Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 32



— Я думаю, ты вернулся домой, потому что не смог придумать, куда бы тебе податься. Ты не знал, кто еще согласится принять тебя. Никому на свете я не сказала о тебе ни единого плохого слова, Ларри, даже своей собственной сестре, но ты сам вынуждаешь меня, и я скажу то, что думаю о тебе. Ты привык только брать. Ты всегда был таким. Похоже, Господь оставил какую-то часть тебя неиспользованной, когда Он создавал твое тело внутри меня. Ты не плохой, но не это буквально я имею в виду.

В тех местах, в которых мы вынуждены были жить после смерти твоего отца, ты стал бы плохим, если бы это было заложено в тебе. Мне кажется, самым плохим твоим поступком было то, что ты написал неприличное слово в коридоре дома на Карстерс-авеню в Куинсе, и я поймала тебя за этим занятием. Помнишь?

Он помнил. Тогда мать написала это же слово у него на лбу, а потом заставила его трижды обойти вокруг дома. Больше он никогда не писал таких слов, нигде и ни на чем.

— Хуже всего, Ларри, то, что у тебя хорошие намерения. Иногда мне кажется, что было бы просто благословением, если бы ты обжегся посильнее. А так, как сейчас, создается впечатление, будто ты знаешь, что неправильно и что не так с тобой, но не знаешь, как поправить, изменить это. И я тоже не знаю. Я использовала все пути, известные мне, когда ты был маленьким. То слово, написанное на твоем лбу, было одним из этих путей… но к тому времени я уже отчаялась, иначе я никогда бы не поступила с тобой подобным образом. Ты только берешь, и в этом причина. Ты приехал ко мне, так как знал, я должна давать. Не всем, но тебе.

— Я уеду, — сказал он. Каждое слово вылетало из его рта, словно он выплевывал сухие шарики корпии, — Сегодня днем.

Затем до него дошло, что он, возможно, не может себе позволить уехать, по крайней мере до тех пор, пока Уэйн не перешлет ему новый чек за авторский гонорар — или то, что останется после того, как он накормит им голодных кредиторов Лос-Анджелеса. А что касается состояния его финансов в настоящий момент, так он заплатил за место на стоянке для своего «датсунга-Z», к тому же к пятнице он должен перевести значительную сумму денег, если хочет, чтобы за машиной там хорошо присматривали. Но после вчерашней пирушки, которая началась так невинно с Бадди, его невестой и оральным гигиенистом, которая была подружкой невесты (хорошая девушка из Бронкса, Ларри, она понравится тебе, у нее отлично развито чувство юмора), у Ларри осталось очень мало денег. Нет. Если уж быть честным до конца, то он был гол как сокол. От этой мысли Ларри охватила паника. Если сейчас он уйдет от матери, то куда отправится? В отель? Да в любом отеле швейцар высмеет его и вышвырнет вон. Одет Ларри вполне прилично, но у них на это нюх. Эти ублюдки знают откуда-то. Они по запаху определяют пустые бумажники.

— Не уезжай, — мягко сказана мать, — Я не хочу этого, Ларри. Я специально накупила столько вкусной еды Возможно, ты заметил. И потом, я надеялась, что мы с тобой сыграем сегодня в карты.

— Ма, ты не умеешь играть в карты, — сказал он, грустно улыбаясь.

— Ставкой будет цент, и я смогу наступить на хвост даже такому малышу, как ты.

— Возможно, если я буду подыгрывать тебе.

— Послушайте, что болтает этот ребенок, — с мягкой иронией произнесла она, — Это я дам тебе фору. Я загоню тебя в угол, Ларри. Что ты на это скажешь?

— Хорошо, — ответил он. Впервые за весь этот день он почувствовал себя хорошо, по-настоящему хорошо Тихий голосок внутри него зашептал, что его снова обвели вокруг пальца, но он отказался слушать. Это была его мать в конце концов, и она попросила его. Правда, она наговорила много жестоких вещей, прежде чем попросить, но ведь просьба — это просьба, неважно, искренняя или фальшивая, ведь так? — Вот что я скажу тебе, ма: я заплачу за билеты на игру четвертого июля. Я добавлю недостающее сверх того, что выиграю сегодня.

