Столкновение миров

Когда зачитали список претенденток, то, согласно семейной легенде, Лили прорычала Филу:

— Если окажется, что я победила, а меня там не будет, я одену туфли на шпильках и станцую «Ку-ча-чу» у тебя на животе.

Но когда выяснилось, что Оскара присудили Руфь Гордон, Лили сказала:

— Что ж, она заслужила его. Она великая актриса.

И тут же, прижавшись к груди мужа, прошептала:

— Найди мне еще одну такую роль, ты ведь самый лучший импресарио.

Но больше таких ролей не было. Последней ролью Лили, сыгранной через два года после смерти Фила, была роль циничной экс-проститутки в фильме «Маньяки на мотоциклах».

Именно об этом периоде и вспоминала сейчас Лили. А Джек в это время думал, как он будет выгружать все сумки из багажника и с заднего сидения. Одна из сумок расстегнулась, и ее содержимое — старые носки, фотографии, шахматы, комиксы рассыпались по всему багажнику. Большую часть всего этого барахла Джеку удалось рассовать по другим сумкам. Лили медленно поднималась по ступенькам отеля, тяжело опираясь на поручни, как старуха.

— Я нашла убежище, — сказала она не оборачиваясь.

Джек оторвался от сумок и посмотрел на небо. Он был уверен, что увидит радугу. Но радуги не было — только неуютное, хмурое небо.

И вдруг:

«Иди ко мне», — сказал кто-то позади него тихим, но отчетливым голосом.

— Что? — спросил он, оглянувшись.

Перед ним простирались пустые сады и дорога.

— Что? — спросила его мать. Она смотрела на него в пол-оборота, взявшись за ручку огромной дубовой двери.

— Мне показалось, — ответил он. Здесь не могло быть ни голоса, ни радуги. Джек выбросил их из головы и теперь посмотрел на мать, которая боролась с тяжелой дверью. — Подожди, я сейчас помогу, — сказал он и начал подниматься по лестнице, неловко неся большой чемодан и бумажный пакет, набитый свитерами.

До встречи со Спиди Паркером Джек влачил унылое существование в гостинице, проводя время так же бессмысленно, как спящая собака. Вся его жизнь казалась ему в те дни сном, полным теней. Даже ужасная новость о дяде Томми, которая пришла к ним по телефону накануне ночью, не смогла полностью пробудить его, как бы ужасна она ни была. Если бы Джек увлекался мистикой, он мог бы подумать, что потусторонние силы подчинили его себе и управляют его жизнью и жизнью его матери. Джек Сойер в свои двенадцать лет был деятельной личностью, и пассивность этих дней, после суеты Манхэттена, действовала ему на нервы.

Джек обнаружил, что стоит на берегу без всякой определенной цели и не понимает, что он вообще здесь делает. Возможно, он горевал по Дядюшке Томми, но его мозг как будто спал, предоставив телу самому заботиться о себе. Он долго не мог ни на чем сосредоточиться.

— Ты просто устал от всего этого, — сказала мать, глубоко затягиваясь сигаретой и глядя на него сквозь клубы дыма. — Все, что тебе нужно, Джеки, это немного расслабиться. Это хорошее место. Давай наслаждаться им сколько можно.

На экране телевизора Боб Ньюхард, слишком красный на этом изображении, беззаботно рассматривал ботинок, держа его в правой руке.

— Я занимаюсь именно этим, Джеки, — улыбнулась она. — Расслабляюсь и наслаждаюсь этим.

Он взглянул на часы. С тех пор, как они уселись перед телевизором, прошло два часа, но Джек не мог вспомнить ничего из увиденного.

Джек собирался подняться и идти спать, когда зазвонил телефон. Старый добрый Дядюшка Морган Слоут нашел их. Новости, которые сообщал Дядюшка Морган, никогда не были хорошими, но эта была слишком трагичной даже по стандартам Дядюшки Моргана. Джек стоял посреди комнаты и наблюдал за лицом матери, которое становилось все бледнее, бледнее, бледнее. Она поднесла руку к горлу, на котором за несколько последних месяцев появилось много новых морщинок, и сжала его. Она не произнесла за все время, пока слушала это известие, ни единого слова. Лишь в конце она прошептала «Спасибо, Морган», — и повесила трубку. Затем она повернулась к Джеку. Она выглядела более старой и усталой, чем обычно.

— Держись, Джеки, ладно?

Он уставился на нее испуганными глазами.

Она взяла его за руку и сказала:

— Дядюшка Томми погиб в автомобильной катастрофе сегодня днем.

