Страница 44 из 51
На него дохнуло затхлостью и тлением. Окон внизу не имелось; вместо них, высоко наверху, под самым потолком шли кругом всего павильона овалы со вставленными в них разноцветными стеклами.
Внутри было довольно светло. У одной из стен стояла кушетка с прорванною обивкой, из которой виднелось мочало; вдоль других большой стол, стулья и кресла. На приделанной к стене полке лежали книги; несколько штук их в кожаных переплетах валялось на столе и на кушетке.
Все было покрыто густым слоем пыли.
Маремьян оглядел помещение, испробовал прочность замка и двери и остался вполне доволен. Заперев опять павильон, он направился в театр к единственным оставшимся в нем жильцам, Стратилату и Агафону, и объявил им, что барин приказал немедленно очистить все здание.
— Как же так, Маремьян Васильевич? — возразил Стратилат. — Вы же сказывали, что он разрешил нам здесь жить?
— Разве с ним сговоришь? — слегка разводя руками, ответил Маремьян. — Сегодня у него одно, завтра другое! Совсем сломать театр хочет!
— Вот оно что… — протянул Стратилат. — Нам бы всего несколько деньков перебыть, человечка одного подождать!
— А несколько деньков и во флигеле можете: там теперь горниц много пустых осталось, дворня почти вся в Баграмово сведена!
— Вот и чудесно! — воскликнул обрадованный Стратилат. — Много вам благодарны, Маремьян Васильевич!
— Только перебирайтесь сейчас же! — добавил тот. — Не ровен час, приедет сюда завтра утречком, шуму не оберешься!
Сборы актеров были недолги; Маремьян запер за ними театр на ключ и пошел отводить Стратилату и Агафону новоселье.
Разумеется, Пентауров и не думал отдавать какого-либо распоряжения о театре: очистка последнего потребовалась самому Маремьяну для выполнения его плана.
В достопамятный день Леня вышла из домика Шилина и только что поравнялась с длинным забором, тянувшимся сейчас же за домом, она заметила, что дверь театра приоткрылась и из нее выбежала недавно выздоровевшая Антуанетина. Леня узнала ее и остановилась.
— Барышня, беда у нас! — воскликнула та, догоняя Леню.
— Что случилось? — с легким испугом спросила Леня: так было правдоподобно волнение Антуанетиной.
— Елизаветина помирает… на сцене упала, корчит ее всю!… Милая, взгляните… не знаем, что делать!
Леня поспешила в театр.
Только что она вошла через вторую дверь и очутилась в полусумерках в проходе между кулисами, с боков разом выступили двое дюжих людей, накинули ей на голову и на лицо большой платок, и через несколько минут напрасно пытавшаяся биться и кричать Леня была водворена и заперта в павильоне.
Глава XXXI
Прошло два дня.
Стратилат с Агафоном заглянули даже в Баграмово, якобы в гости к своей знакомой Даше, но Лени не отыскалось и там. Ночью они забрались через сад на балкон и отворили дверь в зал: как и всегда, она стояла незапертой.
Убедившись, что весь дом спит, «отчаянный» Стратилат оставил в зале Агафона, шепнув ему, чтобы в случае чего тот выручал его, а сам пробрался по коридору, выходившему, как он знал, в девичью, но сколько ни вслушивался в тишину у дверей боковых комнат — не только плача, но и решительно никаких звуков ухо его не улавливало.
Наткнувшись в полной тьме на перила и ощупав их, он сообразил, что перед ним была лестница наверх.
Осторожно, задерживаясь на каждой ступеньке, чтобы трещание их походило на обычное ночное потрескивание полов и мебели, он взобрался по ней до самого конца и остановился: идти дальше среди непроницаемой темноты и не зная расположения комнат было невозможно.
И там, сколько ни напрягал свой слух Стратилат, подозрительного ничего не было.
Он так же тихо спустился вниз, выбрался в залу и вернулся вместе с Агафоном в сенной сарай, на ночевку в который они были допущены по просьбе Даши.
Утром они собрались уже уходить в город, когда из окна людской вдруг увидали показавшуюся в воротах вороную четверню; в коляске сидел офицер в голубом мундире.
— А ведь это никак наш молодчик? — проронил Стратилат, не сводя глаз с подъехавшей к дому коляски.
