Страница 64 из 75
Уже добрались, - подумал редактор, слюнявя картонный мундштук.
- Я вам скажу, процесс уже пошел, шеф, - продолжал въедливый корреспондент из Америки, словно прочтя мысли начальника. - Не знаю, как там у вас в Лондоне, но у нас в Нью-Йорке судачат, что советскому полпреду в Британии Леониду Мануальскому - тоже скоро на выход. Он, конечно, не явный тролист, но Трольскому симпатизировал, чего уж там. Плюс с Дрезинским дружбу водил, чуть ли не семьями приятельствовали. Но Железный-то Феликс - тю-тю, у Кремлевской стены упокоился. Значит, и Мануальскому - гайки. Думаете, как Дрезинского не стало, даром он, что ли, в Лондон свалил, каким-то зачуханным послом? Это после того, как он возглавлял и наркомат Внешней торговли, и комиссию по увековечиванию памяти незабвенного Ильича?! И с таких-то постов - в полпреды? Похоже на опалу, а? Или на бегство, не знаю, что вернее. Только вряд ли он далеко убежит, есть информация, что Ананас Мухлиян, поставленный генсеком Стылым на Наркомвнешторг вместо Мануальского, уполномочен, по приезде в Лондон для переговоров по каспийской нефти, снять его также с должности посла. Со всеми вытекающими, как принято у большевиков. Утром уволят, днем арестуют, к вечеру добровольное признание под пытками, потом наскоро от крови мокрой тряпкой оботрут, для проформы, и в расстрельный подвал...
- А обтирать-то зачем?
- Я же сказал, для блезира. Хоть это, полагаю, необязательная процедура...
Похоже на то, - подумалось редактору, и ему стало искренне жаль посла. Они были знакомы шапочно, перекинулись парой слов на приемах, периодически устраивавшихся в советском полпредстве при Мануальском. Посол производил самое благоприятное, впечатление. Образованный человек, безукоризненно воспитанный, никаких, традиционных для прочих большевиков перекрещенных пулеметных лент, с ним было не стыдно сесть за стол переговоров, а в перерывах - поболтать о беговых лошадях. Или о живописи с современной литературой, да о чем угодно еще, вплоть до спиритизма, поскольку, как поговаривали в высшем обществе Лондона, Мануальский был сведущ в эзотерике. Впрочем, не удивительно, раз они Гуру западных буддистов господином Вывихом были дружны чуть ли не с юности...
Вот и почивший Владимир Вабанк его Чародеем партии прозвал... - пронеслось у редактора.
- Черт побери, - пробормотал пораженный редактор, поскольку картина чьего-то замысла, громадного и дерзкого, начала неожиданно вырисовываться у него перед глазами. Только он не был уверен, будто жаждет обозреть ее целиком. Дрезинский, Трольский, Мануальский, Триглистер, Вывих...
Что же вы задумали, черти...
Многие из тех, кого он перечислил мысленно, были уже мертвы. Других, если верить абоненту на противоположном конце линии, ждала неминуемая смерть. Да и он сам предчувствовал их судьбу спинным мозгом. Тут сработал отточенный годами репортерский нюх. Он же подсказывал: не лезь туда, ох, не лезь... Это было, как заглянуть в бездну, наклонившись через перила, чтобы ощутить сочащийся с ее дна замогильный холод. Его властное притяжение. Ужас, нахлынувший на редактора, отдался в корнях волос, и они встали дыбом. К горлу подкатился мерзкий ком, одновременно с тошнотворным головокружением.
- Отступи от края, если не приспичило ухнуть вниз головой, - сказал чей-то основательно испуганный голос, он с удивлением распознал в нем свой. Отодвинул трубку от уха. Опять прижал.
- Ну, насколько мне известно, господин Мануальский много лет проработал в Баку, где занимался электрификацией Каспийского нефтеносного района, - начал он, чтобы вернуть себя из иррационального. - И, с тех самых пор, знает многих европейских управленцев высшего звена в лицо. Он лично работал и фирмой братьев Нобелей, Каспийско-Черноморским обществом Ротшильдов и с нашей "Shell", если не ошибаюсь, в те годы на Кавказе работал Маркус Самюэль. Он сегодня - птица весьма высокого полета...
- Что вы имеете в виду, шеф? - не понял собкор в Нью-Йорке.
