Страница 4 из 54
Прощаюсь с танкистами. Понравились мне эти люди.
Взглянул на часы. Как быстро бежит время! Надо торопиться. Хочется посмотреть, как идут занятия в других экипажах.
На башне танка надпись Комсомолец. Подхожу к экипажу.
Один из бойцов схватил учебный снаряд, ловко забрался на броню и тут же скрылся в машине. Ствол пушки начал описывать круги.
— Идут тренировочные занятия по огневой подготовке, — доложил лейтенант Любивец.
Через минуту танкисты окружили меня. Интересуюсь, как идет учеба, чем занимаются в свободное время, как питание. Лейтенант выжидающе смотрит на меня. Вижу, грустит.
— Родные что-нибудь пишут?
— Никак нет. Они там, в неволе, — указал офицер в сторону запада.
Иван Любивец — сын полтавского хлебороба. В начале войны семнадцатилетним пареньком пошел добровольно в армию, а по окончании военного училища был направлен в Челябинскую танковую бригаду.
— Надо быстрее вызволять Украину, — задумчиво произнес танкист.
Я продолжил этот разговор.
— Нам, товарищи, придется освобождать от фашистской нечисти многие города и села нашей страны. И Украину. Впереди бои. Так давайте серьезно к ним готовиться.
Люди, преисполненные чувством долга перед Родиной, выражали свою готовность в предстоящих боях сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания, говорили, что уральцы не посрамят славы русского оружия.
Побывал я у стрелков, разведчиков, зенитчиков.
Июльский день угасал. Солнце посылало прощальные лучи. Я присел возле своей палатки на траву, уже отдававшую прохладой. Легкий ветерок шелестел ветками сосен, беззаботно цвенькали птицы в кустах.
Лились звуки баяна. Добровольцы отдыхали. Приятный тенорок выводил:
Мне в холодной землянке тепло
От твоей негасимой любви…
Утром на небольшом плацу, зажатом рослыми соснами, выстроился личный состав бригады. Иду по росистой траве. Навстречу начальник штаба подполковник Д. Б. Кременецкий. Он четко отдает рапорт.
На правом фланге ветер треплет боевое Знамя — Знамя 244-й Челябинской танковой бригады. Рядом офицеры управления.
Обхожу первый и второй танковые батальоны, механизированный батальон автоматчиков, минометную роту, зенитно-пулеметную роту, батарею 76-миллиметровых орудий, подразделения саперов, ремонтников, медиков. Вглядываюсь в лица подчиненных. В основном — безусая молодежь. Есть люди и постарше. Бойцы и сержанты строгие, подтянутые. В новом обмундировании. Поблескивают вороненые стволы автоматов.
Обход закончился. Теперь строевым шагом идут батальоны. Четко, как на параде. Высоко вскинув головы, печатают шаг добровольцы-танкисты. Ровными рядами идут автоматчики, артиллеристы, минометчики…
А затем встреча с офицерами управления. Подполковник Кременецкий представил начальников служб. На груди у многих офицеров боевые ордена и медали. Большинство из присутствующих почти с первых дней войны на фронте, имеют боевой опыт. Коротко и я рассказал о себе.
— Воевать нам вместе, — подытожил я разговор. — Пусть каждый по своей службе сделает все, чтобы личный состав был обут, одет, накормлен, хорошо подготовлен к предстоящим боям. Люди нам верят, их доверием надо дорожить.
Направляюсь в политический отдел. Небольшой деревянный домик утопает в зелени. Подполковник Богомолов на слова скуп, в оценке работников политотдела сдержан:
— Сам толком еще с ними не знаком. И месяца нет, как они к нам прибыли. Но, кажется, люди подобрались хорошие. С утра до ночи в войсках пропадают: и в учебных атаках бывают, и на стрельбище, и на полигоне. В солдатских палатках по вечерам беседы проводят, организуют читки сообщений Совинформбюро, другие мероприятия.
Длинный стол, за которым заняли места офицеры, прикрыт старыми газетами. Время дорого, и я без всяких предисловий перешел к делу. Рассказал о задачах, стоящих перед политработниками.
