Светящийся

— Лучше я дождусь папу.

— Не думаю, чтобы он вернулся раньше пяти.

— А может, и раньше приедет.

— Может быть, — согласилась она.

Венди была на полпути к дому, когда он позвал:

— Мамми!

— Что тебе, малыш?

— Ты хочешь поехать в горы и жить в отеле всю зиму?

Ну вот, какой из пяти тысяч возможных ответов можно дать на один простой вопрос — тот ли, что был у нее вчера, или тот, что возник ночью, или… Все они были разными и отличались друг от друга широким спектром цветов — от светло-розового до мрачно-черного.

— Если этого хочет твой папа, то хочу и я. — Она сделала паузу. — А как ты?

— Наверное, и я тоже, — помолчав, сказал он. — Здесь не с кем играть.

— Ты скучаешь по друзьям?

— Иногда скучаю по Скотти и Энди. Больше ни по ком.

Она вернулась, поцеловала его и взъерошила на голове светлые волосы, теряющие детскую мягкость. Он был таким серьезным человечком, и она задалась вопросом, как ему живется с такими родителями, как они с Джеком. Большие надежды, с которыми они начали совместную жизнь, рассыпались, приведя их в этот противный многоквартирный дом в незнакомом городе. Снова возник перед ней образ Денни с рукой в гипсе. Кто-то в небесной канцелярии сделал ошибку, которую уже поздно исправлять, а поплатиться может за нее совсем невинный — их ребенок.

— Не выбегай на дорогу, док, — сказала она, крепко прижимая его к себе.

— Конечно, ма.

Она поднялась к себе на кухню, поставила на огонь чайник, положила пару печений на тарелку для Денни на случай, если тот вернется домой, пока она отдыхает. Сидя за столом перед глиняной чашкой, она поглядывала из окна на Денни, одетого в голубые джинсы и в просторный темно-зеленый свитер с трафартом на спине — «Ставингтонская школа». Планер все еще валялся у его ног. Слезы, накопившиеся за целый день, хлынули лив нем — она склонилась над чашкой дымящегося душистого чая и заплакала. От горя и потерь в прошлом, от страха перед будущим.

3. В неведомой стране

В четверть пятого Денни устал и поднялся домой выпить молока с печеньем. Он проглотил их, выглядывая из окна, потом пошел поцеловать маму, отдыхавшую в спальне. Она предложила ему остаться и подождать отца дома, у окна, — так время пройдет быстрее, но он упрямо мотнул головой и отправился на старое место, у бровки тротуара. Сейчас было около пяти, и хотя у мальчика не было часов и он не мог определить время точно, он чувствовал движение времени по удлиняющимся теням и золотистому оттенку на вечернем небосклоне.

Вертя в руках планер, он напевал вполголоса: «Вернись ко мне, Лулу, мне все равно, вернись, Лулу, хозяина нет дома, Лулу. Лулу, вернись ко мне, Лулу».

Они распевали эту песенку хором всем детским садом, куда он ходил в Ставингтоне. Здесь он не ходит в сад, потому что у папы нет для этого средств. Он знал, что папа с мамой сильно переживают из-за него, так как без детского сада он обречен на одиночество (а еще больше они беспокоились из за того, что Денни обвинит их в этом, в чем боялись признаться друг другу). Но в действительности сам Денни не хотел ходить в детский сад. О, сад — для сосунков, а он хотя еще не совсем большой, но уже не младенец. Большие ребята ходят в большую школу и получают горячий завтрак. В будущем году он пойдет в первый класс. А этот год — какой-то промежуточный, когда он уже не ребенок, но еще не взрослый мальчик. Но ничего, как-нибудь перебьется.

Денни хорошо понимал своих родителей, разбирался во многих их мыслях и поступках и знал, что в большинстве случаев они не одобряют его проницательности, а еще чаще отказываются верить ему. Но придет день, когда они поверят. Он согласен ждать.

