Танцор меча

Она дернулась как от удара. Ее лицо совсем побледнело. Неужели я настолько шокировал ее своим вопросом? Дел ведь знала, что я был посвящен во все, что случилось с ее мастером меча. Не знал я только всех причин.

Или мой обвинительный тон вызвал у нее такую реакцию?

– Это за тебя, – повторила она.

– Неужели? – проворчал я. – А может за Дел?

Она посмотрела на меч. Кровь стекала по клинку. Она заполняла руны, а капли собирались в лужицу на мозаичном полу.

Ее губы изогнулись, но она не улыбнулась.

Дел боролась с чувствами, которых я не понимал.

– За нас обоих, – она сказала это так тихо, что я не был уверен, правильно ли разобрал слова.

Три месяца врозь. Мы уже ничего не должны были друг другу. Остались позади отношения наемника и нанимателя. Все это ушло в прошлое. Теперь и Дел, и я могли идти своими дорогами.

– Джамайл у Вашни, – сказал я. – Их племя живет в горах.

– Я слышала.

– Поедешь к ним?

Губы сжались.

– Да.

Я кивнул.

Больше я ни на что не был способен.

Дел подняла с пола белый бурнус, вернула меч в ножны за левое плечо – я знал, что она вычистит его позже – и вышла из комнаты.

Но перед этим она избавила тело Аладара от тяжести украшенного драгоценностями кошелька.

Люблю практичных женщин.

22

Дел затащила меня в гостиницу, пользующуюся самой дурной славой в самой подозрительной части города. Мы были странной парой, и даже в этой гостинице нас провожали удивленными взглядами, пока мы поднимались по узкой лестнице на второй этаж, в крошечную комнату, которую сняла Дел. Дел приказала притащить бочку и много горячей воды. Служанка заворчала, что это не входит в ее обязанности, но Дел со всего размаху влепила ей пощечину. На темно-желтой щеке девушки заалел отпечаток ладони, а Дел, не смущаясь, пообещала хорошо заплатить золотом если Южанка поторопится, и служанка вылетела из комнаты.

Я сидел на краю старой скрипящей кровати и тупо смотрел на Дел, вспоминая как спокойно она вонзила клинок в живот Аладара. За меня, сказала она. Но я уже давно привык сам убивать за себя и не мог представить, зачем было кому-то брать на себя мои обязанности. Что такого было во мне, что толкнуло Дел пойти на убийство.

Нет. Скорее она убила за брата, и за все, что сама испытала во дворце Аладара.

– Ты почувствуешь себя лучше, когда смоешь грязь, – сказала Дел.

Бурнус скрывал мое тело, но я видел пальцы и мозолистые ладони. Ногти потрескались, обломались и сходили слоями. Медный загар побледнел, а из-за многочисленных порезов и мелких кусочков породы, въевшихся в кожу, цвет кожи почти не поддавался определению. Через всю левую руку шел едва заживший неровный шрам: из дрожащих рук умирающего человека, прикованного рядом со мной, вылетело зубило.

Я вытянул руки и посмотрел на ладони. Когда-то они были мозолистыми от постоянных упражнений с мечом. Три месяца я не брал в руки золотую рукоять Разящего – слишком долгий срок для танцора.

Дверь распахнулась с отчаянным скрипом. Дел отскочила в сторону, приготовившись выхватить меч, но Северному клинку не пришлось покидать ножны. Вошла служанка, а за ней невысокий толстяк. Он вкатил деревянную бочку, поставил ее в центре комнаты и ушел. Южанка начала таскать ведрами горячую воду.

Дел ждала, пока бочка не наполнилась, и жестом отпустила служанку. Та кинула на меня сердитый взгляд, но сделала как было предложено. Она вышла, за ней последовала Дел.

Я посмотрел на сандалии и подергал завязки. Кое-как справившись с ними, расцарапав при этом кожу, я сбросил бурнус и набедренную повязку. Потом снял перевязь и меч и забрался в горячую воду, не обращая внимания на то, что все порезы, кровоподтеки и царапины тут же напомнили о себе.

Я опускался в бочку пока вода не покрыла меня до подбородка. Тогда я осторожно прилег щекой на край бочки и весь отдался теплую Мне было не до мыла, я просто отмокал. А потом заснул.

