Страница 2 из 11
– Конечно.
Вик тоже только пригубил.
– Мне пора идти. – Я поднялась из-за стола. – Извините, но у меня сегодня был трудный день.
Он, словно очнувшись, поднял голову и посмотрел на меня:
– Я даже не спросил, что вы делали на кладбище. Не хотите – не отвечайте.
– Мне надо было кое-кому доказать, что… Знаете, это для вас сейчас может прозвучать несколько… Словом, я была там по своим делам. Можно даже сказать – по работе.
– А вы кто?
– Я – частный детектив. Потихоньку занимаюсь разного рода запутанными делами и чисто по-женски распутываю их, словно пряжу… Как сказал один мой знакомый: «Ты, Танечка, превратила такую грязную работу в подлинное рукоделие».
– Вы не шутите?
– Какие уж тут шутки.
Он взглянул на меня с недоверием и любопытством.
– Вот, – я протянула ему свою визитную карточку. – Звоните, если что.
В ту ночь я спала тревожно. Думала почему-то про этого Вика, про его возлюбленную, но потом, ближе к утру, все-таки уснула. Проснулась очень рано, выпила чашку кофе, сделала зарядку, утомилась и снова уснула. Только на этот раз крепко. И проснулась лишь в полдень. Да и то от телефонного звонка. Схватила трубку и прижала к уху, не открывая глаз.
– Да, слушаю.
– Таня? Это Вик. Мне надо с вами встретиться.
– А что случилось?
– Понимаете, я тут кое-что нашел… Было бы лучше, если бы вы приехали сами, но не знаю, удобно ли это…
И вдруг я услышала какой-то глухой звук, словно кому-то нанесли удар или что-то тяжелое упало, а потом послышались короткие гудки. Похоже, Вику не дали договорить.
Сон мой сразу же пропал. Мне бы не спеша полежать в ванне, позавтракать, да заодно и пообедать, пройтись по магазинам и потратить честно заработанные деньги, а я вместо этого собралась бежать, спасать практически незнакомого мне мужчину. Вряд ли это можно назвать профессионализмом. Скорее охотничьим азартом.
Но куда следовало бежать? На квартиру Евгении? Больше все равно некуда.
Я, умывшись и схватив яблоко, выбежала из дому, села в машину и уже через полчаса входила в открытую квартиру покойной Жени. В руке моей был пистолет. Но я и так чувствовала, что он мне не понадобится. Квартира была совершенно пуста. Все выглядело так же, как вчера, когда я метр за метром осматривала все вокруг. Но только сегодня в прихожей, рядом с тумбочкой, на которой стоял телефон, виднелась лужа крови, размазанная таким образом, словно Вик, которого, предположительно, ударили чем-то тяжелым или острым по голове, упал и его выволокли отсюда – настолько наглядны были следы преступления. Я, предусмотрительно заперев за собой все двери этой наводящей ужас квартиры, принялась осматривать содержимое ящиков письменного стола, секретера, шкафов и даже туалетного столика. Я не обнаружила ни одного документа, ни одной фотографии, ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что здесь жила какая-то Женя. Я напрягла свою память и вспомнила ее фамилию (которая была написана на фотографии на кресте): Травина.
Судя по найденному мной нижнему белью и платьям, Женя Травина носила одежду 44‑го размера, была высокая, худенькая и (если учесть фотографию на могиле) очень красивая. Лет ей было немногим больше двадцати.
Я вышла из квартиры и позвонила соседям. Дверь открыла женщина неопределенного возраста. Лицо в жирном креме, на голове разноцветные бигуди с торчащими из них острыми шпажками. Голубые глаза навыкате, верхняя челюсть выдвинута вперед. Короче – обезьяна.
– Скажите, Женя дома или уехала?
– Как, разве вы ничего не знаете? – Соседка схватилась за грудь. – Да вы что! Женя умерла. Ее вчера похоронили.
– Что вы такое говорите, как ее могли похоронить, когда я только сегодня утром разговаривала с ней по телефону, – с невозмутимым видом произнесла я, вводя в заблуждение женщину. – Вы, наверно, что-то спутали.
– Ничего я не спутала. Или вы пришли не к той Жене.
– К Травиной.
