Капитан Виноградов

Никита Филатов

Капитан Виноградов

Десять дней в неделю

1

Вот так всегда в России: сидишь и гадостей ожидаешь…

С трудом протиснувшись к выходу, Владимир Александрович в последний момент все-таки вывалился из троллейбуса. Сразу же за его спиной тупо клацнула дверь, защемив чью-то дерматиновую сумку.

Бедные «топтуны», если они сегодня за мной работают, подумал Виноградов. Вести наружное наблюдение в час пик в нашем общественном транспорте — дохлое дело. Хотя у них теперь вроде порядок с автомашинами, могут челноком вдоль маршрута мотаться, ждать, когда объект сам выйдет…

Он осторожно, стараясь не поскользнуться на прихваченной ледком луже, отошел от остановки, проверил наличие пуговиц, оправил сбившийся на сторону шарф. Вроде ничего подозрительного. Поднял глаза — на световом табло золотисто мерцало: «17.03» и «—02». С видом позорно опаздывающего человека рванул на себя ручку массивной стеклянной двери и очутился в сумрачном склепе заводской проходной.

Предъявил в раскрытом виде:

— Студенты проходили?

— Было несколько… — худощавый высокий вахтер кивнул головой и нажал кнопку турникета.

Виноградов прошел внутрь, но стал так, чтобы не выпускать из виду стража ворот и тех, кто может сейчас «ломануться» вслед. Озабоченно роясь в портфеле и бормоча под нос нечто невразумительное о «конспектах», «курсовом плане» и «чертовом доценте», он не мог не похвалить себя за предусмотрительность — вместо одного-двух положенных документов прикрытия у него всегда было не меньше пяти разных, на всякие жизненные случаи. Вот и сейчас — что бы можно было сделать без студенческого билета судостроителя-заочника, дающего право прохода для практических занятий и консультаций на территорию крупнейшей в России военной верфи?

Охрана здесь обрубит любой «хвост», на подобных предприятиях к милицейским удостоверениям относятся очень спокойно… Нет, слава Богу, — за кормой чисто.

Виноградов прошел немного по выметенному, чем-то напоминающему образцовый казарменный плац дворику и покинул территорию верфи через соседнюю проходную, очутившись за углом от той улицы, где несколько минут назад оставил троллейбус.

Темнело. В холодном воздухе нехотя густел традиционный осенний туман. От недалекого порта ветер тянул запах соли и водорослей. Он обернулся — здесь табло над дверью почему-то показывало те же «17.30», но о температуре сообщало, что «—04».

Интересно, подумал Виноградов, если на предприятии, изготавливающем электронику для морских ракетоносцев, не могут отладить собственные часы с термометром, то враги, пожалуй, могут спать спокойно. Однако же — в любой момент какой-нибудь датчик сам себе не понравится, «закоротит» или наоборот… и — «Гуд бай, Америка!».

— Вечер добрый! Простите за опоздание.

— Ерунда, — бросил Владимир Александрович, ныряя в уютный салон «девятки». Захлопнув дверцу, протянул водителю руку:

— Приветствую!

Обернулся, чтобы поздороваться с расположившимся в полумраке заднего сиденья незнакомым мужчиной — и от страшного удара в затылок обрушился на рулевую колонку. Успел еще почувствовать боль — рука водителя, вцепившись в волосы, запрокинула голову Виноградова — затем еще один тычок в открывшуюся шею, и окружающее растворилось клубящимся огненно-фиолетовым пятном…

Было темно, пахло грязью и бензином. Судя по всему, он лежал на дне машины, скрюченный и прикрытый какой-то тряпкой. На каждой дорожной выбоине в голове перекатывался раскаленный шар, тошнило, собственные глаза казались огромными свинцовыми таблетками. Первая же попытка пошевелить связанными конечностями выдавила из отбитого горла жалобный стон.