— Он! — отозвался Агафон.
Стратилат многозначительно глянул на друга и поджал губы.
— А ну-ка, милочка! — обратился он к сидевшей с ними Даше. — Узнай, зачем этот офицер приехал — оченно мы с Агашей любопытны! Да ты лётом, Дарья Прекрасная!
Он щипнул ее, и та, сияя от тонкого обращения своих гостей, унеслась из людской.
— Не иначе, как за хвост да об угол хватить его приехал! — сказал Стратилат.
— Так и надо!… — что отдаленный гром, ответил Агафон.
Пентауров находился в самом приятном настроении. Маремьян донес ему, что затея его удалась блестяще: птичка сидит в клетке и все следы заметены совершенно.
Оставалось подождать еще пару-другую деньков, а там на этом самом верху появится Ленька, и тогда…
Степан Владимирович начинал с блаженным видом посвистывать, мылить руки и напевать романсы.
В это время лакей доложил ему, что приехал гость — офицер, господин Светицкий.
— Очень рад, проси в гостиную! — ответил он лакею. «Светицкий, какой такой Светицкий? — думал он, спускаясь за лакеем вниз. — Чем он тут светит?!» И он даже хохотнул от игривости собственного ума.
— Очень приятно, что собрались навестить отшельника! — начал он с покровительственно-приятным видом вельможи, входя в гостиную, где у окна стоял молодой гусар. И Пентауров протянул руку, но она осталась непринятой.
Тут только Степан Владимирович рассмотрел, что лицо его гостя не румянее беленой стены и глаза у него что угли.
— Где Леонида Николаевна? — спросил Светицкий, как будто спокойно, но с такой ноткой в голосе, которая ничего доброго не предвещала.
Степан Владимирович даже похолодел от неожиданности.
— А вам какое дело? — проговорил он, пятясь к двери.
— Отвечайте или на месте изрублю! — начиная тяжело дышать, негромко произнес гость.
— Да что вы, в самом деле?… Я ничего не знаю!… — пробормотал Пентауров. — Какое мне дело? Это странно… врываетесь в дом!…
— Лжешь! — вдруг так крикнул Светицкий, что люди, стоявшие около лошадей, услышали и оглянулись на открытые окна гостиной. — Лжешь, мерзавец! Где она?! — Гусар вырвал из ножен лязгнувшую саблю и кинулся на Степана Владимировича; тот успел выскочить за дверь, захлопнуть ее за собой и с криком: «Эй, люди, люди!» — зайцем понесся по коридору.
Светицкий наткнулся на дверь и несколько опомнился. С минуту он простоял, распахнув ее, на пороге и глядел помутившимся взглядом в коридор, затем, держа обнаженную саблю в руке, пошел в зал, а оттуда по всем комнатам, ища Леню.
Навстречу ему выскочило несколько лакеев; за ними виднелись перепуганные лица горничных и самого Пентаурова.
— Берите его! Вон тащите! — кричал он, толкая в шею и спины дворовых, но те, видя саблю в руке офицера, кто попятился назад, кто жался к стенке.
Светицкий шел, по очереди распахивая все двери и заглядывая в каждую комнату; одна из дверей оказалась почему-то запертой, он вышиб ее ударом ноги и вошел в спальню Пентаурова.
Через минуту он показался обратно, и вся толпа, подавшаяся было к той комнате, шарахнулась назад.
— Это сумасшедший! Вяжите его! — неистовствовал Пентауров, колотя сзади своих людей, но броситься на гусара, шедшего на них, словно на пустое место, никто не осмеливался; он молча продолжал свой осмотр.
Степан Владимирович метнулся в одну из комнат и выскочил оттуда с пистолетом руке.
— Уходите! Стрелять буду! — крикнул он, наведя дуло на Светицкого. Тот глянул в его сторону и пошел прямо на него.
Грохнул выстрел. Сквозь дым видно было, что гусар сделал еще шаг, затем выпустил из руки саблю и тяжело рухнул на пол.
Все, что было живого в коридоре, кроме самого Пентаурова, ринулось бежать.
— Куда вы? Назад! — закричал он. — Назад все!
На выстрел первым выскочил в коридор через зал Илья, за ним Стратилат с Агафоном; все трое бросились к лежавшему.