Страница 5 из 34
— Я принимаю ванну и готовлюсь к обеду. Это не запрещено?
Джек понял, что ему больше не хочется в туалет. Он упал в кресло и расслабленно закрыл глаза. С ней все в порядке…
«Пока что все в порядке», — прошептал зловещий голос, и он мысленно увидел, как опять появилась воронка.
В семи или восьми милях по набережной, как раз напротив универмага Хемптон, они наткнулись на ресторанчик «Царство омаров». Джек довольно смутно вспомнил проведенный день — он уже начал забывать весь тот ужас, который испытал на пляже, вернее почти забыл его. Официант в красном пиджаке, на спине которого было золотом выбито изображение омара, подвел их к столику возле окна.
— Мадам желает выпить?
У официанта было каменно-холодное выражение лица уроженца Новой Англии. Глядя на это лицо, Джек представил себе, как выглядит он в своем спортивном костюме и его родная мать в небрежно надетом вечернем платье с водянисто-синими глазами. Джек почувствовал знакомое чувство страха.
Мама, если ты не больна, то что, черт побери, мы здесь делаем? Этот город пуст! Это ужасно! Боже!
— Принесите мне неразбавленный мартини, — сказала она.
Официант поднял брови.
— Мадам?
— Положите в стакан лед. Затем в лед положите оливку. И налейте джин до уровня оливки. Затем… вы слушаете?
Мама, господи, разве ты не видишь его глаза? Тебе кажется, что ты очаровательна, а ему кажется, что ты над ним насмехаешься! Неужели ты не видишь его глаза?
Нет. Она не видела. И эта невнимательность, которая так противоречила ее обычному обостренному чувству на других людей, еще одним камнем легла на его сердце. Она отступала… во всем.
— Да, мадам.
— Затем, — продолжала она, — возьмите бутылку вермута, любого сорта, и наклоните над стаканом. А затем вермут поставьте на полку, а стакан принесите мне. Понятно?
— Да, мадам.
Водянисто-синие глаза уроженца Новой Англии смотрели на его мать с полным безразличием.
«Мы здесь одни, — подумал Джек, впервые реально осознав это. — Да, мы здесь одни».
— Молодой человек?
— Я бы хотел Коку, — скромно сказал Джек.
Официант ушел. Лили достала косметичку и вынула из нее пачку сигарет «Герберт Тарритунз» (он с детства помнил эти сигареты. «Подай мне „Тарритук“ с полочки, Джеки») и закурила. Она затянулась и закашлялась.
Еще один камень на его сердце. Два года назад его мать совершенно бросила курить. Джек ожидал, что она скоро опять закурит с тем веселым фатализмом, который составлял часть ее ребяческого характера. Его мать всегда курила, так что будет курить и впредь. Но она не закурила… и только три месяца тому, в Нью-Йорке, это началось опять. Отель Чарльтон.
Она ходила по гостиной в их номере, перекладывая свои старые рок-записи и джазовые записи покойного мужа.
— Ты опять куришь, мама? — спросил он.
— Да, я курю капустные листья, — ответила она.
— Мне бы этого не хотелось.
— А почему бы тебе не включить телевизор? — ответила она с непривычной резкостью, поворачиваясь к нему. Ее губы были плотно сжаты. — Может быть, там как раз показывают этих проповедников: Джимми Сваггарда и Преподобного Инка. И ты бы почитал проповеди вместе с ними.
— Извини, — пробормотал он.
Да, это был Чарльтон. Капустные листья. А теперь опять «Герберт Тарритунз» — старомодная бело-голубая пачка. Мундштуки казались фильтрами, но на самом деле фильтра не было. Он смутно помнил, что отец говорил кому-то, что он курит «Уинстон», а его жена курит «Черные Легкие».
— Ты увидел что-то странное, Джек? — спросила она его, остановив на нем взгляд своих больших глаз. Сигарета опять заняла свое старое, слегка эксцентричное место между указательным и средним пальцами правой руки. Давая ему возможность сказать: «Мама, я вижу ты опять куришь „Герберт Тарритунз“. Значит ли это, что ты опять отступила?»
— Нет, — ответил он. На него опять накатила тоска по дому, и он почувствовал, что сейчас заплачет. — Ничего, кроме этого места. Оно немного странное.
