Катарсис

Катарсис

Мир умирал, а я сидел у окна и размышлял над тем, когда же наконец составлю ему компанию. Раскат грома, грянувший с такой силой, что содрогнулось все здание, отвлек меня от тягостных раздумий. Первые капли дождя барабанной дробью застучали по стеклу. Снаружи непроглядная тьма. Ночь давно вступила в свои права, а будет ли рассвет – уже никто с уверенностью не может сказать. Да и как можно быть в чем-то уверенным сейчас, когда истерзанный мир покорно ждет своей участи.

Поспешно распахнул окно. Холодный ночной воздух ворвался в комнату, едва не затушив свечу на столе. Я боязливо вытянул руку вперед, словно засовывая ее в пасть кровожадной акуле. Ледяные капли обожгли кожу. Со страхом и недоверием воззрился на ладонь, понюхал и даже попробовал на вкус содержимое, после чего облегченно вздохнул. Никакого подвоха – всего лишь дождевая вода. Боже, какое же это счастье, видеть обычный дождь! Не кровавый, огненный или еще какой. А ведь этот ливень тоже далеко не безобиден и, несомненно, принесет гибель роду человеческому… большей его части. Но там, где есть вода, снова зародится жизнь.

Я ликовал. Хотелось выскочить на улицу, прямо через окно, и плевать, что этаж девятый – это мы уже проходили, подставить лицо под эти холодные струи, петь, орать, плясать. С великим трудом взял себя в руки. Захлопнул окно и уселся обратно в кресло. Времени мало, а сделать предстоит так много.

Медленно и торжественно раскрыл старую тетрадь, давно ожидавшую своего часа. Тетрадь как тетрадь, разве что края слегка обгорели, да на выцветшей обложке капли засохшей крови. Такой я ее и нашел, бродя среди обугленных руин. Пожелтевшие страницы впитали боль, ужас и отчаяние стоящего на краю гибели мира. Лучшего материала для моей рукописи просто не найти. Что ж, осталось лишь облечь мысли в слова. Я задумчиво повертел в пальцах ручку. Так с чего же начать? А почему бы и не с себя…

***

Уж не знаю, какими были летописцы в древности, но я до их уровня точно не дотягиваю. До сих пор в толк не возьму, почему Создатель доверил эту миссию именно мне. Не самый черствый грешник, конечно, но далеко и не праведник. Да и семьянин, если честно, так себе. Да, работал, как проклятый, чтоб родные ни в чем не нуждалась, но при этом часто забывал о самом главном – уделять больше времени жене и дочке. Вот и в тот роковой вечер, когда пьяный ублюдок сбил их, мирно переходящих улицу, меня не было рядом – задержался на работе.

Сказать, что я был сломлен – значит, ничего не сказать. В те дни я жил одной лишь жаждой мести, но и этого последнего желания меня лишили. Убийца не дожил до суда, где я намеревался осуществить свою вендетту, и повесился в камере. Легче мне, конечно, не стало. Окончательно упасть на дно не дала старшая сестра. Нянчилась со мной, как с малолетним, хоть у самой уже двое детей было. И ведь почти выкарабкался, начал в себя приходить, даже жениться второй раз надумал, но жизнь вновь ударила под дых. Сестра с мужем и сыновьями погибла в авиакатастрофе, когда возвращались из отпуска.

Из живых родственников у меня остались лишь родители. Я перебрался к ним. Не мог больше оставаться один, да и отцу с матерью поддержка была нужна, как никогда. Однажды, возвращаясь с работы, увидел стоящие возле подъезда пожарные машины. Внутренне холодея и моля всех святых, чтобы мои предчувствия не оправдались, рванул вверх по лестнице. Бесцеремонно расталкивая всех, кто попадался на пути, сопровождаемый криками и бранью, выскочил на лестничную клетку пятого этажа, где едва не столкнулся с врачами «скорой», выносящими из выгоревшей дотла квартиры, останки моих родителей.

Трудно сказать, что удержало меня еще тогда от самоубийства, но точно не страх смерти. Терять все равно было нечего. В самый последний момент, перед прыжком с эстакады, словно чья-то невидимая рука схватила за плечо, не позволив сделать роковой шаг. Знай я тогда, что это мой последний шанс добровольно уйти из жизни… Впрочем, ничего бы не изменилось, ибо где-то там, свыше, уже давно все за меня решили.