…звон железа… удары молота о зубило и зубила о камень… стоны и крики спящих людей… всхлипывания умирающих…

Я судорожно дернулся и проснулся. Несколько секунд я не мог понять, где нахожусь, и только солнечный свет, проходивший в комнату через щели в забитых ставнями окнах успокоил меня. Комната, не шахта. Нет горящих факелов. Нет больше темноты. Нет железа.

К моей спине прикоснулась рука. Она втирала мыло в кожу пока я весь не покрылся желто-коричневой пеной. Дел мягко придержала мою голову, когда я попытался приподняться.

– Нет. Я все сделаю. Расслабься.

Но я не мог. Я напряженно сидел в бочке, пока она терла грязную кожу коричневым мылом. Сильными пальцами Дел разминала сведенные мышцы, массировала спину, плечи.

– Расслабься, – тихо повторила она.

Но я не мог.

– Что этот ублюдок делал с тобой?

Я почувствовал, что она пожала плечами.

– Не имеет значения. Он мертв.

– Баска, – я потянулся и взял ее за руку, – расскажи.

– А ты мне расскажешь?

Я снова оказался в шахте. Весь мир был заполнен темнотой и отчаянием. Пустота заползала во все уголки моего мозга.

– Нет, – все мои силы ушли на это слово. Я не мог рассказать ей.

– Побрить тебя? – спросила она, меняя тему. – И волосы надо подстричь.

Я кивнул, вымыл волосы и бороду и снова кивнул.

Дел отвернулась, пока я заканчивал мыться, полоскался и добирался до кровати, оставляя на полу мокрую дорожку. На кровати уже лежала новая набедренная повязка и коричневый бурнус. Я вытерся, надел набедренную повязку и сказал Дел, что она может повернуться.

Она взглянула на меня и в голубых глазах мелькнуло сожаление.

– Ты похудел.

– Ты тоже, – я сел. – Избавь меня от этого крысиного гнезда, баска. Может меня снова будут принимать за человека.

Она подстригла мне волосы, осторожно отрезала бороду. Я рассматривал ее лицо, пока она занималась моим. Кожа плотнее обтягивала кости. Три месяца Аладар держал ее взаперти – золотистый загар поблек, и если бы не побелевшие под солнцем Пенджи волосы, она была бы той же баской, которую я встретил в маленькой кантине крошечного городишка на окраине Пенджи.

Но теперь я знал кто она. Не ведьма, не волшебница, хотя некоторое могли бы назвать ее так из-за яватмы и ее таинственной силы. Дел была обычной женщиной, привыкшей делать то, что нужно. Не рассуждая, возможно это или нет.

Она улыбнулась. Я почувствовал, как мягкие пальцы легонько коснулись следов песчаного тигра на моем лице.

– Песчаный Тигр, – сказала она и в эти слова вложила столько чувства, что больше ничего не требовалось.

– Голодная?

Она кивнула. Я надел бурнус, взял Разящего и мы спустились вниз.

Во все, что готовили в этой гостинице добавляли перец. Не терплю его в таких количествах, но после шахты я не привередничал. Я старался только не забывать, что не должен есть намного больше той порции, к которой привык за последние месяцы. Желудок начал возмущаться, и я перешел на акиви.

Дел смотрела на меня молча, потом потянулась и накрыла ладонью мою чашку.

– Хватит, – сказала она мягко, но настойчиво.

– Я могу пить сколько захочу.

– Тигр… – она замялась. – Тебе будет плохо.

– Мне будет хорошо, – поправил я, – когда я опьянею. Именно к этому я и стремлюсь.

Она пытливо заглянула мне в глаза.

– Зачем?

Я не сомневался, то она знала зачем, но согласился объяснить.

– Акиви поможет забыть.

– Ты не сможешь забыть это, Тигр, как не смог забыть дни с Салсет, – она покачала головой. – В моей жизни были события, о которых я хотела бы забыть, но я не могу, и мне приходится жить с ними. Они постоянно во мне, и я привыкла к ним и расставила их по местам. Они же не должны постоянно портить мне жизнь.

– Значит ты забыла о кровном долге? – я не мог ничего с собой поделать, акиви будил во мне враждебность. Я посмотрел на ее побледневшее лицо. – Как ты живешь с этим, баска?