Она оглянулась вокруг и усмехнулась. Еще два официанта: один толстый, а другой тощий, одетые в одинаковые красные пиджаки с золотым омаром на спине, стояли у двери в кухню, тихо переговариваясь. Кабинку, где сидели Джек с мамой, отделял от большого зала вельветовый занавес. В полутьме зала на столах стояли перевернутые стулья. Огромное окно во всю стену в противоположном конце зала напомнило Джеку фильм «Умерший Любимый», в котором снималась его мать. Она играла юную богатую девушку, которая вышла замуж за подозрительного, но красивого типа, против воли родителей. Этот тип увез ее в большой дом у океана и попытался довести ее до сумасшествия. «Умерший Любимый» был типичным для карьеры Лили Кавано. Она играла главные роли во многих черно-белых фильмах, в которых красивые, но уже забытые актеры ездили в открытых фордах.
На вельветовой портьере висела вполне понятная табличка:
«ЭТО ОТДЕЛЕНИЕ ЗАКРЫТО».
— Тут немного мрачновато, не так ли? — сказала она.
— Да, как в Сумеречной Зоне, — ответил он, и она рассмеялась своим резким, заразительным и любимым смехом.
— Эх, Джеки, Джеки, Джеки, — сказала она и наклонилась, чтобы погладить его уже слишком длинные волосы.
Он оттолкнул ее руку, улыбаясь (но, Боже, ее пальцы как костяшки. «Она почти мертва, Джек».)
— Не трогай прическу.
— А это уж как захочу.
— Не для тебя я ее делал, старушка.
— Ах так, попробуй теперь получить у меня денег на мороженое.
— Ладно.
Они улыбнулись друг другу, и Джек даже не мог вспомнить, чтобы ему когда-либо так хотелось плакать и чтобы он так сильно любил ее. Была какая-то отчаянная печаль в ней… и частью этого были «Черные Легкие».
Официант принес напитки. Она подняла свой бокал.
— За нас.
— За нас.
Они выпили. Подошел официант с меню.
— Может быть, я тебя немного сильно дернула, Джеки?
— Немного, — ответил он.
Она подумала, затем пожала плечами.
— Что бы ты хотела?
— Я думаю, камбалу.
— Принесите две.
Джек заказал на двоих. Он был немного смущен, но знал, что она именно этого и ждала, и прочел одобрение в ее взгляде, когда официант ушел.
Принесли заказ. Он накинулся на свою камбалу, горячую и пахнущую лимоном. Лили же только поковырялась в своей тарелке, съела несколько зеленых листиков и сложила приборы.
— Занятия в школе начались здесь две недели назад, — сказал Джек, продолжая жевать. Вид больших желтых автобусов с надписью «РАЙОННАЯ ШКОЛА АРКАДИИ» на боку заставил его почувствовать себя виноватым. Он подумал, что при подобных обстоятельствах это абсурдно, но это было так. Он прогуливал.
Она беспокойно посмотрела на него. К этому времени она уже успела выпить вторую порцию мартини и заказала третью.
Джек пожал плечами.
— Я просто так это сказал.
— Ты хочешь в школу?
— Что? Нет! Не в эту!
— Это хорошо, — сказала она. — Потому, что у меня нет этих твоих чертовых справок о прививках. А они не позволят тебе учиться без родословной, приятель.
— Не называй меня «приятель», — сказал Джек, но Лили не улыбнулась старой шутке.
Мальчик, ты почему не в школе?
Он моргнул, как будто голос прозвучал не в его голове, а вслух.
— Что случилось? — спросила она.
— Нет, ничего. Там… в парке был такой смешной чудак. В Стране Чудес. Привратник или смотритель, или еще что-то в этом роде. Черный старик. Он спрашивал меня, почему я не в школе.
Она наклонилась вперед. Теперь она не улыбалась, она была почти испугана.
— Что ты ответил?
Джек пожал плечами.
— Я сказал, что я учусь самостоятельно. Ты помнишь, как было с Ричардом? Доктор сказал Дяде Моргану, что Ричард шесть недель не должен ходить в школу, но гулять по улице ему было можно, — Джек слабо улыбнулся. — Я подумал тогда, что он счастливчик.
Лили немного расслабилась.
— Мне не хочется, чтобы ты разговаривал с чужими…