Страница 42 из 68
Дорожный указатель на обочине информировал о расстоянии до города Пренцлау.
— Это? — переспросил человек, отзывавшийся на кличку Макс. — Это…
Сначала Тайсон проломил ему рукояткой пистолета череп. В общем, и этого бы хватило, но на всякий случай беглец еще несколько раз ударил проводника — человеческий организм необыкновенно живуч, а рисковать в таком положении не следует.
Неожиданно на дороге послышался шум приближающейся со стороны Польши машины. Тайсон подхватил мертвеца и быстро отступил подальше за деревья.
Впрочем, долго прятаться в таком ухоженном, чистеньком и по-немецки заорганизованном лесу было бы невозможно. Создавалось впечатление, что расстояния между осинами и дубами кем-то выверены по линейке: километровые шеренги насаждений сменяли друг друга — и, казалось, выметены не только бесчисленные аллеи и тропки, но даже во мху и на траве под деревьями не найдется ни одной случайно упавшей веточки.
Словом, местность куда больше походила на театральную декорацию для детей, чем на естественный лесной массив. И тем не менее Тайсону удалось отыскать подходящее место — буквально в сотне шагов от трассы темнело в утренних сумерках лесное озеро.
По счастью, оно оказалось довольно глубоким. Потратив на поиски груза несколько драгоценных минут, беглый спецназовец вынужден был ограничиться наспех вырытым из земли полукруглым булыжником. Запихнул его Максу под куртку и в конце концов опустил покойника под воду.
Постоял, подождал, пока разойдутся круги по поверхности… Вовсе не для того, разумеется, чтобы отдать «отморозку» последние почести, — просто следовало лишний раз убедиться, что случайному прохожему ничего не бросится в глаза.
Хорошо бы, вода в лесном озере оказалась хоть чуть помутнее, но ничего не поделаешь! Конечно, рано или поздно тело обнаружат, однако Тайсону хватит времени, чтобы убраться…
Начал накрапывать дождь. Как нельзя кстати: такая погода вряд ли располагает к прогулкам на природе местных детей и пенсионеров. К тому же полицейским собачкам, в случае чего, намного труднее будет взять след.
Тайсон вымыл руки, привел в порядок одежду, отряхнулся… Привычным жестом натянул поглубже черную вязаную шапочку — и отправился на юго-запад.
Нужно было как можно скорее завладеть машиной. Обязательно легковой, с немецкими номерами, и так, чтобы по меньшей мере сутки никто не спохватился. А значит, об элементарном угоне и краже не может быть и речи: владелец заявит в полицию, оттуда сообщат постам…
Придется брать кого-нибудь прямо на трассе. В конце концов, одним покойником больше, одним меньше — на каком-то этапе это уже не принципиально!
Свои дальнейшие действия человек по прозвищу Тайсон продумал до мелочей. Ничего сложного: дороги здесь великолепные, расстояния не чета российским. Всего несколько часов езды — и вот она, граница с Францией! После Шенгенского соглашения машина с номерами ФРГ пересечет ее вообще без формальностей.
А уж там как получится и куда поближе — можно в Страсбург, можно в Метц… Бывший спецназовец достал из бумажника список — все верно:
Metz, Quartier de-Lattre-de-Tassigny Strasbourg, Quartier Lecourbe — rue d’Ostende. Впрочем, у бывшего капитана спецназа имелись адреса еще пятнадцати приемных пунктов Французского иностранного легиона…
Проверено электроникой
«Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?… Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника?»
Драка началась неожиданно, как-то сама собой.
Что называется, на ровном месте.
Первым получил по уху здоровяк с папиросой; его сосед, кинувшийся было разнимать, напоролся на локоть охранника, обиженно всхлипнул и стек по стене, исчезая из поля зрения.
Народ возмутился!
Агрессору моментально и с подобающим грохотом раскровенили бутылкой стриженый череп, кто-то задел ногой шнур, обесточив динамики, — и в прокуренной тишине посыпалась на пол посуда с крайнего столика.
