Страница 14 из 17
ГОСПОДИ, ВЕДЬ У НЕГО ДЫРА В ГОЛОВЕ! ДЫРА!
— Что с ним случилось? — задал он Стиву вопрос, бессмысленный и глупый. Вопрос зеваки. Рана в голове красноречивее объяснений. — Его полиция привезла?
— Да нет, студенты на одеяле приволокли. Обстоятельств я не выяснял.
А напрасно. Причины, как и следствия, должны быть известны врачу.
— Пойдите, разузнайте. Найдите тех, кто его принес. Проводите их в соседний кабинет. Они мне нужны, но крови с них достаточно, насмотрелись!
Мастертон и сам с радостью отошел от распростертого тела, распахнул дверь — в комнату сразу ворвался шум взволнованных голосов: вопросы любопытных, недоумение очевидцев. Завыла полицейская сирена. Прибыли из университетской охраны. Луис облегченно вздохнул, но то было облегчение труса.
В горле умирающего забулькало. Он хотел что-то сказать. До Луиса донеслись отдельные звуки, даже слоги, но слов он разобрать не мог.
Луис наклонился.
— Все образуется, парень. — Ему вспомнились Рейчел и Элли, и в животе закрутило. Он поднес руку ко рту, дабы унять тошноту.
— Ка-а-а… — простонал парень. — Кла-а-а…
Луис обернулся — рядом никого не оказалось.
Послышался голос Джун Чарлтон — она громогласно объясняла санитарке, что носилки нужно искать в кладовке палаты номер два. А что ей эта палата номер два, усмехнулся про себя Луис, пустой звук. Ведь она первый день на работе. Да, не очень-то приветливо встретил их мир медицины. По ковру около разбитой головы парня расползлось бурое пятно. Слава Богу, перестала сочиться внутричерепная жидкость.
— На Кошачьем кладбище… — прохрипел парень и… улыбнулся. Жуткая улыбка, сродни той, что исказила лицо одной из санитарок.
Луис выжидательно глядел на парня, не понимая, точнее, отказываясь понять, что тот сказал. Наверное, ему послышалось. ПРОСТО Я ПОДСОЗНАТЕЛЬНО СЛОЖИЛ ЕГО ЗВУКИ В ЗНАКОМЫЕ СЛОВА, СПРОЕЦИРОВАЛ НА СОБСТВЕННЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ, убеждал себя Луис. Но не прошло и минуты, как он понял, что все совсем не так. Его вдруг пронзил ужас, необъяснимый животный страх. По всему телу побежали мурашки, именно побежали — по рукам, по ногам, по животу. Но даже сейчас он не верил тому, что услышал. Да, вроде бы запекшиеся губы умирающего прошептали, а чуткое ухо Луиса уловило знакомые слова. Значит, снова принялся убеждать себя Луис, у меня начались и слуховые, и зрительные галлюцинации.
— Что, что ты сказал? — повторил он.
На этот раз отчетливо, хотя изменившимся голосом, похожим на лепет попугая или ученой вороны, парень проговорил:
— Кошачье кладбище… это вовсе не кладбище.
Взгляд все так же устремлен в пустоту, зрачок — в кровавом кольце, губы шевелятся, как у выброшенной на берег рыбы.
Ужас снова схватил Луиса холодными лапищами, сжал теплое, живое сердце. Все крепче и крепче. Вырваться бы из этих тисков, убежать, не видеть кровавой, говорящей головы на ковре в приемной лазарета.
Луис никогда не был подвержен ни религиозной мистике, ни суевериям и все же сейчас оказался совсем не готовым к такому… Он даже не знал, как назвать это.
Противясь желанию убежать, унести подальше свою измученную душу, он наклонился еще ниже к умирающему.
— Что, что ты сказал? — переспросил он.
Улыбка, мертвая, ужасная улыбка в ответ.
— Земля там ровно камень, но сердце человеческое еще тверже, Луис, — прошептал парень. — И каждый взращивает в нем, что может… и заботливо… возделывает…
ЛУИС — мелькнуло в голове у доктора, сначала без всякой связи, потом: ГОСПОДИ! ОТКУДА ОН ЗНАЕТ МОЕ ИМЯ?
— Кто ты? — дрожащим голосом спросил Луис. — Кто ты?
— …индейцы… оживят мое тело… Держись подальше… Берегись…
Парень захрипел, и на Луиса будто дохнуло смертью: не залечить внутренние переломы и разрывы, не заставить сердце биться, все идет к концу.
— Что-что? — Луис даже легонько тряхнул парня за плечи.