— Ты не сможешь очистить и помидор, — дружелюбно проворчала Элис, а потом снова повернулась к полкам. — В коридоре есть мужской туалет. Почему бы тебе не смыть кровь со лба? Потом возьми десять долларов в моей сумочке и сходи в кино. На Третьей есть отличные кинотеатры. Только держись подальше от злачных мест на перекрестке Сорок девятой улицы и Бродвея.

— Скоро я смогу давать тебе деньги, — пообещал Ларри. На этой неделе песня заняла восемнадцатое место в «Биллборд». Я проверил это у Сэма Гуди, когда шел сюда.

— Великолепно! Если ты такой богатый, то почему же не купил экземпляр, а только заглянул в чужой?

Внезапно у Ларри перехватило горло. Он попытался откашляться, но ком остался.

— Ладно, не обращай внимания, — сказала она, — У меня язык словно лошадь с норовом. Как пустится вскачь, так не остановится, пока не устанет. Ты же знаешь это.

Возьми пятнадцать, Ларри. Назовем это «в долг». Я думаю, что так или иначе получу их назад.

— Конечно, получишь, — ответил Ларри. Подойдя к матери, он опустился на корточки и, как ребенок, подергал за подол платья. Она посмотрела вниз. Приподнявшись на цыпочки, он чмокнул ее в щеку. — Я люблю тебя, ма.



Элис выглядела испуганной, но не от поцелуя, а от его слов или, может быть, тона, каким он это произнес.

— Ну что ты, Ларри, я знаю это, — пробормотала она.

— А то, что ты сказала… Насчет неприятностей. Да, это так, небольшие неприятности, но я не…

Сразу же ее голос стал холодным и жестким. Таким холодным, что это даже немного испугало его.

— Я не хочу слышать об этом.

— Хорошо, — ответил он. — Послушай, ма, какой самый большой кинотеатр здесь поблизости?

— «Люкс Твин», — сказала она, — но я не знаю, что там идет.

— Неважно. Знаешь, что я думаю? В любом месте в Америке можно получить три вещи, но только в Нью-Йорке самые классные.

— Да, мистер критик «Нью-Йорк таймс»? Какие?

— Кино, бейсбол и хот-доги от Недика.

Она засмеялась:

— А ты не так глуп, Ларри, — впрочем, никогда глупцом и не был.

Итак, он отправился в туалет. И смыл кровь со лба. И вернулся назад, и снова поцеловал свою мать. И получил пятнадцать долларов из ее потертой сумочки. И пошел в кино «Люкс». И смотрел безумный, дикий фильм о Фредди Крюгере, высасывающем кровь из подростков в зыбучих песках их снов, где все — кроме героини — умирают. Фредди Крюгер тоже, кажется, умирает в конце, но судить об этом трудно, а так как после названия фильма стояла римская цифра классификации и к тому же посещаемость была хорошей. Ларри подумал, что человек с лезвиями на кончиках пальцев вернется, даже не подозревая, что настойчивый звук в заднем ряду означает конец всему этому: не будет больше продолжения; и в очень скором времени вообще не будет никакого кино.

В заднем ряду кашлял мужчина.

Глава 12

В дальнем углу гостиной стояли старинные прадедушкины часы. Всю свою жизнь Франни Голдсмит слышала их размеренное тиканье. Они выносили приговор комнате, которую она никогда не любила, а в дни, подобные этому, ненавидела особенно сильно.

Ее любимой комнатой в этом доме была мастерская отца. Она находилась в гараже, соединявшем дом и сарай. Туда можно было попасть через маленькую дверь за старой кухонной дровяной печью. Сама дверь была хороша: маленькая, почти незаметная, как волшебные двери в сказках. Когда Франни стала взрослее и выше, ей приходилось нагибаться, проходя в нее, как и ее отцу, — ее мать никогда не заходила в мастерскую, если в этом не было крайней необходимости. Это была дверь «Алисы в Стране Чудес», и некоторое время, втайне даже от отца, она надеялась, что однажды, открыв дверь, увидит там вовсе не мастерскую Питера Голдсмита. Вместо этого она обнаружит там подземный ход, ведущий из Страны Чудес в Хоббитон, — низенький, но уютный, с закругленными сводами и земляным потолком, с которого свешиваются переплетенные корни. Ход, который пахнет не сырой землей и червями, а из которого исходят ароматы корицы и яблочного пирога, ход, который заканчивается где-то далеко в кладовой Бэд-Энда, где мистер Бильбо Бэггинс отмечает свой день рождения…