Огненные версты

— Улицу переходить опасно, бьют засевшие на крышах снайперы, — предупредил он нас.

Я не успел еще ничего сообразить, как мимо уха чирикнула пуля. Вбегаем в соседний дом. От разорвавшегося снаряда качнулись стены и обгоревшие балки потолка рухнули на пол. Мы отделались легкими ушибами. Карабкаемся по развалинам, окольными путями добираемся до машин.

По улицам трудно проехать. Горят немецкие трехосные машины, автобусы. Лоб в лоб, уткнувшись, стоят наш танк и «тигр». У разбитого 81-миллиметрового миномета трупы фашистских солдат. Возле брошенного «опеля» орудуют два наших солдата. Один из них сидит за рулем, другой лихо вращает заводную рукоятку.

Едем на южную окраину. Город освобожден. Из подвалов с поднятыми руками выходят уцелевшие гитлеровцы. Небритые, уставшие, с опухшими от бессонницы глазами. Один из фашистов с наброшенной на плечи шалью подозрительно пятится назад. Кто-то из наших бойцов толкает его в бок:

— Куда глядишь?

С него спадает шаль.

— Братцы, так это же власовец, — крикнул солдат.

Фашист пытался поспешно сорвать нашивку с буквами «РОА».

— Куда тянешься, предатель, — остановил его солдат, и власовца взяли под особый конвой.

Штаб бригады на время разместился в полуразрушенном домике. Ординарец Собко невесть откуда принес охапку соломы и, расстелив на ней плащ-накидку, стал готовить ужин. Он вывалил несколько банок консервов, буханку черствого хлеба. Присели начальник штаба Баранов, начальник политотдела Богомолов, капитан Гаськов, начальник связи бригады капитан Никифоров. Чадит коптилка. От усталости не хочется есть.

— Постойте, постойте. — В дверь протискивается начпрод капитан Юмышев. — Все-таки догнал вас. Законные сто граммов полагаются, — и он, подав Баранову флягу со спиртом, начал стягивать с себя полушубок.

— Не раздевайтесь, у нас не очень жарко.

Налили в солдатские кружки.

— За взятие Гримайлова, — успел предложить тост начальник штаба, как на улице возле дома разорвался снаряд. Потом второй, третий.

Я подозвал лейтенанта Ясиновского:

— Выясни, в чем дело.

Офицер бросился к выходу, но тут же был отброшен в сторону взрывной волной. В открытую дверь дохнуло жарким пламенем. Снаряд угодил в угол дома, загорелась крыша. Потухла коптилка. Мы поспешно начали менять место штаба. Немецкая дальнобойная артиллерия, потревожив нас, минут через десять прекратила стрельбу.

— Прокоротаем ночь у танков, — предложил подполковник Я. М. Баранов.

Богомолов не соглашается:

— Лучше в холоде, да под крышей.

Сунулись в ограду какого-то одноэтажного дома, хлюпаем в луже сапогами. Словно из-под земли на крыльце вырос старик в исподнем белье:

— Проше, панове. — Он уступил нам дорогу. В небольшой комнате с закопченным потолком на полу валяются стреляные гильзы, пустые бутылки от шнапса, обрывки топографической карты. На подоконнике — полевой телефон, кожаное снаряжение. В печке потрескивают дрова. Поляк поясняет, что час назад здесь квартировали немцы.

— Право же, полный комфорт, — снимая полушубок, говорит М. А. Богомолов и укладывается на ночлег. Входит Ясиновский. Меня вызывают к рации. Старший сержант Виктор Колчин уступает мне место. В трубке слышится голос полковника А. Г. Лозовского.

— Где остановились? — интересуется начальник штаба корпуса.

Докладываю координаты. В свою очередь он называет координаты штаба корпуса (это где-то в двух-трех километрах от нас) и приказывает прибыть в штаб.

В минуту отдыха.

На «виллисе» петляем по темным и незнакомым улицам Гримайлова. Нам повезло: на одном из перекрестков девушка-регулировщик, проверив наши документы, показала рукой:

— В том доме расположился штаб корпуса.