— А-а-а-а, — простонал тот, и у него начались предсмертные судороги. Но вот он будто напрягся и замер. Лишь взгляд вдруг сделался осмысленным, казалось, он искал глаза Луиса. Потом сразу все кончилось. От тела пошел неприятный запах. Луис еще надеялся, что парень заговорит, он просто обязан заговорить! Но взгляд остановился, глаза начали стекленеть. Парень скончался.
Луис откинул голову, расправил плечи, не замечая, что брюки и рубашка прилипли к телу — так он вспотел. Он закрыл глаза, и мрак, точно большим крылом, укрыл его. Голова кружилась, его мутило. Сообразив, в чем дело, он отвернулся от мертвого, наклонил голову, сунул ее меж колен, большим и указательным пальцами левой руки залез в рот и крепко, до боли надавил на корень языка…
…Через несколько секунд голова прояснилась.
13
Комната наполнилась народом, точно актерами, дождавшимися выхода на сцену. Луису все виделось как в полусне, он не знал, что делать, куда идти — в курсе психологии описываются эти ощущения, но сам он их никогда не испытывал и сейчас испугался. Наверное, так же чувствует себя наркоман, принявший большую дозу ЛСД.
И ВЕСЬ ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ РАЗЫГРЫВАЕТСЯ ДЛЯ МЕНЯ, подумал он. КОГДА ПРОРОЧИЦЕ СИВИЛЛЕ НУЖНО СКАЗАТЬ МНЕ КОЕ-ЧТО, СЦЕНА ПУСТЕЕТ, А ПОСЛЕ СМЕРТИ ГЕРОЯ ВСЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ТУТ КАК ТУТ.
Вошли санитарки с жесткими носилками, на таких носят больных с травмами спины и шеи. Следом появилась Чарлтон, оповестив всех, что полиция вот-вот прибудет. Оказывается, парня сбило машиной, когда он совершал пробежку. Луису сразу же вспомнились беспечные бегуны утром, когда он ехал на работу, и сердце захолонуло.
Подоспел и Стив Мастертон, а с ним двое полицейских.
— Луис, — начал он, — я узнал, кто принес потерпевшего. — И осекся. — Луис, вам нехорошо?
— Нет, нет, все в порядке, — ответил тот и поднялся. Сразу же вновь накатила дурнота, но отступила. Луис взял себя в руки. — Так, говорите, его фамилия Паскоу?
— Да, Виктор Паскоу, — кивнул один из полицейских. — Так, по крайней мере, говорит подружка, с которой он вместе бегал.
Луис взглянул на часы, отметил время смерти.
За стеной, где Мастертон собрал свидетелей, слышался девичий плач. Вот так-то, крошка. С новым учебным годом! Успешных тебе занятий!
— Мистер Паскоу скончался в десять часов девять минут утра, — доложил он.
Один из полицейских отер ладонью рот.
Мастертон спросил вновь:
— Луис, вы здоровы? На вас ЛИЦА НЕТ!
Тот не успел ответить. Санитарка, выпустив из рук носилки, выбежала вон, не сдержав тошноты и испачкав передник. Зазвонил телефон. Плакавшая девушка вдруг принялась звать погибшего: «Вик! Виктор! Вик!» Сумасшедший дом, да и только. Полное смятение. Полицейский попросил у Чарлтон одеяло — накрыть покойного, а та колебалась: позволительно ли ей разбазаривать собственность лазарета. Луис поймал себя на том, что вспоминает цитату из Мориса Сендака: «И суеты пусть круговерть займется».
В груди опять поднимались истерические смешинки, но Луис их подавил. Правда ли, что это Паскоу произнес слова «Кошачье кладбище»? Правда ли, что назвал его имя? Вопросы обрушивались тяжкими ударами, валили с ног, выбивали из колеи. Но услужливый разум уже дробил цепочку воспоминаний, отделял одно слово от другого, ваял новый образ. Разумеется, Паскоу произнес совсем другие слова (если вообще что-либо произнес!). Неудивительно, что в столь трагический момент потрясенному Луису прислышалось нечто. Скорее всего Паскоу мог лишь стонать да мычать, а не говорить членораздельно.
Луис изо всех сил боролся с этими мыслями. Ведь он на работе. Его предпочли пятидесяти трем другим претендентам на это место. А он бездействует, не отдает приказаний. В комнате людей что сельдей в бочке.
— Стив, дайте санитарке успокоительного, — распорядился он и сразу почувствовал себя увереннее. Будто он — командир космического корабля, стартующего с крохотной планетки, то бишь с того момента, когда Паскоу заговорил. И вся ответственность лежит на Луисе. Он должен справиться со своей работой.
— Джун, дайте полицейским одеяло.