Страница 32 из 51
— Для вас все и всегда выполню с величайшим удовольствием! — ответил гусар.
— Притвори-ка дверь…
Светицкий встал и тщательно притворил дверь в зал.
— Что говорить сейчас с тобой будем — не хочу, чтоб кто-нибудь знал. Даже Леня! Понял?
Светицкий слегка поклонился.
— Помни же! Умру я скоро.
— Что вы, Людмила Марковна… — начал было обычную фразу Светицкий, но старуха досадливо отмахнулась рукой.
— Не пустословь, не с маленькой говоришь! — резко сказала она. — Ухожу — чувствую; дунет на меня что-нибудь, и отлечу, что лист с дерева осенью. Леня одна как перст останется, а она для меня и сын, и внук, и дочь — все в ней! И болит душа: некому доверить и поручить ее — дрянь все людишки. А тебе верю: молод ты, да в твои года люди честнее бывают! Будь же Лене братом: остереги, помоги ей, коли понадобится!
— Охотно! — воскликнул Светицкий.
— Честно поможешь? И сам худа ей никогда не сделаешь?
— Клянусь вам в том! — гусар перекрестился.
— Смотри: на дуэль тебя вызвать за нее будет некому, но есть Бог! Бойся, если он с тебя за нее ответа потребует!
— Всем святым клянусь, что все выполню, как вы хотите! — горячо сказал Светицкий.
Удовлетворение изобразилось на лице старухи.
— Ну, ну… верю… — совсем мягко сказала она. — Ты хоть и гусар, а душа у тебя чистая!
Дверь отворилась, и появилась с парою книжек в руках Леня.
— Я вам кое-что для чтения принесла, — сказала она, протягивая принесенное Светицкому. — Это «Гамлет» и «Король Лир» Шекспира во французском переводе!
— Ну, ну, займитесь… — сказала Пентаурова. — Тебе, чай, скучно со старухой сидеть?… Погуляйте, покажи, Леня, гостю библиотеку… А ты знай: по воскресеньям и четвергам тебя к обеду жду!
Светицкому захотелось закричать во все горло, перекувырнуться, пройтись колесом через весь дом. Он брякнул шпорами, еще раз поцеловал руку Людмилы Марковны и пошел вместе с Леней в дом.
— Что могла — сделала… — думала, прислушиваясь к их шагам, Пентаурова. — Что выйдет — Богу известно!
Глава XXIII
Часа через три лихая тройка во весь опор уносила счастливого Светицкого из баграмовского дома.
Когда изогнувшиеся в кольцо пристяжки вылетали из ворот, во двор входили двое порядочно запыленных путников с палками в руках. То были Стратилат и Агафон; оба они едва успели отскочить в стороны, и мимо них, что молния, мелькнули вороные кони, коляска и в ней молодой офицер в голубой венгерке.
— Кто такой? — проговорил Агафон, глядя на клубы пыли, в которой разом как бы утонули и коляска и кони.
— Господин Светицкий, Дмитрий Назарович, — отозвался Стратилат, знавший всех в городе, — барин первый сорт!
Куча собак, с громким лаем провожавшая коляску, набросилась на вошедших, и те, отбиваясь от них палками, остановились и стали оглядываться, не зная, к какой из служб идти.
— Вали к дому! — решил Стратилат. — Кто-нибудь да выйдет к нам!
Они направились к подъезду, и на нем действительно показалась горничная девушка.
Стратилат снял свою старую измятую шапчонку и, держа руку наотлет, раскланялся с вышедшей.
— Наше вам-с рязанское! — сказал он, остановившись у нижней ступеньки. — Барышню бы нам повидать требовалось?
— Барышню?! — удивилась горничная. — А на что?
— А уж это мы им доложим, красавица! Вы как, золотая, не из басурманок будете?
— С чего вы взяли: я русская…
— А коли русская, так положение у нас совсем другое, как в сказках сказывается: ты странного человека напои, накорми, спать уложи, а потом уж и спрашивай…
Горничная фыркнула, развязность Стратилата и веселое, задорное лицо ей чрезвычайно понравились.
— Пойдемте, я вас в застольную проведу! — вызвалась она, сбегая вниз. — Я как про вас барышне сказать?…
— Рыцарь, мол, Роланд и оруженосец Альварец.
Горничная захихикала и закрыла лицо рукою.
— Господи, какие вы страсти говорите! — воскликнула она.