Генерал-лейтенант Е. Е. Белов, выслушав мой рапорт о прибытии, молодо шагнул навстречу и крепко пожал руку. В небольшой комнате уже было порядком накурено. Евтихий Емельянович сел за квадратный стол, на котором была разостлана топографическая карта-склейка. Почти одновременно подъехали другие командиры бригад 10-го Уральского добровольческого корпуса. Комкор с начальником штаба полковником Лозовским что-то обдумывали над картой. А мы негромко беседовали с комбригами в углу, дымя папиросами.

— Прошу поближе, — Евтихий Емельянович поднялся из-за стола. Карту хорошо освещает коптилка, и мне видна красная стрела, нацеленная строго на юг.

— До Каменец-Подольского — рукой подать, — восторженно заговорил комкор. — Поднажмем и через денька два будем в нем. Но не забывайте, что мы в тылу врага. Немцы попытаются приостановить нас. Надо позаботиться и о тылах, о их прикрытии, хотя это не значит, что мы должны на них оглядываться. Пробиваться только вперед, на юг, и как можно быстрее. По-прежнему перерезайте, захватывайте дороги, тесните противника, давите и сбрасывайте его технику в грязь.

Комкор взглянул на карту:

— А теперь слушайте задачу. Бригада Фомичева пройдет через фронт 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова в районе Копычинцы и затем ударит с северо-западного направления на Скала-Подольскую, Оринин, Каменец-Подольский.

Другим бригадам корпуса предстояло наступать на город Гусятин.

Я уже собрался уходить, когда меня остановил генерал Белов.

— Отличившихся много? — спросил комкор.

— Считайте, вся бригада.

— Молодцы челябинцы, наиболее отличившихся представьте к награде.

Заполночь я возвратился в штаб. У домика какое-то оживление, саперы снуют с миноискателями. На ногах все офицеры штаба.

— В чем дело?

Подполковник Я. М. Баранов возбужденно рассказал:

— Легли отдыхать. Слышу: тик-тик-тик. Думаю, что же это. Позвал командира сапвзвода. «Так это же мина замедленного действия», — сказал лейтенант Лившиц и извлек из-за иконы деревянный ящичек. Говорит: «Через час было бы уже поздно. Поминайте, как звали». А старик утек, очевидно, из украинских националистов, — заключил начальник штаба.

Саперы обследовали дом. Так до утра из нас никто и глаз не сомкнул, На рассвете возвратились разведчики.

— Убегают немцы, — доложил исполняющий обязанности командира разведвзвода Александр Ярошенко. — Тьма-тьмущая техники на дорогах в сторону Гусятина. Надо торопиться, пока не ушли далеко.

Танки рванулись по широкому шоссе. По сторонам замелькали омытые дождями белые домики, по самую стреху обнесенные заборами. Немцы почти не оказывали нам сопротивления. На дорогах — уйма машин с пустыми бензобаками. Нагруженные обозы. Бездомно бродят по полю, пощипывая траву, рослые лошади.

Группа немцев бросила оружие, расступилась по сторонам. Они улыбаются, выкрикивая слова «гут, гут, русс». Их конвоируют в тыл.

— Противно смотреть, завшивели, — сказал Ясиновский и сплюнул на землю.

Перекресток дорог. Бригада поворачивает на юго-запад, на Копычинцы. Там уже идет бой. Это танкисты 1-й гвардейской армии рвутся к Днестру.

Копычинцы. Тянет дымом — горят дома. Разрушены многие здания. На тротуаре, распластав руки, лежит убитый офицер-эсэсовец. На пальцах — кольца. Изрешеченный пулями автобус. Обгоревшие танки с крестами на башнях.

На улицу выбежали освобожденные люди. Они бросают танкистам моченые яблоки, тепло приветствуют бойцов Красной Армии.

Наступление идет дальше. Без сна и отдыха.

Впереди Скала-Подольская. Танки с ходу таранят бронированные фашистские машины, врываются в городок. Гитлеровцы мечутся в панике. Со всех сторон слышится пулеметно-автоматная трескотня, рвутся мины, снаряды. Немцы уцепились за небольшую речушку. Лениво бьют их пушки. Покосившиеся опоры моста вот-вот обрушатся.

Бригадная разведка нашла брод. Мне невооруженным глазом видно, как «тридцатьчетверки» плавно преодолевают трясину, а вскоре их гусеницы заскользили по каменистым берегам речушки. Поднимая деревянную ограду, одна из машин устремилась к замаскированной пушке. Немцы врассыпную. Но куда там! Их настигают меткие пули. Безмолвно застыло орудие.