– Вот именно. К ней ночью приезжала «Скорая», это было два дня тому назад. Женечка умерла от воспаления легких…
Я сделала вид, что у меня закружилась голова, и по стеночке, аккуратненько, сползла вниз. «Очнулась» я уже на диване у соседки. Она хлопотала возле меня, растирая мне виски нашатырным спиртом.
– Ну, слава богу, пришли в себя… Ну и напугали же вы меня. Да я тоже хороша – взяла вот так, без подготовки, все и рассказала. Вы уж извините меня.
– Ничего, – я поднялась и села, состроив страдальческую мину, – а Вик?
– Парень-то ее? Он приходил, я ему, вот как вам, все рассказала, но только он не упал, а сделался чернее тучи… Зашел в квартиру…
– А он что же, в отъезде был? Он кто по профессии?
Соседка, не уловив, что я даже не в курсе того, кто такой Вик и чем он занимается, очевидно, большая любительница поговорить, выдавала мне информацию, что называется, на-гора:
– Он физик по образованию, мне Женя рассказывала, но вынужден был работать не по специальности, в охране. Хотя, кажется, временно. Он все ждал какого-то места.
– Если он в охране, то где же он был, когда заболела Женя?
– В Москве или Петербурге, точно не знаю. Его в командировку отправили.
– А фамилию его не знаете случайно?
– Нет. Не знаю. Может, чайку?
– Спасибо, но я очень спешу. Да, кстати, а кто ее похоронил?
– Брат, кажется. Во всяком случае, это был молодой человек, а с ним еще несколько… Все хорошо одетые, с черными повязками на рукавах. Так торжественно было, такой красивый гроб, столько цветов… Поминок, правда, не было. Странно, что родители не присутствовали.
Я поблагодарила соседку и поехала в паспортный стол: узнавать все о Жене Травиной. Благо у меня там были знакомые. Через час я уже знала, что ее родители живут в селе Подсолнухове, в пятидесяти километрах от Тарасова. Я заехала на заправку и оттуда – в село Подсолнухово.
Июль, жара, вокруг села поля, цветущие луга и небольшая речка. Центральная улица, по которой я еле проехала – настолько высоки были борозды, оставшиеся от недельной давности дождя и грязи, – вывела меня в небольшой проулок, где я и обнаружила табличку «Виноградный тупик». А вот и дом 25. Выкрашенный синей краской забор, новые, свежевыструганные ворота, перед большим деревянным домом палисадник с пыльными мальвами и вишневыми деревьями, усыпанными темными мелкими ягодами. Я вышла из машины и нажала на кнопку звонка. Я ожидала услышать собачий лай, но вместо этого послышался скрип открываемой двери, затем шаги. Калитка отворилась, и я увидела женщину лет сорока пяти в зеленом дешевеньком платье, простоволосую, со смешными очками на носу. Лицо загорелое, в мелких морщинках.
– Вы – Травина? – спросила я.
– Конечно, проходите, пожалуйста.
Да, это вам не городские, которые не то что на порог незнакомого человека не пустят, но и знакомого-то не всегда пригласят войти.
Мы поднялись по крыльцу в дом. В сенях пахло, как водится, керосином и яблоками.
В просторной светлой комнате женщина усадила меня на стул и выжидательно взглянула на меня.
– У вас дочь есть? – спросила я, боясь ляпнуть что-нибудь не то.
– Есть, конечно. Что-нибудь случилось?
– А где она?
– На ферме. Вы из газеты, что ли?
– У вас есть квартира в Тарасове?
– Откуда! Мы, конечно, хотели бы купить дочери дом, ведь она учится в Тарасове, в университете, но откуда такие деньги…
– А можно мне ее увидеть?
– Конечно. Пойдемте.
Женщина заметно заволновалась. Мы с ней сели в мою машину и поехали на край села, где располагалась молочная ферма. Мои ожидания сбывались. Я была уверена, что сейчас увижу живую и здоровую Женю.
И действительно. Мы вошли в доильный цех, и я увидела высокую девицу со светлой косой, коричневым от загара лицом и голубыми глазами. На ней было цветастое ситцевое платье. Это и была Женя Травина. Но женщина, изображенная на фотографии над могилой, выглядела совершенно по-другому.
– Здравствуйте. Вы не могли бы мне ответить на один вопрос: не теряли ли вы свой паспорт? И когда?