Стратилат ткнул ее пальцем в бок и так описал при этом круг глазами, что та взвизгнула в полном восторге.
В застольной толстая стряпка, с которой сейчас же забалагурил веселый Стратилат, налила им в миску щей, отрезала по краюшке хлеба, и проголодавшиеся путники дружно принялись за ужин, а горничная побежала в дом доложить об их приходе.
Через несколько минут она вернулась и сообщила, что барышня велела провести их в девичью.
Рыцарь с оруженосцем покончили со щами и поспешили за своей провожатой. Почти одновременно с ними, из других дверей в девичью вошла Леня.
— Да это вы?! — обрадовавшись, произнесла она. — Здравствуйте! — Она по-товарищески потрясла обоим гостям руку. — А Даша мне сказала, что странники из Святой земли пришли!… Пойдемте ко мне!… — Она хотела идти, но Стратилат кашлянул в руку и деликатно остановил ее.
— Дозвольте здесь побеседовать… — проговорил он. — Дельце у нас есть к вам… просьбица…
— Какая?
— Владыка взлютовался на нас с ним… — Он указал на Агафона. — Ну, на него еще не так, а на меня, аки лев, рыкаяй!
— Да за что же?
— За косу, за эту за самую… — Стратилат повернул к Лене остриженный затылок. — За театральное действо! В солдаты хочет сдать: затылок, говорит, ты сам обрил, а лоб я тебе обрею!
Леня всплеснула руками и молча глядела на обоих гостей своих.
— И ему солдатчиной грозит, если в духовные не пойдет, а ему не охота…
— Не хотите? — спросила Леня Агафона.
— Нет… — словно бархат разостлал тот по комнате.
— Главное, из-за голоса не хочет его отпускать; в протодьяконы его к себе метит. А что такое протодьякон? Бочка с вином и больше никаких: нарастит рыло, как у сома, бык быком и проживет всю жизнь! А нам с ним иное гребтится…
— Что же?
— Да ведь не кочан капусты человек: в землю врастать ему нечего? Воли душа требует. Пособите нам!
— Что же я могу сделать? — искренне удивилась Леня. — Я бы с радостью помогла вам, но как? Разве вот деньгами? У меня есть немного!
Стратилат сделал движение рукой, словно отстраняя что-то.
— Денег зачем же? — ответил он. — Заступу нам дайте: заступы у нас нет никакой. Попросите старую барыню письмецо о нас написать архиерею.
— Разве это поможет?
— Еще бы! Уважает их очень владыка, смилосердуется!
Леня задумалась.
— Не знаю, согласится ли Людмила Марковна? — проговорила она.
— А вы попросите: вам они ни в чем не откажут!
— Вы думаете? — слегка качнув головой, сказала она.
— Да все это знают! Что ж ты, Агаша, молчишь? Проси же!
— Нет, нет, не надо! — воскликнула, смутившись, Леня. — Я без всяких просьб сделаю все, что могу!
— Вот спасибо! — радостно отозвался Стратилат. — Верно угадали мы, к кому нам идти надо!
— Спасибо… — проговорил Агафон и низко поклонился Лене.
— Погодите благодарить — дело еще не сделано! — сказала Леня. — Дня через два придите — постараюсь упросить Людмилу Марковну написать письмо.
— Вот и ожил человек! — молвил Стратилат, выпрямляясь и проведя по бокам руками. — Из Рязани вышли с ним — что ночь, оба были, а сейчас хоть камаринского пляши!
— Мы ведь товарищи по сцене! — с улыбкой сказала Леня. — А товарищи помогать друг другу должны…
— Где уж нам с вами равняться? — возразил Стратилат. — Гусь свинье не товарищ! Мы в Москву, в актеры с ним надумали!
— Может, и я на сцене буду?… — молвила Леня. — Встретимся тогда с вами…
— Дай-то Бог! Вот радость была бы — что праздник светлый! Правда, Агаша?
— Правда! — разостлалось по комнате, и в таких же бархатных, как голос, глазах Агафона Леня прочла, что и у него от души сказалось это слово.
Гости еще раз поблагодарили и ушли; Леня распорядилась, чтобы их приютили и на ночь и накормили, а сама поспешила к Людмиле Марковне.
Через два дня в той же девичьей Леня вручила обрадованным Стратилату и Агафону белый конверт, запечатанный большой красной печатью с гербом Пентауровой и адресованный рязанскому преосвященному. Леня была грустна и задумчива.