Почти сразу краешек материи был отвернут и вплотную приблизилась мясистая, плохо выбритая физиономия:

— Це-це-це! — укоризненно сказал ее обладатель. — Спи давай. — И ударил Виноградова тыльной стороной ладони в висок.

Сделал он это вполне профессионально, но то ли положение было неудобным, то ли еще почему-то — Владимир Александрович обмяк, опрокинувшись в тягучее море боли, но полностью сознания не лишился.

Некоторое время машина шла ровно и, судя по всему, достаточно быстро, — загородное шоссе, понял Виноградов. Особых иллюзий на свой счет он не испытывал, при таком начале конец свидания мог быть только один, вопрос только — просто убьют или будут зачем-нибудь мучить перед смертью. Стало не то чтобы страшно, это, конечно, тоже — стало очень обидно и до слез себя жаль. Действительно до слез — Владимир Александрович почувствовал, как мокро защекотало в уголках глаз и на щеке…

Внезапно режим движения изменился — по нарастающей взревел мотор, загоняя стрелку спидометра за стопятидесятикилометровую отметку, на нескольких виражах измученный мозг Виноградова испытал почти самолетные нагрузки. Сквозь грохот он расслышал короткие гортанные реплики похитителей, твердое колено бесцеремонно придавило грудную клетку — любитель рукоприкладства перегнулся к левой задней двери, опуская стекло, как догадался Владимир Александрович. Щелчка предохранителя так и не послышалось, очевидно, автомат был приготовлен к стрельбе заранее.

Три короткие очереди — каждый выстрел сильно отдавался через упертое в грудь колено — не остались без внимания преследователей. Попаданий Виноградов не ощутил, просто устроившийся на нем стрелок неожиданно дернулся и сполз вниз, окончательно придавив пленника. Занятый попытками освободить для дыхания хотя бы ротовое отверстие, Владимир Александрович даже не успел осознать мстительного удовлетворения.

Почти сразу же вслед за этим машина остановилась. Водитель открыл дверцу и, как понял по скрипу пружин сиденья Виноградов, высунулся наружу. Он успел прокричать что-то жалобное на родном языке — и без перевода было понятно, что сдается, просит не убивать, — но дважды громыхнуло картечью, и уже неживое тело отшвырнуло обратно в салон.

Виноградов решил пока не напрягаться, тем более что навалившийся сверху мертвец особой свободы движения не давал. Хотя, конечно, если ребята задумали спалить «девятку» вместе с трупами, продуктами своего труда, чтобы концы в воду… Додумать эту увлекательную мысль Владимир Александрович не успел.

Тело, закрывавшее доступ к воздуху и свободе, небрежно стащили в сторону. Откинули вонючий край материи:

— Слава Аллаху! Живой?

Способность удивляться — это, наверное, последнее, с чем на свете расстается человек. Рассматривая снизу вверх спасителя, Виноградов вынужден был признать, что меньше всего ожидал увидеть эту изломанную физиономию профессионального боксера, пижонскую золотую цепь на багровой шее, нахальный прищур глаз.

— Да, господин Степаненко. Спасибо! — вежливо ответил он.

— Испугался? — Степаненко посторонился, переложив в левую руку пятизарядный охотничий карабин, только что бывший в деле. Тренированные лапы вытянули Владимира Александровича из салона, ловко орудуя ножом, освободили конечности.

— Теперь — да! Когда тебя увидел, — Виноградов, не удержавшись на ватных ногах, привалился к грязному боку машины. Нельзя сказать, что он был вполне искренен.

— Лука-авишь… — расхохотавшись, погрозил пальцем спаситель. — В «тачку», быстро!

Повинуясь команде босса, двое парней, один из которых перед этим перерезал унижавшие Виноградова веревки, подхватили Владимира Александровича и, стараясь не причинить лишней боли, отнесли его к сверкающему рядом ненашей белизной «форду».

Меньше чем через минуту раненая машина с мертвецами одиноко истекала бензином на пустынной в эту пору проселочной дороге всего в паре километров от крупнейшего шоссе Северо-Западного региона.