— Перемать… мать! Мать…
Через секунду в кафе не было ни одной статичной фигуры — мелькание стульев, ног, каких-то иных, невесть откуда появившихся и вовсе не предназначенных для боевого применения предметов заполнило помещение. Несколько человек, попытавшиеся от греха подальше выбраться к выходу, безнадежно увязли в мистической кутерьме; один только, самый находчивый, решивший покинуть заведение не рассчитавшись, сумел проскользнуть до дверей — но и он был вынужден отступить, будучи впечатлен орденоносной грудью и фиксатым оскалом швейцара.
— Куда, падло?
Местная знаменитость, поэт-беспризорник по прозвищу, разумеется, Пушкин, воинственными кликами и пинками исподтишка не позволял схватке локализоваться. Бармен, так и не добежавший до спрятанного в подсобке телефона, вернулся — и теперь отчаянно пресекал то и дело возникавшие попытки использовать буфетную стойку в качестве арсенала; даже единственная, случайно забредшая на кофейный запах девица, вместо того чтобы естественным своим визгом создавать звуковой фон, деловито швыряла пепельницы и тарелки куда ни попадя.
Словом, равнодушных не было.
— А-а-а… эх!
Щуплое тельце Пушкина прямо по воздуху миновало пространство над грилем и врезалось в гобелен.
Бах! Тара-рах!
Пистолет в руке оклемавшегося наконец охранника на несколько мгновений очутился в центре внимания. Задранный в потолок, его ствол еще раз дрогнул, повинуясь движению надавившего на спусковой крючок пальца.
Ба-бах!
Гадостный запах войны и металлической стружки бесцветной волной раскатился вокруг — резанул по глазам, хлынул в ноздри, мучительно перекрывая дыхание.
— Стоять, сволочи!
Но уже никто никого не слушал. Что такое газовый пистолет, россияне представляли себе неплохо — и огромный, неукротимый, сплоченный общей бедой поток разгоряченных тел устремился вон из замкнутого пространства.
Швейцара снесли, опрокинули, кто-то даже наступил ему впопыхах на живот… и не было тут вины двадцать лет пресекавшего разнообразные побеги отставного конвоира.
— Куда? Стоять!
Но этот вопль носил уже характер безадресный и формальный…
— Одна-ако… Вонючая все-таки штука.
— А че? Че делать-то было?
— Не знаю, — честно признался Виноградов.
Времени прошло уже немало, но несмотря на принудительную вентиляцию, или, проще говоря, на сквозняк, образованный настежь распахнутой дверью и выбитым окном, долго высидеть в помещении разгромленного кафе было невозможно. Помимо всего прочего, свою лепту в ароматический букет вносили нашатырно-камфорные запахи недавно покинувшей поле боя «скорой помощи».
— «Паралитик»?
— Не-ет! «Слеза»…
Скорее всего, охранник не врал — патроны у него были не с нервно-паралитическим, а со слезоточивым газом. Тем более их уже все равно изъяли, вместе с пистолетом — так, на всякий случай.
— Ф-фу! Гадость.
Можно было поинтересоваться, куда смотрела СЭС, выдавая свои документы, — по идее, подобным заведениям положена вытяжка, если посетители курят. Но вопрос был бы не по адресу, и Виноградов приберег его для дальнейшей работы с барменом.
— Если хотите, пройдем на кухню. Там получше.
— Да ладно, я уже закончил! Читай, подписывай.
Охранник принял из рук Владимира Александровича бланк и принялся водить глазами по строчкам, шевеля обметанными аллергической сыпью губами. Ему здорово досталось: пластырь в половину затылка, кровавая паутинка полопавшихся сосудов вокруг зрачков… Завтра сообразит и ляжет в больничку — с сотрясением мозга.
— Виноградов! Не поучаствуешь?
Около столика на скаку замер Филимонов — неизменно стремительный и хмурый, как и положено «при исполнении» начальнику уголовного розыска. Впрочем, во внеслужебное время он был мужиком свойским, жаль только, времени этого оставалось только на сон да на баню по пятницам.