Но все-таки скверно, что они не могут верить ему побольше, особенно в такое трудное время, как нынешнее. Мама лежит в постели и чуть не плачет, так она беспокоится о папочке. Причины ее беспокойства были слишком сложны для понимания Денни: мутные опасения за безопасность семьи, чувство вины, гнев, чувство страха перед тем, что их ждет. Но преобладали в ее душе два страха: что у папочки случится авария в горах и что папочка совершит Дурной Поступок. Денни хорошо знал, что такое Дурной Поступок — Скотти Арсон, который был старше его на полгода, объяснил ему. Папа Скотти тоже совершил Дурной Поступок: однажды ударил маму прямо в глаз, из-за этого мама и папа получили РАЗВОД, и как раз в то время, когда Денни подружился с ним, Скотти жил с матерью и виделся с папой только по воскресеньям. С тех пор величайшим ужасом в жизни Денни стало слово РАЗВОД, врезавшееся в его память, словно вывеска с буквами, обвитыми шипящими змеями. Когда РАЗВОД — родители не живут вместе и спорят из-за тебя в суде. Интересно, на каком корте — теннисном или бадминтоновом — судья решает, с кем тебе жить? Денни видел судью только на спортивных площадках в Ставингтоне. А если живешь с одним из родителей, то практически не видишься с другим. Тот, с кем ты живешь, может пожениться на ком-то чужом для тебя, если ему приспичит.

Самое страшное, что слово РАЗВОД, либо понятие о нем, либо что-то другое, недоступное его пониманию, витало в умах его собственных родителей — иногда смутно и отдаленно, иногда более определенно и пугающе, как удар шаровой молнии. Так случилось, когда папа наказал его за то, что он перепутал все папины бумаги, и доктор вынужден был наложить ему на руку гипс. Воспоминания об этом событии увяли, но мысли родителей о РАЗВОДЕ врезались в память отчетливо и грозно. В большей степени мысль о РАЗВОДЕ окружала мамочку, и Денни страшно боялся, что она произнесет Застрявшее у нее в мозгу слово, превратив РАЗВОД в реальность. Оно все время подспудно присутствовало в их сознании и было одним из тех, которые Денни всегда мог угадать, потому что звучало, как ритм простенькой мелодии. Но, подобно ритму, центральная идея образовывала только костяк более сложного комплекса мыслей, пока недоступных его пониманию, — он воспринимал их как цвет или настроение. Мамины мысли о РАЗВОДЕ сосредоточивались вокруг его сломанной руки или вокруг события в Ставингтоне, когда папа потерял работу. Там мелькал тот мальчишка, ну, Джордж Хартфилд, который подстроил отцу гадость и продырявил шины их «жука». Мысли отца о разводе были более сложными — темно-фиолетового цвета, пронизанного черными пугающими прожилками. Отцу казалось, что будет лучше, если он оставит их. Они перестанут страдать, потому что все их переживания — из-за его Дурного Поступка. Денни почти все время ощущал тягу отца к темному месту, где он мог совершать Дурной Поступок до тех пор, пока его разум не затуманится и не покинет его.

Но сегодня у матери нет нужды беспокоиться — жаль, что нельзя пойти и рассказать ей об этом. «Жук» не поломается, папа не собирается никуда идти, чтобы совершить там Дурной Поступок. Он скоро подъедет, а сейчас пылит где-то на полдороге между Лайонсом и Боулдером. Папочка не думает о Дурном Поступке. Он думает о…

Денни бросил беглый взгляд на окно кухни. Мыслительное усилие иногда приводит его в странное состояние: окружающие предметы — реальность — исчезают, и тогда он видит вещи, которых вокруг нет. Однажды вскоре после того, как ему загипсовали руку, такое случилось за ужином. Родители не разговаривали друг с другом, но активно думали. Мысли о РАЗВОДЕ витали над кухней, как туча, готовая разразиться дождем. Ему стало так плохо, что он не мог есть, и даже возникло чувство тошноты. Не находя выхода из отчаянного положения, он сделал мыслительное усилие, и что-то произошло. Когда сознание вернулось к нему, он лежал на полу рядом с перевернутой тарелкой, а мамочка держала его в объятиях и плакала, папа звонил по телефону. Денни был напуган, пытался объяснить родителям, что с ним все в порядке, что с ним такое иногда бывает, когда он сосредоточивается на мыслях или делает попытку понять больше, чем обычно доступно ему. Он пытался растолковать им о Тони, которого они называли «другом-невидимкой».

Отец сказал: «У него Галу-Син-Нация. Он вроде бы оправился, но все-таки пусть врач осмотрит его». А потом Денни пообещал, что никогда больше не будет так делать и никогда не будет пугать их. Он и сам испугался. Когда он сосредоточил мысли, направленные на отца, то на один короткий миг кухня исчезла, и сознание, пронзив тьму вокруг папы, вырвало из нее непонятное слово, еще более страшное, чем РАЗВОД, и это слово было САМОУБИЙСТВО. Никогда прежде Денни не сталкивался с этим словом в папином сознании, и оно сильно напугало его, хотя значение слова было ему неизвестно.