Страница 7 из 25
Сюзанна закончила возиться с кроликом. Мясо отправилось в горшок над костром; шкурку она растянула между двух палок, привязав сыромятным шнуром, мотки которого хранились в кошеле Роланда. Позднее, после вечерней трапезы, Эдди возьмется выделывать эту шкурку начисто. Опираясь на руки, Сюзанна без труда заскользила туда, где, привалясь к высокой старой сосне, сидел Эдди. Роланд у костра крошил в горшок какие-то загадочные — и без сомнения восхитительные — лесные травы.
— Что поделываем, Эдди?
Эдди обнаружил, что сдерживает нелепое стремление спрятать деревяшку за спину.
— Да так, ничего, — сказал он. — Вот подумал… ну… может, вырезать что-нибудь. — Он помолчал, потом прибавил: — Правда, я по этой части не большой мастак. — Говорил он так, словно старался убедить Сюзанну.
Сюзанна озадаченно взглянула на Эдди. Она, казалось, совсем уже собралась что-то сказать, но мгновение спустя просто пожала плечами и удалилась, оставив Эдди в покое. Она понятия не имела, отчего юноша словно бы стыдился потратить немного времени на резьбу (ее-то отец только и делал, что резал да строгал), но полагала: если это требует отдельного разговора, то в свое время Эдди такой разговор заведет.
Эдди понимал, что чувствовать себя виноватым бессмысленно и глупо, но при этом сознавал: ему удобнее работать, когда он в лагере один. Похоже, старые привычки иногда отмирают очень неохотно. Победа над героином, оказывается, сущие пустяки по сравнению с победой над своим детством.
Эдди неожиданно для себя обнаружил, что, когда Роланд с Сюзанной покидают лагерь ради охоты, упражнений в стрельбе или весьма своеобразных уроков стрелка, он трудится над своим куском дерева на удивление споро и со все возрастающим наслаждением. Да, там, внутри, кое-что было, тут Эдди не ошибся. Предмет простых очертаний, и нож Роланда вызволял его с пугающей легкостью. Эдди думал извлечь эту нехитрую штуку из деревяшки почти целиком, а значит, праща действительно могла стать настоящим оружием. Может, она и не шла ни в какое сравнение с большими револьверами Роланда — пусть, все равно это было нечто, сделанное собственными руками Эдди. Что-то свое. И эта мысль очень радовала юношу.
Он не услышал испуганного карканья первых поднявшихся в небо ворон. Он уже представлял себе — предвкушал — как в очень скором времени, возможно, увидит дерево с плененным в нем луком.
Эдди услышал приближение медведя раньше Роланда и Сюзанны, но ненамного: молодого человека сковывало глубокое оцепенение, порожденное той сосредоточенностью, что сопутствует творческому порыву в миг, когда он наиболее мощен и сладостен. Почти всю жизнь Эдди такие порывы подавлял, и этот завладел им безраздельно. Эдди стал добровольным узником.
Из этого оцепенения его вырвал не треск падающих деревьев, а короткий гром револьверного выстрела на юге. Улыбаясь, Эдди поднял голову и обсыпанной опилками рукой откинул волосы со лба. Он сидел, привалясь к высокой сосне, на поляне, ставшей их домом, в скрещенье ложащихся на лицо лучей зелено-золотого лесного света, и был в эту минуту действительно красив — молодой человек с непокорными темными волосами, которые все время норовили рассыпаться по высокому лбу; молодой человек с энергичным подвижным ртом и светло-карими глазами.
Его взгляд на мгновение перекочевал ко второму револьверу Роланда, свисавшему на ремне с ближней ветки, и Эдди вдруг обнаружил, что с любопытством размышляет над тем, давно ли Роланд перестал уходить куда бы то ни было без того, чтобы у него на боку не висел хоть один из его легендарных револьверов. Этот вопрос привел Эдди к двум другим.
Сколько ему лет, этому человеку, выдернувшему их с Сюзанной из родного мира и родных когда? И, что более существенно, что с этим человеком творится?
Сюзанна обещала затронуть эту тему… если отстреляется хорошо и если от общения с ней шерсть у Роланда не встанет дыбом. Эдди не думал, что Роланд сразу же выложит все как на духу, но пришла пора дать долговязому уроду понять: они знают, что что-то неладно.
