Не зарекайся

- Я перестану, - согласно кивнул Сергей Иванович. – Потому что пока ехал сюда, все решил. Что толку воздух сотрясать, если вы – два бестолковых существа, попрали все, что только могли. В общем, так. Берете паспорта и садитесь в мою машину. До загса довезу и прослежу, чтоб все – честь по чести. А там – как хотите. Можете уматывать в Штаты, или оставаться тут на потеху публике.

- Да ты что! – опешил Алекс. – Какой загс? Мы же толком не знаем друг друга.

- А надо было познакомиться, прежде чем штаны снимать – у всех на виду, надо было подумать, до того, как позорить отца на весь белый свет. Завтра сарафанное радио облетит всех – и кто нас лично знает, и кто только понаслышке верхов нахватался. Растреплют в миг, что мой сын с воспитанницей мало того, что о заповедях Божьих забыли, не иначе маразм случился, так еще и задницами голыми сверкали на все побережье, - зло прищурив глаза, ответил директор сыну.

- Прекрати блажить, - вдруг жестко ответил отцу Алекс. – Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоей церкви и ее прихожанам. Плевать я хотел на слухи, сплетни и пресловутое сарафанное радио.

- Прекрасно, - перебил сына Сергей Иванович. – А о Юльке ты подумал? Что у нее за спиной станут болтать? Дескать, попортил и забыл?

Они, словно забыли, что Юля слышит этот разговор. Так увлеклись, что просто запамятовали об ее присутствии.

- Она не маленькая девочка, а давно уже совершеннолетняя, - усмехнулся Алекс, - и в состоянии сама выбирать и отвечать за содеянное. Твои взгляды, отец, – прошлый век. Если следовать им, то я уже должен быть многоженцем. Поэтому говорю один единственный раз – я не собираюсь жениться. Ни сегодня, ни завтра, и уж тем более не на Юле.

Что ответил сыну директор, Юля уже не слушала. Ее вдруг страшно утомила эта семейная перебранка. Больше не было ни стыдно, ни неловко. Сознание словно в стазис погрузилось. Сквозь туманные обрывки фраз девушка почувствовала нарастающую гастритную боль и, отвернувшись, налила себе стакан воды прямо из-под крана. Выпила, громко глотая, но жажда не отступала. Только зубы заломило.

- Значит, жениться отказываешься? – пробился к сознанию голос Сергея Ивановича. Усталый и безэмоциональный.

Юля обернулась.

- Естественно, - пожал плечами Алекс и присел на стоящий неподалеку табурет. – Послезавтра улетаю обратно в Штаты. Работа зовет.

- Вот как, - покачал головой директор. – Ты, одно из самых горьких моих разочарований, сын.

- Я бы сказал, что мне жаль, но ложь – смертный грех, - горько усмехнулся Алекс.

Ему было никак. Вообще. Вся эта ситуация возникшая на пустом месте, казалась ему абсурдной и не стоящей такого пристального внимания. Не случилось никакой трагедии, что с того, что они с этой девчушкой занимались сексом? Ни он, ни она не имели никакого сана, никаких обязательств перед церковью. Опозорили отца? Переживет. Был бы не таким святошей, придумал бы для народа знатную байку.

И все же, не смотря на хладнокровие, Алекс почему-то не мог поднять глаза на Юлю. Ему казалось, что он увидит там ледяное презрение. Или боль. Ничего из вышеперечисленного Алексу видеть не хотелось. Такое странное ощущение со дна души поднималось – досадное, саднящее, словно непоправимое совершил.

- Значит, вот как мы поступим, - подал голос директор, ранее что-то обдумывающий. – Александр, ты уезжаешь в Штаты, и можешь быть свободным от родительского ока. Не хочу ни видеть тебя, ни слышать. А ты, Юля, - мужчина не перевел на нее глаз, продолжал говорить, глядя в сторону. – Собираешь вещи и чтоб к завтрашнему утру тебя тут уже не наблюдалось. Как ни странно, мой непутевый сын правильно сказал – ты уже давно выросла и должна нести ответственность за свои поступки. Ты не могла не понимать, что все тайное рано или поздно становится явным, и я узнаю о вашем непотребстве. Ведь не могла же не подумать о последствиях? – на этом директор все-таки посмотрел девушке в глаза.

Она не стала кивать или что-то говорить. Посмотрела на директора, потом на его старшего сына: не видя практически, словно сквозь, будто они были бестелесными оболочками, и вышла из домика, плотно прикрыв за собой дверь.

