Страница 19 из 31
Теперь он посмотрел на нее. И после долгого молчания спросил:
— Что она говорила?
Люси задумалась, стараясь передать все как можно точнее.
— Она металась в спальном мешке, повторяя снова и снова. «Не надо, так холодно, не надо, я не перенесу, если ты сделаешь это, так холодно, так холодно». Потом она стала рвать на себе волосы. И стонать. У меня даже мурашки поползли по телу.
— У людей случаются кошмары, Люси. И это вовсе не означает, что они видят… скажем, его.
— Лучше о нем не говорить после наступления темноты, не так ли?
— Да, лучше не надо.
— Она ведет себя так, словно ее вот-вот разоблачат, Ларри. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да.
Он понимал. Несмотря на упрямые утверждения Надин, что сны ей не снятся, ко времени прибытия в Хемингфорд Хоум у нее под глазами появились коричневые круги. И великолепная копна тяжелых волос заметно поседела. И при внезапном прикосновении она вздрагивала. Надин содрогалась.
Едва слышно Люси спросила:
— Ведь ты любишь ее, да?
— О, Люси, — остановил он ее с упреком.
— Нет, я просто хочу, чтобы ты знал… — Она резко тряхнула головой, заметив его реакцию. — Я должна сказать об этом. Я вижу, как ты смотришь на нее… и как она смотрит на тебя иногда, когда ты чем-либо занят, и это абсолютно… абсолютно точно. Она любит тебя, Ларри. Но она боится.
— Боится чего? Боится чего?
Он вспомнил о своей попытке заняться с ней любовью спустя три дня после их фиаско в Стовингтоне. С тех пор Надин стала спокойнее — ранее временами она бывала веселой, но теперь совершенно очевидно старалась быть веселой. Джо спал. Ларри подсел к Надин, и какое-то время они разговаривали, но не об их теперешнем положении, а о былом, надежном былом. Ларри попытался поцеловать ее. Она оттолкнула его, отвернувшись, но он успел прочувствовать то, о чем только что сказала ему Люси. Он снова попытался, грубоватый и нежный одновременно, неистово желая ее. И на какое-то одно мгновение она уступила, показав ему, как бы это могло быть, если бы… Затем Надин отпрянула от него и пошла прочь, бледная, обхватив руками плечи и опустив голову.
— Не делай больше так, Ларри. Пожалуйста, не делай. Иначе мне придется вместе с Джо уйти от тебя.
— Почему? Но почему, Надин? Почему это для тебя такое невероятное событие?
Она не ответила. Просто стояла со все так же опущенной головой, с уже проступающими синевато-коричневыми кругами под глазами.
— Я сказала бы тебе, если бы могла, — ответила она и ушла, ни разу не оглянувшись.
— У меня была подруга, которая вела себя так же, — сказала Люси. — Я тогда училась в старших классах. Ее звали Джолин. Джолин Мейджерс. Она бросила учебу, чтобы выйти замуж за своего дружка. Он служил во флоте. Когда они поженились, она уже была беременна, но случился выкидыш. Ее мужа подолгу не было дома, а Джолин… она любила принимать гостей. Ей это нравилось, а ее муж был самый настоящий ревнивый медведь. Он сказал ей, что если только узнает, что она что-то вытворяет за его спиной, переломает ей руки и изуродует лицо. Представь себе, каково ей жилось? Твой муж приходит домой и говорит: «Я отправляюсь в плавание, дорогая. Поцелуй меня, а потом мы немного поваляемся на сеновале, но, между прочим, если я вернусь и кто-то скажет мне, что ты тут пустилась во все тяжкие, я переломаю тебе руки и изуродую лицо».
— Да, не очень-то весело.
— И вот спустя какое-то время Джолин встречает одного парня, — рассказывала дальше Люси. — Он был вторым тренером в Берлингтон-Хай. Где бы они ни появлялись, они постоянно оглядывались, и я уж не знаю, приставил ли ее муж кого-то шпионить за ними или нет, но потом это было уже неважно. А затем Джолин стала сходить с ума. То ей казалось, что парень, ожидающий автобус на углу, — один из дружков ее мужа. Или им оказывался коммивояжер, снимавший рядом с ними комнату в каком-нибудь паршивом мотеле. Да окажись Джолин за сто миль от штата Нью-Йорк, ей все так же мерещилось бы. Она подозревала даже полицейского, который разъяснял им, как проехать к месту для пикника. Дошло до того, что она стала вскрикивать всякий раз, когда дверь хлопала на ветру, и вскакивать, когда кто-либо подходил к ее крыльцу. А так как она жила в доме, в котором было семь маленьких квартир, то очень часто кто-либо приближался к ее крыльцу. Герберт испугался и бросил ее. Он испугался не мужа, а ее самой. И как раз накануне возвращения ее мужа из похода с Джолин случился нервный срыв. И все потому, что ей нравилось любить немного чересчур… и потому, что ее муж был безумно ревнив. Надин напоминает мне эту девушку, Ларри. Мне жаль ее. Признаться, мне она не очень нравится, но мне ее искренне жаль. Она выглядит ужасно.
