом... чёрт, вспомнить стыдно, что было. Анька орёт, эта рыдает, а тут я с ужасом соображаю, что мне через полчаса надо быть в космопорте, иначе с меня погоны снимут, и как бы не голову, потому что боевой вылет. Анька сама ушла, Леську я буквально выставил...

- Ну, не совсем, ты меня до остановки подбросил, - хмыкнула мама.

- Не мешай каяться, - шикнул на неё отец. - Короче, всех разогнал и на космодром кинулся, чудом успел. Окончательно очухался и протрезвел только когда уже взлетели, и начало до меня потихоньку доходить. Во-первых, на тему невесты моей. Я сообразил, что она должна была быть уверена, что я уже улетел, и не совсем понятно было, какой тёмной материи она забыла у меня дома в моё отсутствие. Да и вообще, как-то вдруг вспомнилось много мелочей, и я, можно сказать, прозрел, сообразив, что не просто так кое-кто из моих друзей Аньку недобрыми словами называл. А, во-вторых, на тему этой случайной девочки. Дошло до меня, хоть и с опозданием, откуда там кровь взялась на простынях. Сроду никогда себя такой мразью не чувствовал. Даже не столько сам факт совращения приличной девочки меня расстраивал, сколько... расстались мы как-то уж совсем нехорошо. Недостойно офицера поступил, да и вообще -- мужчины, но вернуться для извинений возможности не было. Командировка длинная, напряжённая оказалась, больше полугода мы там проторчали, и всё это время меня совесть грызла. Всех, с кем тогда в кабаке сидели, расспросил, выяснил, кто что помнит. Набралось много: что школьные учительницы, даже школу кто-то запомнил, и даже специальность моей пигалицы. Так что прилетел я и первым делом пошёл свою совесть успокаивать. Как был, в полевой форме с вещмешком. Звоню в дверь -- и чуть прямо там не падаю, потому что открывает мне дверь бледная тень с характерным таким пузом.

Я только присвистнула на этом моменте, потому что слов не нашлось, а дальше опять подключилась мама.

- А я, собственно, расставание не так уж страшно пережила, как он себе воображал. Понимала, в общем-то, что мужик ни в чём не виноват, сама дура, и вечером я совсем не возражала. Хреново мне стало, когда я вскоре сообразила, что он мне перед уходом подарочек оставил. То есть, не просто хреново, а действительно безумно страшно. И аборт делать страшно, - убийство же всё-таки, - и как представлю, что мать на это скажет, так хоть самой голову в петлю. Думала-думала, ревела-ревела, а потом решила: раз так всё сложилось, что делать, будем жить как есть. Хотя, если бы не Верка, я бы точно рехнулась: и так нервы, и беременность ещё тяжёлая была, короче -- врагу не пожелаешь. Красавца-офицера залётного вспоминала, но всё больше недобрым словом и по утрам, в обнимку с унитазом. И уж чего я точно не ожидала, так это явления его у себя на пороге. И если ты думаешь, что я была рада его визиту, ты плохо меня знаешь, - хмыкнула она.

- Не рада -- это слабо сказано, - вставил отец. - Если бы могла, наверное, с лестницы бы спустила. Говорит, мне одной с тобой встречи хватило на всю жизнь, проваливай-ка ты отсюда, мил человек, а то орать буду. А я стою, и чувствую себя идиотом и просто последней сволочью. Но, думаю, нет уж, если я сейчас уйду, я себе этого точно не прощу, а беременную бабу слушать -- последнее дело. Я её в квартиру задвинул, зашёл осмотреться, и мне совсем уж стыдно стало. Не жильё, каморка.

- Угу, много снимешь в центре города с зарплатой учителя младших классов, - вставила мама.

- Вот я огляделся и решил: хрен там, не пойдёт. Чей ребёнок -- даже спрашивать не стал, там всё по лицу видно было. Говорю, собирайся, женщина, нечего тебе тут гнездиться, а она в ответ -- в слёзы. Разозлился, думаю, не хочешь по-хорошему -- будет как получится. Сам что нашёл -- собрал, эту дуру в охапку и домой. Дальше опять как в анекдоте. Приезжаем -- чёрный гоблин! Анька встречает, вся такая благодушная, и насмехаться ещё начала, что, мол, кого я вообще приволок. Эта -- опять в слёзы, сбежать рвётся. Я окончательно озверел, на Аньку нарычал так, что больше её не видел; даже стыдно, хоть и стерва -- а всё равно женщина, опять я как-то не по-человечески себя повёл. Но меня в тот момент больше беспокоила эта рёва с пузом. Я её внутрь завёл, говорю, теперь будешь жить тут, возражения не принимаются. Хожу, показываю, где кухня, где спальня, где ванная, а тут меня вызывают. Майор наш, злющий как дьявол, говорит, Зуев, так тебя разэдак, если сейчас через две минуты не прибудешь в расположение и не доложишься по форме, оформлю как дезертира и под трибунал пущу. Я вещи бросил, Леське говорю, мне сейчас по делу надо, через два часа вернусь, не найду тебя здесь -- хуже будет. Всю дорогу прикидывал, где я эту дурёху разыскивать в первую очередь буду, потому что, честно говоря, не верил, что она действительно на месте останется. Однако возвращаюсь -- мама дорогая, мало того, что барышня моя дома, так ещё и с ужином готовым.