Противостояние. Том II

— Я сделаю все, что ты хочешь, — благодарно сказал он во сне. — Жизнь отдам за тебя!

Темный человек поднял руки под своей хламидой, придав ей форму черного бумажного змея. Они стояли на каком-то высоком месте, а внизу, под ними, Америка лежала в огне.

«Ты займешь высокое место в моей артиллерии. Ты тот, кто мне нужен».

Потом он увидал десятитысячную армию всякого сброда, отщепенцев, двигавшуюся через пустыню на восток, в горы, грубую скотскую армию, чье время наконец-то пришло. Они ехали в фургонах, джипах, на грузовиках и танках; у каждого мужчины и каждой женщины на шее висел темный камень, и в глубине некоторых из этих камней мерцало красное пятно, похожее на глаз или на ключ. И он увидел себя, ехавшего вместе с ними наверху огромного фургона с цистерной, и он знал, что цистерна полна жидкого напалма… и за ним ехала целая колонна грузовиков, нагруженных бомбами, минами и пластиковой взрывчаткой, огнеметами и самонаводящимися ракетами, гранатами и пулеметами, ракетными установками. Должна была вот-вот начаться пляска смерти, уже дымились струны скрипок и гитар, и воздух был пропитан запахом серы и кордита.

Темный человек снова поднял руки, а когда опустил их, все вокруг дышало холодом и безмолвием, огни исчезли, даже зола была холодной, и на одно лишь мгновение Мусорщик снова стал Дональдом Мервином Элбертом, маленьким, смущенным и испуганным. Только на одно мгновение он заподозрил, что он — всего лишь еще одна пешка в огромной шахматной партии темного человека и что его обманули.

Потом он увидел, что лицо темного человека уже не целиком спрятано: два темно-красных угля горели во впадинах, где должны были находиться глаза, и освещали узкий, как кинжал, нос.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — благодарно произнес Мусорщик во сне. — Отдам тебе мою жизнь! Отдам свою душу!

— У меня ты займешься поджогами, — мрачно сказал темный человек. — Ты должен прийти в мой город, и там все станет ясно.

— Где это? Где? — воскликнул он, охваченный надеждой и предвкушением.

— На западе, — сказал темный человек, исчезая. — На западе. За горами.

Тогда он проснулся, и была по-прежнему ночь, и по-прежнему было светло. Огонь приближался. Стояла удушливая жара. Взрывались дома. Звезды исчезли в плотной пелене нефтяного дыма. Пошел настоящий дождь из сажи. Баскетбольные площадки покрылись черным снегом.

Теперь, когда у него появилась цель, он обнаружил, что может идти. Хромая, он пошел на запад, и время от времени видел еще несколько людей, покидавших Гэри и оборачивавшихся, чтобы поглядеть на разрушения. Дураки, подумал Мусорщик почти с сочувствием. Вы сгорите. В свое время вы сгорите. Они не обращали на него внимания; для них Мусорщик был всего лишь еще одним уцелевшим. Они пропадали в дыму, и где-то вскоре после рассвета Мусорщик пересек границу штата Иллинойс. На севере лежал Чикаго, Джолиет — на юго-западе, а позади огонь исчез за плотной дымовой завесой. Это было утром 2 июля.

Он забыл о своей мечте сжечь Чикаго дотла; его мечты о других цистернах с нефтью и газом остались позади, повиснув на железнодорожных шпалах и обугленных жилых домах. Ему стало совершенно наплевать на этот город ветров. Около полудня он вломился во врачебный офис в Чикаго-Хайтсе и украл чемодан с ампулами морфия. Морфий немного убавлял боль, но у него имелся гораздо более важный побочный эффект: он помогал ему меньше обращать внимание на ту боль, которая все-таки оставалась.

Вечером он взял большой флакон вазелина в аптеке и покрыл обожженный участок руки дюймовым слоем мази. Ему очень хотелось пить, казалось, его непрерывно мучила жажда. Видения с темным человеком кружились в его мозгу, как тучи мух. Когда настали сумерки и он свалился без сил, он уже начал думать, что город, в который позвал его темный человек, это — Цибола, Обещанный Город Семи чудес.

Той ночью темный человек снова пришел к нему во сне и с сардонической усмешкой подтвердил, что так оно и есть.