Постепенно разговорились. Речь шла о содержании и формах партийно-политической работы в боевой обстановке, о том, что еще нужно сделать для воспитания у добровольцев высоких политических и морально-боевых качеств. Среди личного состава бригады — более 80 процентов коммунистов и комсомольцев. Мы тут же договорились о датах проведения партийных и комсомольских собраний. Я с охотой согласился сделать на одном из них доклад.
На следующий день я приехал на учебное поле в район занятий. Командир батальона автоматчиков капитан А. С. Голубев доложил обстановку, показал исходную позицию для наступления, познакомил меня с офицерами и сержантами. Бойцы усердно отрывали окопы, ходы сообщения, тщательно маскируя свое месторасположение. Мы подошли к пулеметчику. Он вскочил:
— Рядовой Громов.
Я спрыгнул в окоп. Впереди лежащая местность просматривалась хорошо.
— Ваша задача?
Боец предельно четко изложил свою задачу, назвал ориентиры, сигналы атаки, номер танка, вслед за которым он должен продвигаться, а в случае надобности сесть на его броню.
— Молодец!
Мы с командиром батальона переходили от окопа к окопу, от бойца к бойцу. В основном инженерные работы были выполнены неплохо. Однако на отдельных участках ходы сообщения оказались неглубокими.
— Надо глубже зарываться в землю, приучить людей к этому, — посоветовал я капитану и поинтересовался, сколько дней батальон занимается в этом районе.
— Третий.
— Пора уж по-настоящему оборону оборудовать, — сказал я комбату. — Если такие темпы будут в бою, потерь не оберешься. Надо учиться и наступать, и обороняться.
В разговор вступил командир второго танкового батальона капитан В. А. Федоров. Он доложил, чем занимается одна из рот автоматчиков, приданных его батальону, показал, где расположились танкисты.
— Аппарели отрыли?
— Так точно, — доложил капитан.
Я взглянул на часы. Скоро учебная атака. С наблюдательного пункта хорошо просматривалась местность. Поле, местами заросшее кустарником, было изрыто окопами, траншеями.
Раздался мощный гул танковых двигателей. По замыслу, артиллерийская подготовка уже проведена. Боевые машины вышли из леса и устремились вперед. Как только они прошли траншею, из нее проворно начали выскакивать автоматчики, пулеметчики, расчеты противотанковых ружей, или, как их называли, петеэровцы. Прокатилось дружное ура.
Начало хорошее. Прижимаясь к танкам, пехотинцы открыли огонь из всех видов оружия. Но постепенно расстояние между автоматчиками и танками начало увеличиваться. Через минуту-другую этот разрыв составил более двухсот метров. В бою — гиблое дело. Противник немедленно отсечет пехоту, вмиг расправится с танками. Так не пойдет.
Командир второго танкового батальона, стоявший возле меня, ликует:
— Вот так скорость, молодцы танкисты!
Я приказал приостановить атаку. Капитан Федоров недоуменно смотрит на меня, разводит руками: мол, не вижу причины. Но, заметив мой суровый взгляд, бросается к радисту. Что-то кричит ему в ухо, прикрытое шлемофоном.
Танки, словно нехотя, останавливаются.
— Товарищ Голубев, догадываетесь, почему я приостановил атаку? — обратился я к командиру батальона автоматчиков.
— Понятно, товарищ подполковник, только тут мы ни при чем. Танкистов винить надо. Разве за ними поспеешь, рванулись, как ошалелые.
— Совершенно верно, атаковать врага надо на высоких скоростях, но не отрываться от пехоты. Иначе успеха не добьешься.
Припомнил, как во время боя в 1942 году на Северском Донце одна из наших танковых рот вот так же, на высоких скоростях, устремилась в контратаку, а пехота отстала. Немцы, конечно, этим воспользовались. Об этом я и рассказал командиру роты и предупредил, что риск в бою должен быть осмысленным, глубоко продуманным.
Повторная атака прошла более удачно. На этот раз пехотинцы вплотную бежали вслед за танками, на ходу вели прицельный огонь.
— Оборона прорвана, противник поспешно отходит. Ваши дальнейшие действия? — спросил я у командира батальона автоматчиков.
Капитан Голубев подошел к радиостанции и отдал приказ: посадить пехоту на танки и преследовать противника.