Возвращение

Он взял газовый фонарь и вышел на крыльцо. Слегка задрожал от вечернего холода, постепенно опустившегося на двор, с минуту колебался, не надеть ли свитер, но решил не возвращаться и пошел так. До курятника не больше тридцати метров, а потом он снова окажется в тепле.

Не успел он пройти и половины пути, как понял, что в темноте не один.

Часть VI

11–15 мая 1994-го

– А это еще зачем? – спросил де Брис, указывая на магнитофон.

– Это комиссар, – вздохнул Мюнстер.

– В каком смысле?

– Как руководитель следствия, он не хочет пропустить ни слова из этого совещания… это его слова. Я пытался его урезонить, но вы же его знаете…

– Как он? – спросила Морено.

– Поправляется, без сомнения. Но ему придется провести в больнице еще хотя бы дня три-четыре. Как говорят врачи. Сестры уже давно бы его вышвырнули из отделения, была бы на то их воля.

– Ай-ай, – сказал Роот и почесал в бороде. – Придется отдать язык, чтоб сохранить зуб?

– Наверное, – согласился Мюнстер и включил магнитофон. – Совещание в среду, одиннадцатого мая. Присутствуют: Мюнстер, Роот, де Брис, Юнг и Морено…

Тут в дверь постучали, и показалась голова Рейнхарта.

– У вас есть еще одно место?

– …и Рейнхарт, – сказал Мюнстер в микрофон.

– А ты что тут делаешь? – спросил Роот. – У тебя что, закончились расисты?

Рейнхарт помотал головой:

– Нет. Просто немного интересуюсь Леопольдом Верхавеном. Почитал о нем кое-что. Если вы, конечно, не возражаете.

– Нет, – ответил де Брис. – Садись рядом с комиссаром.

– С комиссаром?

– Да, вон он стоит поскрипывает.

– Понятно, – сказал Рейнхарт и сел. – В наших рядах отсутствующий.

– Начнем с опознания, – начал Мюнстер. – Полагаю, об этом расскажет Роот.

Роот откашлялся:

– Да. Мы прояснили историю с одним яичком. Когда Верхавену было около десяти лет, он попал в аварию… на велосипеде въехал в каменную стену, и между ног ему попал руль.

– Ой! – отозвался де Брис.

– Одно яичко оказалось ушиблено, и со временем его пришлось ампутировать. Меуссе констатировал у трупа отсутствие одной семенной железы. На основании этих и других данных мы можем с большой вероятностью утверждать, что это он. То есть Верхавен.

– Опознание по косвенным признакам? – спросил Рейнхарт.

– Да, можно и так сказать, – ответил Роот. – Если уж это озвучивать. Естественно, его сестра не смогла понять, он ли это, да и никто бы не смог. Но все сходится. Все имеющиеся факты указывают на него: освобождение, свидетельства односельчан, следы в доме, то, что никто его с тех пор не видел, – но все же есть некоторая вероятность, что это кто-то другой. Тогда вопрос – кто, да и куда тогда делся Верхавен?

Несколько секунд все молчали.

– Если Верхавен не жертва, – предположил Юнг, – то тогда он, возможно, убийца.

Мюнстер вздохнул:

– Наверное, так. Но насколько велика вероятность найти еще одного бедолагу без яичка, чтобы его убить? И зачем? Нет, я действительно думаю, что эту версию не стоит рассматривать. Будем считать, что труп все же Леопольда Верхавена. Кто-то убил его двадцать четвертого августа прошлого года… в день его возвращения из тюрьмы. Или вскоре после этого.

– Есть ли в доме следы борьбы? – спросил Рейнхарт.

– Нет, – ответил Роот. – Никаких. Мы не знаем и способа убийства. Его могли убить там, а потом увезти. Одежда, в которой он приехал, на месте… Конечно, он мог переодеться, но похоже, что он успел лечь спать.

– Убийца мог прийти ночью с чем-то вроде трубы, – дополнил Мюнстер. – Вполне возможный вариант.

– Хотя соседи с другой стороны леса ничего не видели, – констатировал Роот. – Но даже фрау Вилкерсон может иногда потерять бдительность. Если они с мужем не сменяют друг друга на посту у кухонного окна. А это тоже возможный вариант.