Мусорщик пробудился от сумбурных снов-воспоминаний, и его кинуло в дрожь от пронизывающего холода пустыни. В пустыне всегда либо лед, либо огонь и нет ничего промежуточного.

Слабо постанывая, он поднялся и поежился. Над его головой сверкал триллион звезд, таких близких, что, казалось, до них можно дотянуться руками и потрогать, и пустыня вся купалась в их холодном колдовском сиянии.

Он пошел обратно к дороге, морщась от боли, причиняемой сухой раздраженной кожей, и от множества других слабых и сильных болей. Теперь они очень мало заботили его. На мгновение он остановился и взглянул вниз на город, спящий в ночи (тут и там мелькали крохотные искры огоньков, как от походных костров). Потом он пошел дальше.

Несколько часов спустя рассвет окрасил небо, но Цибола была столь же далекой, как и тогда, когда он впервые одолел подъем и увидел ее. А он как дурак выпил всю свою воду, позабыв о том, каким обманчивым здесь все кажется. Он не осмеливался долго идти после восхода солнца, потому что боялся обезвоживания. Ему придется опять где-нибудь залечь, прежде чем солнце начнет жарить во всю свою силу.

Через час после рассвета он набрел на съехавший с дороги «мерседес-бенц», вся правая сторона которого утопала в песке по самые дверцы. Он открыл одну дверцу с левой стороны и вытащил из машины два сморщенных тела ездоков, похожих на обезьян, — старуху со множеством браслетов и старика с неестественно белыми, как театральный парик, волосами. Бормоча себе под нос, Мусор вытащил ключи зажигания, обошел тачку и открыл багажник. Их чемоданы не были заперты. Он развесил разную одежду на окнах «мерседеса», придавив ее на крыше булыжниками. Теперь в его распоряжении имелась темная прохладная пещера.

Он заполз в нее и заснул. В нескольких милях к западу от него город Лас-Вегас сверкал в лучах летнего солнца.

Он не умел водить машину, никто не учил его этому в тюрьме, но он умел ездить на велосипеде. 4 июля, в день, когда Ларри Андервуд обнаружил, что Рита Блейкмур приняла слишком большую дозу снотворного и умерла во сне, Мусорщик отыскал десятискоростной велосипед и поехал на нем дальше. Поначалу он продвигался очень медленно, поскольку от его левой руки было совсем мало толку. В первый день он падал дважды, причем один раз — прямо на свой ожог, что вызвало приступ жуткой боли. К этому времени ожог здорово гноился под вазелином, и запах от него исходил кошмарный. Иногда ему приходили в голову мысли о гангрене, но он не разрешал себе долго думать об этом. Он начал смешивать вазелин с дезинфицирующей мазью, не зная, поможет ли это, но чувствуя, что уж вреда, во всяком случае, не принесет. В результате получилось вязкое желе молочного цвета, похожее на сперму.

Мало-помалу он приспособился управлять велосипедом в основном одной рукой и начал передвигаться быстрее. Земля стала ровнее, и большую часть времени он мог быстро катить вперед. В седле он держался ровно и не вилял, несмотря на ожог и туман в голове от постоянного употребления морфия. Он пил воду галлонами и невероятно много ел. Он тщательно обдумывал слова темного человека: «Ты займешь высокое место в моей артиллерии. Ты тот, кто мне нужен». Какие дивные слова — разве был он хоть кому-нибудь нужен раньше? Слова снова и снова звенели в его мозгу, пока он крутил педали под жарким солнцем Среднего Запада. И он замычал про себя мелодию коротенькой песенки под названием «По дороге в ночной клуб». Нужные слова («Ци-а-бола! Бампти-бампти-бамп!») пришли в нужное время. Тогда он еще не был таким безумным, каким вскоре стал, но уже приближался к этому.

8 июля, в день, когда Ник Андрос и Том Каллен увидели буйвола, пасущегося в округе Команче, штат Канзас, Мусорщик пересек Миссисипи у четверки городов — Давенпорта, Рок-Айленда, Беттендорфа и Молина. Он очутился в Айове.

14-го, когда Ларри Андервуд проснулся возле большого белого дома в восточном Нью-Хэмпшире, Мусорщик пересек Миссури севернее Каунсил-Блафс и въехал в Небраску. К нему вернулась ограниченная способность двигать левой рукой, мышцы ног окрепли, и он все сильнее нажимал на педали, чувствуя непреодолимую потребность спешить-спешить-спешить.