— Ты хочешь сказать, что Надин боится меня так, как та девушка боялась своего мужа?
Люси пожала плечами:
— Возможно. Но я хочу сказать тебе одно — муж Надин находится где угодно, только не здесь.
Ларри засмеялся немного смущенно и сказал:
— Пора ложиться спать. Завтра будет очень трудный день.
— Да, — кивнула она, думая о том, что он ни слова не понял из того, что она сказала. И вдруг Люси расплакалась.
— Ну, — сказал Ларри. — Ну же. — Он попытался обнять ее. Люси стряхнула его руку.
— Ты получаешь от меня все, что хочешь, тебе вовсе не обязательно так делать!
В нем еще сохранилась какая-то частица прежнего Ларри, которая забеспокоилась о том, чтобы его голос не долетел до лагеря.
— Люси, да я тебя никогда и пальцем не тронул, — сказал он угрюмо.
— О, как же ты глуп! — закричала она, ударив его ногой. — Ну почему мужчины так глупы, Ларри? Вы различаете только белое и черное. Да, ты никогда и пальцем не тронул меня. Я не такая, как она. Если бы ты хоть пальцем тронул ее, она плюнула бы тебе в лицо и скрестила ноги. Мужчины по-своему называют подобных мне девушек, они пишут эти прозвища на стенах туалетов. Но вся моя вина в том, что я хочу, чтобы кто-то с теплотой относился ко мне и чтобы я любила его. Я хочу любить. Неужели это так плохо?
— Нет. Не то. Люси…
— Но ты не поверишь, — сказала она презрительно. — И ты по-прежнему будешь увиваться вокруг Мисс Высокие Бедра, а с заходом солнца опрокидывать Люси на спину.
Ларри молча кивал головой. Да, это правда, все до единого слова. Он слишком устал, слишком измучен, чтобы возражать. Люси, казалось, заметила это, выражение ее лица смягчилось, и она положила ладонь на его руку.
— Если ты поймаешь ее в свои сети, Ларри, я первая брошу тебе букет. Я никогда ни на кого не держала зла. Только… постарайся не слишком разочароваться.
— Люси…
Внезапно ее голос стал выше, зазвенев с неожиданной силой, и у Ларри по рукам побежали мурашки.
— Я просто, оказывается, верю, что любить — очень важно, только любовь поможет нам выжить, равно как и добрые отношения, а против нас — ненависть, хуже того — пустота. — Люси заговорила тихим голосом. — Ты прав. Уже поздно. Я иду спать. Идешь?
— Да, — откликнулся он, и когда они встали, он сердечно обнял ее и крепко поцеловал. — Я люблю тебя, Люси, настолько, насколько могу.
— Я знаю, — ответила она и устало улыбнулась. — Я знаю, Ларри.
На этот раз, когда он обнял ее, она не стряхнула его руку. Они отправились в лагерь и занялись робкой любовью.
Не прошло и двадцати минут после того, как Ларри Андервуд и Люси Суэнн вернулись в лагерь, и десяти минут после того, как они закончили свой любовный акт и закачались на волнах сна, как Надин внезапно очнулась от сна, словно кошка в ночи.
В вены вонзились раскаленные иглы ужаса. «Кто-то хочет меня, — подумала она, прислушиваясь к замедляющемуся бегу сердца. Ее глаза, широко открытые и полные тьмы, уставились туда, где нависающие ветви вяза переплелись в небе с тенями. — Это там. Кто-то хочет меня. Именно так. Но… так холодно».
Ее родители и брат погибли в автокатастрофе, когда ей было шесть лет; в тот день она не поехала с ними в гости к тете и дяде, вместо этого она осталась поиграть с одним из друзей, жившим по соседству. Все равно брата они любили больше, это она знала. Брат был вовсе не похож на нее, маленькую полукровку, которую взяли из приютской колыбели в возрасте четырех с половиной месяцев. Происхождение брата было ясным. Брат был — трубы, пожалуйста! — Их Собственный. А Надин всегда и навсегда принадлежала лишь одной Надин. Она была дитя земли.