— Захочет Господь — будет вода, — проговорил Эдди, возвращаясь к своему занятию. На губах у него играла едва заметная улыбочка. Они с Сюзанной уже нахватались присказок от Роланда… а он — от них. Почти как если бы они были половинками единого целого…
В чаще неподалеку повалилось дерево, и Эдди мигом вскочил, с наполовину вырезанной пращой в одной руке и ножом Роланда — в другой. Молодой человек наконец насторожился и с колотящимся сердцем уставился через поляну туда, откуда донесся шум. Что-то приближалось. Теперь-то Эдди было слышно, как оно шумно, по-хозяйски ломится сквозь кусты, и он с горечью подивился, что заметил это так поздно. В далеком уголке его сознания тоненький голосок пропищал: поделом тебе. Не делай ничего лучше Генри, не трепли брату нервы.
С прерывистым надсадным треском упало еще одно дерево. Эдди, смотревший в проход, образованный неровным строем высоких елей, увидел, как в неподвижный воздух поднялось облако древесной пыли. Существо, повинное в появлении этого облака, вдруг заревело — свирепо, так, что кровь стыла в жилах.
Здоровущий, сука, кто он ни есть.
Бросив деревяшку на землю, Эдди метнул нож Роланда в дерево, росшее в пятнадцати футах слева. Нож сделал в воздухе двойное сальто и, задрожав, вонзился в ствол по середину лезвия. Эдди протянул руку к ветке, на которой висела кобура стрелка, выхватил револьвер и взвел курок.
Остаться или дать тягу?
Но молодой человек обнаружил, что уже не может позволить себе роскошь решать этот вопрос. Тварь была не только огромной, но и быстрой, и бежать было поздно. В проходе между деревьями с северной стороны поляны, куда он смотрел, ему начали открываться исполинские очертания — силуэт, поспорить вышиною с которым могли лишь самые высокие деревья. Гигант тяжело и неуклюже шел прямо на юношу. Взгляд чудовища уперся в Эдди Дийна, и оно вновь заревело.
— Мама родная, шиздец, — прошептал Эдди, когда очередное дерево согнулось, выстрелило, точно пушка, и с громким треском рухнуло на лесную подстилку, подняв облако пыли и сухой хвои. Теперь зверь — медведь ростом с Кинг-Конга, — ломая сучья, надвигался на поляну. Земля дрожала у него под ногами.
«Что будешь делать, Эдди? — внезапно спросил Роланд. — Думай! Это единственное преимущество, какое есть у тебя перед оным зверем. Что ты будешь делать?»
Что оного зверя удастся убить, Эдди не думал. Из базуки — может быть, но из стрелкова сорок пятого калибра — нет. Можно было бы убежать, но ему отчего-то казалось, что наступающий на поляну зверь при желании способен проявить изрядное проворство. Эдди догадывался, что вероятность окончить жизнь раздавленным в лепешку пятой медведя-великана составляет добрых пятьдесят процентов.
Так на что решиться? Остаться и стрелять или бежать отсюда как угорелому?
Эдди пришло в голову, что есть и третий вариант: можно взобраться наверх.
Он повернулся к дереву, о которое опирался спиной. Это была огромная вековая сосна, бесспорно, самое высокое дерево в этой части леса. Ее первая ветвь развернула свой зеленый перистый веер в восьми футах от земли. Эдди снял револьвер с курка, сунул за пояс штанов, подпрыгнул, ухватился за ветку и лихорадочно подтянулся. За его спиной вновь зычно взревел ворвавшийся на поляну медведь.
Молодой человек так или иначе непременно стал бы его добычей, и висеть бы тогда кишкам Эдди Дийна веселыми яркими нитями на нижних ветвях сосны, если бы в этот миг медведь опять не расчихался. Подняв на месте бывшего костра черную тучу пепла, зверь замер, согнувшись чуть ли не вдвое и уперев передние лапищи в огромные ляжки, отчего на мгновение сделался похож на старика в шубе — на простуженного старика. Он чихал и чихал — АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! АП-ЧХИ! — и от его морды летели мириады паразитов. Горячая струя мочи била между лап в кострище, с шипением размывая россыпь угольков.