- Что такими кадрами, как господин Мануальский - не разбрасываются даже большевики...
- Ну, положим, Ананас Мухлиян, которого вы ожидаете в Лондоне со дня на день, тоже - не лыком шит, - парировал собкор. - И серьезных связей у него хватает, причем, в тех же кругах. Они ведь с Мануальским в Баку в одно примерно время работали. Думаю, для вас не секрет, шеф, этот Мухлиян - тертый калач. В русскую революцию он был избран одним из комиссаров самопровозглашенной Бакинской Коммуны. А, когда с благословения британской разведки эсеры пустили его коллег в расход, он единственным каким-то чудом выкрутился. Сами понимаете, шеф, чтобы устраивать такого сорта чудеса, требуются нехилые связи международного уровня. Если б не заступничество англичан летом 1918-го...
Час от часу не легче, - подумал редактор, а вслух сказал:
- Значит, тем более не стоит опасаться за Мануальского, раз они с Мухлияном оба - из Баку. Получается, земляки. Найдут общий язык...
- Вы так думаете?! - усомнился в Нью-Йорке абонент, после чего связь прервалась, прежде чем редактор решил для себя, что именно он думает по этому поводу, и стоит ли ему откровенничать со своим сотрудником. Отложив трубку, он задумался еще крепче. С одной стороны, все было более или менее понятно. Из того, что лежало на поверхности, разумеется, и, если не вникать в детали.
То есть, что Советы задыхались в тисках международной изоляции, которую сами себе устроили, этого факта никто, включая самого редактора, в здравом уме оспаривать бы не стал. Ведущие страны Запада, которым мраксисты грозили своей Педикюрной революцией, в отместку объявили им бойкот. И большевики, похорохорившись какое-то время, четко уяснили для себя, что без западных инвестиций с технологиями, их режим рано или поздно падет. Протянет ноги, никакая ВЧК не поможет. А, осознав эту нехитрую истину, стали искать способы, чтобы преодолеть эмбарго. А, заодно, людей, к которым Запад прислушается. Таких, какие способны дать понять Нью-Йорку и Лондону, что классовые битвы остались в прошлом, больше - никаких Педикюрных революций на экспорт, Москва в состоянии предложить своим деловым партнерам то, что их может заинтересовать. А что всерьез интересует Запад? Только то, на чем можно хорошенько поднять, то есть, нефть, алмазы и другие полезные ископаемые.
Тут без тонких дипломатов вроде Мануальского или ушлых финансистов наподобие Триглистера, не обойтись, - думал дальше редактор. - Или хитрована Вывиха, который даст фору им обоим, поскольку устроился грамотнее всех, крутит через свою чернуху такие гешефты, Ротшильды отдыхают, а, чуть, что не так, взятки-гладки, мировая интеллектуальная величина, филантроп, философ, художник, не подкопаешься...
Тот факт, что все трое были тесно связаны с чрезвычайкой и ее бывшим председателем Дрезинским, редактора особенно не смущал. Насколько ему было известно, для Железного Феликса это было в порядке вещей, выполняя щепетильные миссии, действовать через агентов, внедренных в другие, внешне невинные советские структуры, тот же Наркомат внешней торговли или Комитет по концессиям, их сотрудники зачастую, имели двойное подчинение, получая указания от начальника Иностранного отдела ОГПУ товарища Агрономова-Михельсона, или даже непосредственно от Феликса Эдмундовича.
Другой вопрос состоял в том, кто их начал сливать, открыв счет товарищем Меером Триглистером? Новый генсек товарищ Стылый? Подсидевший Мануальского в кресле наркома Ананас Мухлиян?
Редактор, с натяжкой, мог допустить нечто подобное, тем паче, ему, в общих чертах, были известны бытующие у большевистских лидеров нравы. Иосиф Стылый не нуждался в старой гвардии усопшего товарища Вабанка, у него хватало своих, преданных лично ему выдвиженцев. Соответственно, вчерашним товарищам по партии, всяческим Трольским, Неменжуйским и Мануальским, по мысли нового вождя, наверняка предстояло, как можно скорее, отправиться туда, где уже пребывали товарищи Дрезинский, Фрунзе, Сверло и целая плеяда влиятельных большевистских бонз первой волны.