Страница 16 из 17
Когда Луис спустился в гостиную, жена сидела со стаканом молока, на коленях у нее лежала раскрытая книга — детективный роман Дороти Сейерс.
— Луис, ты хорошо себя чувствуешь?
— Прекрасно! И спасибо тебе, родная, за все.
— Всегда к вашим услугам! — деланно-рекламно улыбнулась Рейчел. — Ты сегодня к Джаду пойдешь?
— Нет, — он покачал головой. — Только не сегодня. Вымотался вконец.
— Я к этому не причастна?
— Не исключено.
— Тогда, доктор, пейте молоко и — марш спать!
Он думал поначалу, что не сможет заснуть (такое бывало во время учебы, когда выпадал трудный день и все его события беспрестанно крутились в памяти). Однако быстро и плавно — словно с горки в воду — он нырнул в забытье. Где-то он вычитал, что обычному человеку нужно семь минут, чтобы полностью отключиться от дневных забот. Семь минут, чтобы сознание уступило подсознанию, так в парке аттракционов, в «заколдованном доме» вмиг поворачивается потайная стена и открывается другая комната. Есть какое-то колдовство и в засыпании.
Издалека донеслись до него слова Рейчел: «…послезавтра».
Луис лишь промычал в ответ.
— Джоландер, говорю, ну, тот самый ветеринар, заберет Чера послезавтра.
— А-а-а, Чера…
ДОРОЖИ ЯЙЦАМИ, ПОКА ЦЕЛЫ, БЕДНЯГА ЧЕР.
И Луис погрузился в глубокий, без видений, сон.
16
Пробудился он ночью от громкого стука. Сел в кровати, прислушался: Элли, что ли, свалилась на пол или сынишкина постель вдруг развалилась? Из-за облака выплыла луна, залила комнату мертвенным светом. Луис увидел в дверях Виктора Паскоу. Это он, открывая, стукнул дверью.
Голова разбита, открытая рана зияет у левого уха. На лице полосами запеклась кровь — точно боевая раскраска индейца. Сломанная ключица торчала, белея в лунном свете. Паскоу улыбался.
— Пошли, доктор, — позвал он. — Путь неблизкий.
Луис оглянулся. Жена, свернувшись клубочком под желтым пледом, крепко спала. Он снова посмотрел на Паскоу: ведь ты же умер, а вроде живой. Но настоящего страха Луис не испытывал. И сразу же понял, почему.
ВЕДЬ ЭТО ЖЕ СОН, с облегчением подумал он, потому и испуг ненастоящий. ВЕДЬ МЕРТВЫЕ НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ, ЭТО ФИЗИОЛОГИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО. ЭТОТ ПАРЕНЬ СЕЙЧАС В МОРГЕ, УЖЕ РАЗДЕЛАННЫЙ ПАТОЛОГОАНАТОМОМ И ЗАШИТЫЙ. И МОЗГ У НЕГО ВЫНУТ, А В ЧЕРЕП БУМАГА НАПИХАНА, ЧТОБ ВЛАГУ ВПИТЫВАТЬ, КУДА ПРОЩЕ, ЧЕМ ОБРАТНО МОЗГ ВСОВЫВАТЬ.
Дядюшка Карл, отец несчастной Рути, рассказал ему все, что делают в морге, и Рейчел немало порассказала — это с ее-то страхом перед смертью!
Так что здесь сейчас Паскоу никак не мог оказаться. Он — в холодильной камере, и на ноге — бирка с номером. И УЖ, КОНЕЧНО, КРАСНЫХ ШОРТ НА НЕМ НЕТ.
Но что-то заставило его подняться. Паскоу смотрел на него, не мигая. Луис отбросил простыню, опустил ноги на пол, коврик щекотал — его еще к свадьбе подарила бабушка Рейчел. Какой-то уж очень достоверный сон. Паскоу повернулся и вышел, Луис последовал за ним. Что-то безудержно влекло его, только не хотелось — пусть и во сне — прикасаться к ходячему покойнику.
И тем не менее он пошел за ним. Пошел! В лунном свете шорты Паскоу отливали атласом. Миновав гостиную, столовую, кухню, Луис пошел за Паскоу к двери, ожидая, что тот, отодвинув засов, откроет ее и выйдет в гараж, где стояли обе машины. Но Паскоу и не думал открывать дверь. Он просто прошел сквозь… Луис проводил его изумленным взглядом. ВОТ ОНО ЧТО! ВОТ КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ! НЕВЕРОЯТНО! КАЖДОМУ ПО СИЛАМ!
Попробовал — и, к удивлению, наткнулся на неподатливую деревянную панель. Да, видно, и во сне он оставался человеком трезвомыслящим. Луис отодвинул засов, вошел в гараж. Паскоу там не было. Может, привидение просто исчезло? Во сне такое нередко случается. Как меняется во сне и окружение: то стоишь нагишом в бассейне, изнывая от сильной эрекции, договариваясь, скажем, с Роджером о том, чтобы поменяться на время женами; то в мгновение ока оказываешься на Гавайях, карабкаешься по склону вулкана. Может, он потерял Паскоу, и сейчас начнется вторая серия.
Луис вышел из гаража и увидел своего поводыря — тот стоял на освещенной луной лужайке, там, где начиналась тропа.
