Страница 13 из 13
Как-то вечером она прошла под окнами дома сорок два по улице Ястребов. Увидела, что в комнате горит свет. На фоне белой занавески увидела силуэт: маленькая фигурка, сгорбившаяся на стуле. Это была ее мать. Она не двигалась. Просто сидела и смотрела на улицу. Стелла незаметно махнула ей рукой и ушла.
Не факт, что мать ее увидела…
Жюли была права. Она не могла найти здесь работу. Люди слишком хорошо ее знали.
Если не в лицо, то хотя бы по имени. Знали, что она дочь Рэя Валенти. Они говорили: «Оставьте ваш номер телефона, мы вам перезвоним». Но никогда не перезванивали.
Спустя месяц такой жизни Жюли предложила работать с ней в их мастерской металлолома. Это не Рио-де-Жанейро, но ей нужен кто-то в помощь, парни не справляются со всем объемом работ. Отец почти все время проводит за границей. «Но я говорила с ним, и он не против. Вообще-то это он подал такую идею. И к тому же ты хоть и выглядишь хрупкой, но крепкая, жилистая, не боишься поднимать тяжести, не отступаешь перед трудностями. Работать придется среди мужиков. А им палец в рот не клади. Но защищаться тебя тот гад научил».
– А ты сама-то не боишься Рэя? Что он начнет мстить, вредить? – спросила Стелла.
– Боюсь.
– И что?
Жюли пожала плечами и сдвинула очки на кончик носа.
– Я научу тебя ремеслу. Сама-то я всю эту кухню с детства знаю.
– Обещаю тебя не разочаровать.
Так был заключен их неписаный договор.
Стелла обернулась и увидела забытый на столе букетик подснежников. Взяла стакан, наполнила водой.
– Этой весной не будет ни гиацинтов, ни нарциссов, – сказала она Жюли. – Последние дни такой холод, что все повымерзло. Вот мимоза моя тоже погибла.
– Папаша Гризье в ярости. Вся его пшеница загублена. Должно быть, начнет скорей сажать подсолнухи.
– Это он звонил?
– Да. Хочет продать нам кучу старых резервуаров для мазута, которые валяются у него в сарае. Ему сейчас деньги нужны. Но очень ломается, не договоришься никак. Зайди к нему, если у тебя будет время после погрузки.
Стелла поставила подснежники в стакан.
Руки ее дрожали, страх никуда не делся. Вода разлилась. Она положила пальцы на край стола и глубоко вздохнула. Жюли протянула ей адрес и нацарапанный на листке бумаги план.
– Это сразу же за Тополиной фермой. Пятьсот метров налево после дома папаши Котрё. Большая куча металлических котлов. Человек, который их нашел, ждет тебя. Он хочет от них избавиться и еще и денег срубить. Пятьдесят процентов ему, пятьдесят нам. Ты скажешь, что заплатишь ему после того, как взвесишь металл, подпишешь с ним бумажки и заберешь товар. Вот так должны делаться дела.
– О’кей. Больше ничего не нужно нигде забрать?
– Нет. Я позвоню тебе в случае, если вдруг…
Стелла кивнула.
– До скорого…
Жюли посмотрела ей вслед: долговязая фигурка в оранжевом комбинезоне, который хозяйке явно велик, в длинном и бесформенном темно-синем свитере, сдвинутой на затылок фетровой шляпе и здоровенных бахилах. Стелла всегда одевалась как парень. Сегодня на ней был свитер Адриана, комбинезон Адриана, шляпа Адриана. Стелла считала необходимым, пока они в разлуке, носить только его вещи. И больше не хотела, чтобы ее воспринимали как женщину. А она такая красавица! Метр восемьдесят ростом, шестьдесят килограммов, огромные голубые глаза хаски и эта густая белокурая прядь, которая падает на лицо. Ей бы для обложек журналов сниматься!
Стелла вскарабкалась в грузовик, свистнула собакам, которые с лаем сбежались на зов и, покусывая друг друга за спины, полезли в кузов. Они были радостно возбуждены, в воздухе запахло приключением. Они клали лапы на края кузова и крепко держались на поворотах.
Грузовик проехал под окнами кабинета Жюли.
Стелла махнула ей рукой на прощание. Жюли выпятила грудь, и буквы аппликации заплясали: «I am a candy girl».