Глаза были сухие – от горечи, больно было моргать, а в животе уже полыхал пожар. Закусив губу, Юля прошла к себе в коттедж, не заметив на деревянном крылечке позабытую чашку с остывшим чаем.

Щелкнул за спиной дверной замок и Юля, бессильно закрыв лицо руками, села на пол.

***

- Ты сошел с ума! – прикрикнул Алекс на отца. – Зачем выгоняешь ее?

- Ей больше не место тут, - на этом Сергей Иванович решительно прекратил перепалку с сыном, выйдя прочь.

Через минуту послышался завод мотора.

Бродский наворачивал круги вокруг хозяйки и жалобно мявчал, бодаясь пушистой башкой в бока и спину. Саша стучал в двери и злился, крича, что им необходимо поговорить. Юля так не считала. Она все так же сидела на полу и не могла подняться. Сил не было.

Она не знала, как именно Алекс должен был поступить в этой некрасивой ситуации, но понимала – не так, как поступил, ой, не так. Опустошенная, девушка не могла разобрать, что чувствует сейчас. Разочарование? Да, пожалуй, абсолютное. Боль? Совершенно верно, жгучую, иссушивающую слезы еще до того, как они успевали пролиться.

А еще, девушка совершенно не представляла куда податься. За двенадцать часов ей не найти жилья. Многочисленные подруги – не тот вариант, родственников Юля не имела. По крайней мере, таких, кто мог бы приютить ее на время. Да и не хотелось унижаться, прося, и стеснять кого-то.

Да еще ведь нужно было собрать вещи.

Стук раздражал. Отвлекал. Потерев глаза ладонями, словно это могло избавить от рези, Юля поднялась.

- Что тебе, - распахнув двери так внезапно, что Алекс отшатнулся, девушка оперлась плечом о косяк.

Ноги ее совершенно не держали.

- Юля, - Алекс замолчал, будто и сам не знал, что хотел сказать.

- Я все понимаю, - покачала головой Юля. – Тебе не нужен брак, тем более с такой как я, ты не переступишь через собственный зарок, данный однажды пасторской дочке. Да и я, знаешь ли, не горю желанием идти под венец. Так что, никаких проблем.

- Вся эта ситуация с отцом – так не должно было случиться, - в раздражении Алекс запустил ладони в волосы. – Он отходчивый, пройдет несколько дней и все станет как прежде.

- Ты сам веришь в то, что говоришь? – усмехнулась Юля. – Как раньше уже никогда не будет. Разве что ленивый не станет шептаться мне вслед. И твой отец больше не станет мной гордиться. Это позор, Саша.

В ее словах была правда, и Алекс это понимал.

- Мы сделали то, чего нам двоим хотелось.

- Совершенно верно, - кивнула Юля. – И если ты думаешь, что я виню тебя в том, что так произошло – зря. Я уже большая девочка и в силах признавать свои бездумные поступки. Мне пора собираться, так что прощай. Приятного полета.

- Постой, Юля. Возьми, - и он протянул ей свернутые в тугой бочонок зеленые купюры, закрепленные крепкой денежной резинкой.

Юля округлила глаза, засмеялась:

- Ты сошел с ума.

И, сказав это, она захлопнула дверь прямо перед его носом.

Алекс заскрипел зубами от упрямства этой гордячки. Он просто не понимал, насколько обидел Юлю отступными.

Как попало кидая в сумку вещи, Алекс ругался сквозь зубы. Он был недоволен собой, недоволен тем, как сложились их с Юлей отношения. Он хотел приятного общения, легкого и беззаботного, а получил нечто странное, горячее, срывающее все стоп-сигналы. Было почти что больно расставаться с ней вот так – грязно, некрасиво, неправильно. Но, он не в силах был дать ей то, что предложил отец. Если разобраться, Алекс вообще ничего не мог предложить ей.

Уезжать ему было рано, поэтому он просто покидал в сумку все ненужные вещи и устроился на постели, закинув руки за голову.

***

Нажитых вещей оказалось не так уж и много. Все, что было мило сердцу, переименовалось в бесполезный хлам, и было снесено в мусорные баки: открытки, письма, старые конспекты, сувенирные фигурки. Зимние вещи упаковались в прозрачные чехлы, летние – в спортивную сумку. Книги Юля сложила в деревянный ящик, что нашелся в одном из боксов. Еще одну сумку заняла косметика. Документы устроились в ручном дамском саквояже, а Бродский, вместе с едой и мисками – в своей кошачьей перевозке. Вызвав такси, Юля вышла на улицу, попутно утирая лоб от испарины.