Мерзким туманом наполз страх, окутал все тело, проник внутрь. Нет, дальше не пойду, хватит, решил Луис.
Паскоу обернулся через плечо, в лунном свете глаза его блеснули серебром. И Луис почувствовал, как в животе ворохнулся ужас. Нет, не устоять. Отвратительны торчащая ключица, запекшаяся кровь. Но перед этими глазами не устоять. Наверное, это сон про гипноз, о подавлении воли… о том, что нельзя ничего изменить, например, вернуть Паскоу к жизни. Можно учиться двадцать лет и все ж оказаться бессильным помочь, если, скажем, принесут парня с дыркой в голове. С таким же успехом можно обратиться к водопроводчику, синоптику или сказочному герою.
Мысли эти промелькнули, осталось лишь упрямое стремление вперед, на тропу. Он покорно пошел за красными, с отливом, шортами. Под луной они казались кровавыми.
Нет, плохой сон ему снится, ужасный сон. Все как в жизни. Щекотал ли холодный ковер, не пускала ли стена в гараже (хотя в каждом уважающем себя сне принято ходить сквозь стены). Сейчас он ощутил холодную росу на ступнях, дуновение ветерка — ведь Луис вышел в одних трусах. Вступив в лес, он почувствовал колкую хвою под ногами… К чему такой махровый реализм во сне!
НЕ БЕДА. Я ДОМА. В ПОСТЕЛИ. ЭТО СОН, ПУСТЬ СТРАШНЫЙ, ПУСТЬ ЯРКИЙ. УТРОМ Я ТОЛЬКО ПОСМЕЮСЬ НАД НИМ, ВСЯ ЕГО НЕСУРАЗИЦА ВЫЯВИТСЯ.
Он поморщился, оцарапавшись о ветвь. Вперед. Виден лишь силуэт Паскоу. Ужас, напитавший Луиса, вдруг сгустился, затвердел, точно гипс под рукой ваятеля, и Луис на мгновение прозрел. Я ИДУ ЗА МЕРТВЕЦОМ. ОН ВЕДЕТ МЕНЯ НА КОШАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ. И НИКАКОЙ ЭТО НЕ СОН. ВСЕ НА САМОМ ДЕЛЕ! ГОСПОДИ, ПОМОГИ!
Они перевалили первый лесистый холм. Тропа виляла меж деревьями и уводила в кусты. Начинались топкие места.
А сапог-то нет. Луис месил жидкую грязь, оступался, хватался за кусты, с неохотой отпуская спасательные ветви, под ногами чавкало, из-под пальцев ног выстреливали фонтанчики грязи.
Тщетно пытался Луис уверить себя, что это сон.
Вот и поляна. Луна выглянула из-за темных, косматых облаков, затопив кладбище мертвенным светом. Явно выступали столбики, колья с табличками, щербатые плиты сланца, жестяные квадраты — наверное, их вырезал кто-то из старших. Они отбрасывали черные, четкие тени.
Паскоу остановился подле таблички КОТ ДЫМОК. ОН БЫЛ ОЧЕНЬ ПАСЛУШНЫЙ, повернулся к Луису. Ужас, невыразимый ужас наполнил душу Луиса, казалось, еще немного, и он лопнет, разорвется на куски от невыносимого и безжалостного давления изнутри. Паскоу улыбался. Окровавленные губы, мертвый оскал. Луна выбелила загорелое лицо парня — оно казалось посмертной маской. А мертвому телу недоставало савана.
Паскоу поднял руку и указал. Луис взглянул и обмер. Сцепил пальцы в кулак, прижал ко рту. Глаза выпучились, он застонал от страха, по щекам непроизвольно покатились холодные слезы — видно, ужас и отчаяние достигли предела.
Куча валежника, от которой Джад Крандал с тревогой отогнал Элли, превратилась в огромную груду костей. Они шевелились! Луис слышал, как клацают мертвые челюсти, хрустят и пощелкивают, постукивают одна о другую берцовые, тазобедренные, плечевые кости. Он увидел оскаленные черепа людей и зверей. Шевелились мертвые белые костяшки пальцев…
И вся огромная куча будто медленно ползла навстречу.
Паскоу стал приближаться. Все отчетливее видно его суровое, окровавленное лицо. Луис чувствовал, что сознание вот-вот покинет его. Неотступно крутилась мысль: ЗАКРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ! НЕ БЕДА, ЕСЛИ РАЗБУДИШЬ ЖЕНУ, ДЕТЕЙ, СОСЕДЕЙ, ВСЮ ОКРУГУ. КРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ! КРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ…
Но он потерял голос. Изо рта вырывался лишь легкий парок с присвистом, будто у малыша, который учится свистеть.
Паскоу подошел и заговорил:
— Этот ход запретный, — и взглянул на Луиса, павшего на колени. Нет, не сочувствие, как поначалу подумалось ему, читалось во взгляде мертвеца. А лишь безграничное пугающее терпение. — Не переступай этот барьер, доктор, как бы тебе ни было нужно. Его нельзя трогать. Запомни: здесь сокрыты силы куда более могущественные, чем ты способен представить. Силы эти здесь испокон веков. И они ждут своего часа. Запомни!