«Да уж, это точно, ты правда конфетка, – подумала Стелла, крутя баранку. – Самая конфеточная из всех девочек-конфеток в мире. Просто наливное яблочко со своими густющими курчавыми волосами, носом-кнопкой и такими окулярами, что за ними глаз-то не видно. Неисчерпаемый колодец любви, из которого ни одна скотина не хочет пить. Может, это и к лучшему, ты способна иссохнуть от любви и зачахнуть».
Стелла перечитала адрес, написанный на листочке, который ей дала Жюли. Тополиная ферма. Она знала это место, ее туда в детстве водила мать. Когда мать еще осмеливалась выходить из дома. Тополиная ферма раньше принадлежала ее отцу, Жюлю де Буррашару. Как и многие другие фермы в округе. Он продал их, чтобы рассчитаться с долгами своего сына Андре. Красивого, обаятельного, легкомысленного и беспутного. Все девушки подпадали под его обаяние, она сама в первую очередь. Буквально влюблена была в брата. Он был старше ее на пять лет. Она рассказывала потом Стелле, что уступала ему за столом лучшие кусочки жаркого, пряталась по ночам в парке за деревьями, чтобы посмотреть, как он проедет мимо в своей красивой машине. Он плясал при свете фар, чтобы произвести впечатление на девушку, которая была с ним, и пил шампанское из горлышка.
В этот день они в квартире были одни. Рэй с Фернандой пошли к врачу. Фернанда не хотела идти на осмотр. «Лекари нужны только всяким мокрым курицам, – говорила она, бросая ненавидящий взгляд в сторону невестки, – лишним ртам, бедным несчастным пташкам, которые целыми днями жалуются и ноют ни за здорово живешь». Но Рэй ее заставил. Он прочитал медицинский справочник «Видаль», тот, в котором подробно описаны все болезни. Он почитывал его регулярно, измеряя свой пульс, пальпируя печень, осматривая язык. О матери он обеспокоился некоторое время назад, когда у нее появился ряд тревожных симптомов: она постоянно хотела пить, несколько раз за ночь вставала в туалет, как-то сразу очень ухудшилось зрение, подошвы ног горели. К тому же стоило ей порезаться, рана не затягивалась, а долго потом гноилась. «Диабет, – сказал он, вчитываясь в страницы справочника, – это диабет. Дела плохи, мама, совсем плохи дела, я отведу тебя к врачу». Фернанда надела старое черное пальто с воротником из выдры и бордовую шляпу, в которой становилась похожа на столб с указателем. Коротконогая и приземистая, старуха застегивала пальто, бормоча, что все это деньги, выброшенные на ветер. Тонкий безгубый рот, приплюснутый нос, низкий лоб, шея, утонувшая в плечах, и глубокие вертикальные морщины на ее лице, похожие на прутья тюремной решетки, – все в ней дышало суровостью, скупостью, злопамятностью и мстительностью. Перед тем как захлопнуть дверь, она обернулась к Леони и Стелле, словно говоря своим видом: я ухожу, но вы у меня все равно на виду, и они обе совершенно одинаковым движением как-то инстинктивно согнулись, съежились.
Они услышали, как дверь закрывается, поворачивается ключ в замочной скважине, посмотрели друг на друга. Наконец-то одни!
Они пошли и легли на Стеллину кровать. Леони обняла дочку, сжала крепко-крепко, покачала, как маленькую, тихонько напевая: «Люблю тебя, моя прекрасная, моя звездочка ясная, моя единственная радость, моя маленькая сладость», и Стелле захотелось стать еще меньше, еще легче, улететь на небо и там сиять.
– Расскажи мне, мамочка, расскажи, как ты была ребенком и жила как в волшебной сказке.
И Леони рассказывала.
Рассказала историю своего брата Андре, который умер в двадцать четыре года. Историю своего отца, Жюля де Буррашара, который был так раздавлен горем, что удалился от людей и ждал смерти, запершись в своем замке.
– Они оба ушли слишком рано… Мне бы хотелось, чтобы они тебя увидели, узнали…
Леони как-то неопределенно повела рукой, замолчала.
– Не уверена, кстати, что твое рождение заинтересовало бы их! Они не слишком-то обращали на меня внимание. Я была девчонка, что поделаешь… Они смотрели сквозь меня, как будто я прозрачная… А я и была незаметна до невидимости. Скользила по дому как призрак. Меня вырастила Сюзон, ты ведь знаешь. Она совсем маленькой поступила на службу к моим родителям.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.