– Мотив, – продолжил Мюнстер, когда все налили себе кофе. – Конечно же это самое сложное из всего. Мы даже не знаем, какие вопросы задавать экспертам лаборатории… Может быть, было бы легче, найди мы еще какие-то части тела, но при существующем положении вещей приходится домысливать. А что думаете вы, Роот?

Роот быстро проглотил половину «царского» пирожного:

– Думаю, можно считать, что кто-то ждал его возвращения. К тому же этот кто-то сильно торопился и имел веские причины покончить с ним как можно скорее.

– Хм… – отозвался Рейнхарт. – Какие такие причины?

– Я не знаю, – ответил Роот. – Позвольте мне еще немного порассуждать. Есть два факта, говорящие в пользу того, что дело обстоит именно так, как я сказал. Во-первых, Верхавена убили сразу же после освобождения… Скорее всего, в день его возвращения домой. Во-вторых, прошлой зимой кто-то звонил в тюрьму «Ульменталь» и спрашивал, когда его освободят. В июле звонили снова, чтобы уточнить… Чурбаны из тюремного руководства обнаружили эти сведения вчера. Когда я туда ездил, они об этом и словом не обмолвились.

– Тот же человек? – спросил Рейнхарт.

– В этом они не уверены, да это с них и не потребуешь. В любом случае, оба раза звонил мужчина. Назвался журналистом.

Опять на несколько секунд воцарилась тишина.

– И чем же этому человеку помешал Верхавен? – спросила Морено.

– Хм… – задумался Роот. – Без понятия. Можно предположить, что это как-то связано с убийствами Беатрис и Марлен… Но это вовсе не обязательно.

– Чушь, – заявил Рейнхарт.

– Почему чушь? – Роот оскорбленно почесал в бороде.

– Ясно как белый день, что это связано. Вопрос только как.

Мюнстер посмотрел на собравшихся за овальным столом. «Несомненно, если бы Рейнхарт всерьез вмешался, то значительно усилил бы группу», – подумал он.

Де Брис закурил.

– Мы не можем слегка ускориться? – поинтересовался он. – Таким образом, как я вижу, у нас два варианта. Полагаю, в этом мы согласны.

– О'кей, – сказал Роот. – Извини за занудство. Убийца Верхавена сделал это… или потому что его ненавидел… и хотел наказать еще больше. Кому-то показалось, что двадцать четыре года в тюрьме недостаточно. Окончательный приговор, так сказать… Или же кому-то было что скрывать.

– Что? – спросил Рейнхарт.

– Что-то, о чем знал Верхавен, – продолжал Роот, – и что он мог использовать против убийцы, выйдя на свободу. Или, по крайней мере, убийца предполагал, что он это использует…

– Что? – повторил Рейнхарт.

– Этого мы не знаем. В любом случае, для убийцы было жизненно важно, чтобы это не стало известно.

– Если вернуться к тому, что это убийство связано с двумя предыдущими, то остается только один вариант, – сказал Мюнстер.

– Вы хотите сказать?.. – начал Рейнхарт.

– Да, – ответил Роот, – именно. Если мы правы, то велика вероятность того, что Верхавен невиновен в убийствах, за которые был осужден… и что он каким-то образом узнал, кто настоящий убийца. Вот так. Хотя, конечно, это очень тонкая нить.

В комнате снова стало тихо. Слышались только монотонный шорох магнитофона и потрескивание в трубке Рейнхарта.

– Как? – продолжил Мюнстер через полминуты. – Как он мог это узнать?

Он ясно чувствовал, что и у него самого, и у всех остальных данная идея вызывает сильное неприятие. И спасибо за это дьяволу. Хотя ни один из них лично не участвовал в расследовании, двадцать четыре года Верхавен отсидел благодаря работе их предшественников. Это естественно.

Коллективная вина? Унаследованное чувство вины? Не это ли чувство можно было уловить в дымном воздухе комнаты? По крайней мере, Мюнстер чувствовал в воцарившемся молчании сопротивление.

– Да, – спохватился Роот. – У нас есть та женщина.

– Женщина? – спросил Рейнхарт.

– К нему приезжала женщина. Пожилая женщина, которая передвигалась при помощи палочки… Это произошло примерно за год до освобождения. Они запомнили ее, потому что она была его единственной посетительницей за весь срок.