И тогда я просто решил отстраниться от этой жизни простым и всем известным способом. Алкоголь помог на время забыться, но душевные раны с каждым днем терзали все сильней. Спиртного стало больше, однако теперь оно лишь усугубляло подавленное состояние. Отравленный алкоголем мозг ночами выдавал такие кошмары, что хотелось на себя руки наложить сразу по пробуждении. Друзья пытались вырвать меня из объятий «зеленого змия», но было слишком поздно. Я порвал все связи со своим прежним окружением, перестал общаться с родственниками, что были еще живы. Двое самых преданных друзей, все еще пытавшихся достучаться до голоса моего разума, вскоре погибли при весьма странных обстоятельствах, остальные сами не захотели иметь со мной ничего общего. Так я остался совсем один, чему был только рад – не хватало кому-то еще из-за меня умереть.

О, сколько раз я взывал к небесам с мольбой прекратить это безумие, вопрошал, чем провинился, заслужив подобное наказание, но ни ответа, ни намека на него так и не дождался. И тогда, в порыве гнева и отчаяния, я разразился потоком чернейших проклятий. Орал, срывая голос, пытаясь докричаться до глухих Небес и их равнодушных обитателей. И вновь ничего: ни тебе молнии, ни банального кирпича, на худой случай, дабы покарать безумного богохульника.

И вновь алкоголь. Много алкоголя… Напивался до беспамятства, порой выпадая из реальности на многие дни. Безвылазно сидел в своей квартире, равнодушный ко всему. С работы меня давно уволили, последние сбережения уходили на выпивку. Время от времени все же приходил в себя. И в один из этих дней случилось то, что навсегда изменило мою жизнь.

***

Проснулся я от солнечного света, бьющего в глаза. Нехотя разлепил налитые свинцом веки и поморщился, ожидая дикой головной боли. Но ничего подобного, к моему удивлению, не было. Более того, чувствовал я себя вполне бодрым и отдохнувшим, словно не бухал две недели напропалую, а просто вздремнул часиков эдак двенадцать.

В квартире было свежо, вероятно, забыл форточку с вечера закрыть. Переборов себя, встал с кровати и, зябко кутаясь в одеяло, побрел к окну. Под ногами что-то захрустело. Посмотрел себе под ноги и увидел, что весь пол засыпан осколками битого стекла. Час от часу не легче! Приблизившись к окну, я выглянул во двор и обомлел. Помотал головой, не веря своим глазам. Многоэтажка напротив, что не пускала в мою квартиру солнечный свет по утрам, исчезла. На ее месте высилась груда бетонных обломков. Сон вмиг, как рукой сняло. Я бросился к входной двери, распахнул ее и выбежал на улицу, благо жил на втором этаже.

Снаружи легче не стало, скорее наоборот. На всякий случай ущипнул себя, ибо зрелище, которое предстало моим глазам, могло привидеться лишь в кошмарном сне. Огромный мегаполис лежал в руинах. На сотни метров вокруг не было ни единого целого здания, хотя нет, одно все же неплохо сохранилось – мой дом, из которого минуту назад выскочил, как ошпаренный. Стены, хоть и в трещинах, но все еще стоят. Не успел я мысленно воздать хвалу неизвестным строителям, что на совесть возводили мое жилище, как израненная высотка все-таки решила капитулировать.

Сначала раздался оглушительный треск, сменившийся протяжным скрипом, похожим на предсмертный стон. Трещины стремительно росли и ширились. Еще пара мгновений – и здание стало медленно оседать. Зрелище было жуткое и завораживающее одновременно. Я не мог двинуться с места, ноги, словно приросли к земле. С возрастающим ужасом увидел, как толстенный прут арматуры выскочил из разломившегося бетонного перекрытия и, бешено вращаясь, словно лопасти вертолета, устремился в мою сторону. Я успел среагировать, но недостаточно быстро: железный штырь, вместо того, чтобы пробить насквозь грудную клетку, саданул по ребрам с такой силой, что меня отбросило на добрый десяток метров. Не знаю, сколько длился этот полет, но для меня он показался вечностью. Грудь пылала огнем. Из легких разом вышибло весь воздух – ни вздохнуть, ни заорать. Приготовившись рухнуть в холодные объятия смерти, я принял удар затылком о тротуар, как избавление от мук.