Разрушитель меча

Особенно когда они тратят деньги.

Мне оставалось только пожать плечами.

— Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.

— И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? — Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.

Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.

С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.

Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.

Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.

Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.

Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.

Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.

Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:

— Что ты с собой сделала?

Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.

— Я сделала себя другим человеком.

Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.

— Все? — недоверчиво прошептал я.

Дел выгнула почерневшие брови.

— Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.

— Но… мне нравятся светлые волосы.

Она помрачнела.

— Это краска, ее можно смыть.

— А это? — я коснулся одной смуглой щеки.

— Это тоже, — черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. — Я похожа на Южанку?

— Нет. У них глаза черные или карие.

— Тогда я с Границы.

— Ха.

— Пусть все так думают.

Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.

Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.

Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось — по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.

Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.

Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?

И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.

Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.

— Зачем? — спросил я.

— Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.

— Зачем? — повторил я, чуть прищурившись.

— Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?

— А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?

Она пожала плечами.

— Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. — Я задумчиво кивнул.

— Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.

— О тебе, конечно, тоже будут расспрашивать… но Песчаный Тигр путешествует со светловолосой Северной баской, которая носит меч — и умеет им пользоваться, — Дел запальчиво пыталась меня убедить. — А кого заинтересует пристойная женщина с Границы, которая никогда не держала в руках яватму и поэтому наняла танцора меча для защиты?

— И ты думаешь, что это собьет их со следа.

— Либо собьет, либо они просто разделятся.

— Не выйдет, — отрезал я не раздумывая. — Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.

— Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы — или куда там еще придется идти — ловушка сработает.

Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.

— А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?

— Нет, — сухо ответила она. — Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.

Я несогласно заворчал.

— Лысые женщины меня не возбуждают.

Дел задумчиво осмотрела меня.

— А вот тебе стоит состричь волосы.

— Зачем? — испугался я.

— Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.

— А ты закрой глаза, — предложил я, — и представь все, что захочешь.

Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ.

35

Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло…

…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.

Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.

Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.

Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.

Я приподнялся на локте.

— Что ты делаешь?

— Смотрю на свое отражение, — тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. — Ты знаешь, что я сделала? — прошептала она.

Я насторожился.

— Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.

Дел смотрела сквозь меня.

— Что я сделала, — повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.

Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.