Он всхлипнул, чувствуя, что его зашатало, как от сильных порывов ветра.

— Он переходил Бульвар Ла Чинега, и его сбил фургон. Свидетели утверждают, что это был черный фургон, на его боку было написано «ДИКОЕ ДИТЯ», но… но это все.

Лили заплакала. Через секунду, к своему удивлению, Джек тоже заплакал. Все это произошло три дня назад, и ему эти дни казались вечностью.

15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял на пустынном берегу и глядел на гладкую поверхность воды. Он стоял на берегу перед гостиницей, напоминающий замок из романов сэра Вальтера Скотта. Ему хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки. Его окружала смерть, мир наполовину состоял из смерти, и в нем не было радуги. Фургон «ДИКОЕ ДИТЯ» вычеркнул из жизни Дядюшку Томми. Дядюшка Томми погиб в Лос-Анджелесе, слишком далеко от восточного побережья. Он был человеком, который обязательно повязывал галстук, чтобы сходить за сэндвичами к Арби, и не имел никакого отношения к западному побережью.

Его отец умер, Дядюшка Томми умер, возможно, его мать тоже медленно умирает. Он чувствовал смерть и здесь, в Аркадия-Бич. Она говорила по телефону голосом Дядюшки Моргана. Не было ничего столь простого и очевидного, как это меланхолическое настроение, которое возникает на курорте в межсезонье, где всюду бродят Призраки Ушедшего Лета. Кажется, что оно лежит в самой природе вещей, в запахе океанского бриза. Он был напуган… напуган уже давно. Пребывание здесь только помогло ему осознать это — помогло ему понять, что это Смерть вела его по шоссе 95 из Нью-Йорка, поглядывая на него сквозь сигаретный дымок и прося найти что-нибудь по радио.

Он с трудом вспомнил, как отец рассказывал ему, что его сын родился со старушечьей головой, но теперь он не чувствовал, что у него старушечья голова. Наоборот, он чувствовал, что его голова очень молода. «Я напуган, — подумал он. — Я очень сильно напуган. Как будто на краю земли».

Чайки кружились над его головой в сером воздухе. Серая тишина была, как и воздух — такой же мертвой, как растущие темные круги под ее глазами.

Когда он бродил по Стране Чудес и встретил Лестера Спиди Паркера, то чувство скованности, которое он ощущал все эти долгие дни, как бы выпавшие из течения времени, покинуло его. Лестер Паркер был чернокожим с седыми курчавыми волосами и изрезанными глубокими морщинами щеками. Он был совершенно неприметным человеком, хотя и провел лучшие годы своей жизни, как путешествующий блюз-музыкант. И он не говорил ничего особенного. Но все же, когда Джек бесцельно бродил по игровым площадкам Страны Чудес и неожиданно встретился взглядом с его тусклыми глазами, он почувствовал, что неопределенность оставила его. Он снова стал самим собой. Казалось, что какой-то волшебный ток прошел от старика к Джеку. Спиди улыбнулся ему и сказал:

— О, кажется, у меня появился напарник. Маленький Странник.

Его скованность тут же исчезла: всего за мгновение до этого ему казалось, что он замотан в кокон из мокрой шерсти и хлопчатобумажной ткани, и вдруг он стал свободен. На секунду вокруг головы старика появился серебряный нимб, легкий ореол света, который исчез, стоило Джеку моргнуть. Только теперь Джек увидел, что старик держит в руках широкую и тяжелую метлу.

— Все в порядке, сынок? — смотритель заложил руку за спину и выпрямился назад. — Мир изменяется к лучшему или к худшему?

— Ну, к лучшему, — сказал Джек.

— Значит, ты пришел туда, куда нужно. Как они тебя называют?

— Маленький Странник, — сказал Спиди в тот первый день, — Странник Джек.

Он наклонил свое длинное угловатое тело и обхватил ручку метлы, как будто это была девушка, с которой он танцевал. «Человек, которого ты перед собой видишь — Лестер Спиди Паркер, который раньше тоже был бродягой, сынок. Да, Спиди много знал и помнил все дороги в прошлое. У меня была группа, Странник Джек, и мы играли блюз. Гитарный блюз. И у меня были записи, но я даже не буду спрашивать тебя, слышал ли ты их. Каждое слово и каждая фраза имели свой собственный ритм и акценты». Сейчас в руках Спиди вместо гитары была метла, но он все равно был музыкантом. Через пять секунд разговора Джек уже знал, что его отец, который очень любил джаз, легко сошелся бы с этим человеком.