Соль

В некотором роде такое взаимонепонимание образовалось из-за неподходящего времени для свадьбы. Первые три года нашей совместной жизни совпали с исполнением давней мечты об организации путешествия – экспедиции сюда, на Соль.

Желание Андера участвовать в путешествии, его старания уладить свои дела на Земле перед отъездом, собрать достаточно денег для нашей жизни в новом мире – все это как-то поблекло для меня из-за перипетий семейной жизни, которая уже не являлась на самом деле моей, по крайней мере не полностью моей.

Зед отказался ехать на новую планету, категорически отказался. Отец же настаивал, что мы обязательно должны полететь, все мы. В доме происходили жуткие скандалы, во время которых папа кричал, что армия так и не научила Зеда дисциплине, а брат визжал, именно визжал, ему в ответ какие-то непристойности. И это только те споры, на которых я присутствовала: должно быть, когда я возвращалась к мужу, они разве что не дрались друг с другом.

Единственной ниточкой, которая удерживала семью в целостности, было нежелание Зеда покидать родительский дом и жить собственной жизнью. Отец, казалось, был частью наших тел, и мы не могли найти альтернативы его воле, как не могли бы найти замены сердцебиению.

В конце концов Зед покорился, сдался, спасовал перед железной волей отца. Все его крики и оскорбления иконы, которой оставался для нас отец, как будто иссушили и обессилили брата. Так что все мы начали готовиться к отъезду.

Путешествие стало кульминационным моментом всей папиной деятельности: вот где пригодились связи с высшими военными чинами. Некоторое время после смерти отца Зед чувствовал себя обязанным, к несчастью, поехать на новую планету. По его словам, он летел, чтобы посвятить свою жизнь постройке нового мира как монумента в память о папе. «Он показал нам путь, отец указал нам землю обетованную, он был Моисеем, и Бог забрал его у нас», – именно так и говорил Зед.

Мое собственное горе настолько отличалось от страданий брата, что все его слова казались мне пафосным бредом. После двух недель мелодраматических речей, рыданий и неистовства Зед поутих, успокоился и даже, по-моему, стал немного старше. Он решил не ехать. Зед просто не мог отправиться в путешествие. Почему он должен положить прекрасную жизнь на этот дальний неведомый мир? Почему он должен подвергать себя опасностям дикой инопланетной природы? Брат никогда не предлагал мне остаться, потому что знал, что мой муж собирается лететь, и, соответственно, мой долг следовать за супругом.

Недавно я начала сомневаться в правильности своего решения. А надо ли было мне ехать на Соль? Сама структура вопроса предполагает отрицательный ответ, но я на самом деле не знаю, что и думать по этому поводу. Когда я вспоминаю о Зеде, все еще живущем – надеюсь! – на Земле, о том, как мы с ним болтали, то на меня наваливается настоящая ностальгия по Дому. Зед – последнее, что осталось у меня во всей Вселенной после смерти папы. Но потом я начинаю размышлять о старой планете, и брат начинает казаться мне таким же недостижимым, как отец.

Андер умер во время анабиоза. Я оплакивала его даже больше, чем отца, но опять же потому, что очень много людей погибло во сне и на корабле витало слезливое настроение. Общее горе заражает так же сильно, как смех. И, положа руку на сердце, скажу по правде, что плакала вовсе не по мужу. Все мои слезы предназначались отцу – силе, которая сквозила во всех его движениях, во всех словах. И сердцу, которое не смогло выдержать переполнявших его эмоций и поэтому взорвалось, отбросив папу от стула на книжные полки, оставив его лежать на полу неподвижно, с бумагами, свалившимися на грудь…

Я едва ли оправилась после смерти папы тогда, хотя мое горе и не было видно окружающим. Одним из способов борьбы с отчаянием стало основание Женской лиги Сенара, которая удержала меня от дьявольского соблазна отказаться от путешествия. Нашему Вождю нравилось видеть во мне что-то вроде живого выражения мнения женщин, если только вы можете себе представить, что я имею в виду. И я старательно работала на благо Лиги, пытаясь загнать как можно глубже в подсознание тот факт, что я на самом деле не люблю женщин, и уж точно не уважаю их.

Оглядываясь назад – Лигу прикрыли почти сразу после того, как Сенар окончательного утвердился на Соли, – мне кажется, что я использовала организацию как специальное средство, которое ввело меня в круг мужчин, позволило мне завоевать их одобрение. День, когда я впервые встретилась с Вождем, стал самым счастливым в моей жизни. Но если именно в этом и состояло назначение Женской лиги Сенара, тогда получается, что я в какой-то мере обманывала всех. Я молилась и просила Господа указать мне путь. Возможно, ответом Бога стало выведение ситуации из-под моего контроля. Потому что, как только началась война, необходимость в Женской лиге отпала.

Действительно, парадоксальный факт. Сегодня можно прогуляться по главной площади и получить ощущение, что в Сенаре живут одни женщины. Даже те немногие мужчины, которые слоняются по улицам города, приобрели какую-то женственность. Старые и согнутые годами, спесивые мужчины, все закутанные в дорогие плащи, все в преувеличенно больших галстуках, вместо простой синей униформы молодых солдат. Или же больные мужчины, раненные и изувеченные. Они чересчур заботятся о своей внешности, чем и напоминают женщин. Постоянно останавливаются у зеркальных витрин магазинов подолгу изучают свое отражение и поправляют пустой рукав, и без того аккуратно прикрепленный к карману.

О, я не хочу ничем обидеть героев Сенара, которые пожертвовали своим здоровьем в битве за родину, но именно такие мысли приходят мне в голову, ничего не поделаешь. Женщины тоже искалечены, но так как наши раны не видны внешне, то они и остаются незамеченными. Их просто игнорируют.

На прошлой неделе Руби ворвалась в офис, всем своим существом излучая радость.

– По телевизору сказали, что все закончилось! – сказала она. – Война закончилась!

Меня так и подмывало рассмеяться в ответ на эту новость и спросить: «Как, опять?» Но если я позволю себе саркастические замечания, Руби либо ничего не поймет и решит, что я говорю серьезно, либо – если каким-то образом разгадает истинное значение моих слов – серьезно обидится. А так как моя подруга безоговорочно верит Вождю, она не видит никакого противоречия в том, что войну в одночасье объявляют оконченной, выигранной, и в то же время продолжают бои. Каждое заявление о победе наполняет ее детской радостью.