Страница 5 из 13
– Не уверена, – признала Элисон. – Но попробовать нужно. Никогда себе не прощу, если мы будем просто стоять в сторонке и наблюдать, как надвигается непоправимое.
– Беседу, говоришь? Может, надо пригласить на помощь специалиста-нарколога?
– Может, и надо. Но шансы, что Джек адекватно на все это отреагирует, и без того невелики, а если мы еще привлечем постороннего…
– Наверное, ты права.
– Так что? Что думаешь?
– Все это так… мелодраматично. Прямо телефильм с вышедшим в тираж комиком или какой-нибудь девчонкой из “Беверли-Хиллз, 90210”.
– Для кого и разыгрывать драму, как не для кинозвезды.
Я не мог не признать, что в ее рассуждениях есть здравый смысл.
– Короче, парень встречается сразу с тремя женщинами, – напомнил Чак, – и понимает, что нужно выбрать одну, но не знает которую.
– И почему все твои шутки так автобиографичны?
– Потому что вся его жизнь – кульминация анекдота, – объяснила Линдси.
Мы разговаривали по телефону в режиме конференц-связи – Элисон собрала нас, чтобы обсудить целесообразность профилактической беседы с Джеком. Чак, Элисон и я были на работе, Линдси – дома. Элисон отвлеклась на параллельный звонок, мы трое висели на трубках, и Чак, не замедлив воспользоваться такой возможностью, угощал нас свежайшей подборкой баек.
– Завидно – так и скажите, – парировал он. – Итак, он решает дать каждой по десять тысяч долларов, посмотреть, куда они их потратят, и тогда выбрать.
– Отлично, – вставила Линдси.
– Так вот, первая на эти деньги купила ему новый мотоцикл. Вторая сказала: я не могу взять у тебя так много денег, возьму только пять кусков, потому что именно столько стоит морское путешествие, в которое мы с тобой отправимся. Следите за мыслью?
– Просто невероятно. Ну-ну, – подбодрил я.
– А третья берет десять штук и вкладывает в какие-то чумовые акции на интернет-бирже. Через несколько недель получает восемьдесят кусков и делит их поровну – по сорок каждому. Внимание, вопрос, – Чак выдержал паузу. – На которой он женился?
– Сдаюсь, – тотчас откликнулась Линдси.
– Я тоже, – сказал я.
– На самой грудастой, – победоносно объявил Чак.
– Боже ты мой, – простонала Линдси.
– Чуял я, что это ты про себя, – сказал я.
В трубке щелкнуло, раздался голос Элисон:
– Я вернулась.
– Еще лучше, чем прежде, тру-ля-ля, – пропел Чак.
– Итак, – начала Элисон, – с каждым из вас я говорила насчет беседы с Джеком, и все согласились, что на сегодня это лучший план действий.
– Лучший? – переспросил Чак. – Единственный, ты хотела сказать.
– А стало быть, и лучший, – отрезала Элисон.
– Ну и чудно, – вмешался я. Чак с Элисон все время подначивали друг друга, так повелось с самого университета. Его бесцеремонные, грубоватые манеры претили тихой утонченной Элисон. Поведение Чака, зачастую неподобающее, вызывало у нее молчаливое неодобрение, которое он расценивал не иначе как вызов, отчего впадал в еще большие крайности, а Элисон в свою очередь казалось, что каждой произнесенной или совершенной непристойностью Чак намеревался обидеть лично ее. Стоило Чаку и Элисон завестись, и им уже не было удержу, поэтому мы со временем уяснили, что лучше разнять их в самом начале.
– Так как мы это провернем? – поинтересовался я.
Элисон рассказала, что через несколько дней после инцидента в “Торре” Джек звонил ей, извинялся, собирался во вторник приехать в Нью-Йорк на премьеру, пробыть неделю и пригласил на ужин.
– И я попрошу его проводить меня до квартиры, – заключила Элисон.
– А там мы, – подхватила Линдси.
– Именно.
– Да он взбесится.
– Пусть бесится, – сказал я.
– К тому же ему будет стыдно, – добавила Линдси. – Вообще недобрая какая-то затея. Будто заговор против него.
– Но мы же делаем это потому, что тревожимся о нем, любим его. Должен же он понять, – возразила Элисон.
– Линдси где-то права, – вступил Чак. – Может, не стоит нам всем приходить. Вдруг для него это будет чересчур.
– Если не хочешь… – начала Элисон.
– Я этого не говорил, – Чак горячился. – Но ты не представляешь, с чем мы имеем дело, поэтому послушай меня. Кокаин разрушает эндокринную систему. Он стимулирует гиперсекрецию норадреналина в мозгу и часто вызывает у наркомана галлюцинации, психозы, самый распространенный из которых – крайние формы паранойи. Это классический симптом. Линдси права: скорее всего, он неверно истолкует наши намерения.
– Извини, Чак. Я как-то об этом не подумала.
– Ладно, проехали.
– Слушайте, – сказала Линдси, – у нас есть еще время подумать над другими вариантами. Пока давайте договоримся, что поможем Джеку сообща.
Все согласно загудели.
– Но мы должны понимать: последствия могут быть тяжелыми, – продолжила она.
– В каком смысле? – не понял я.
– Мы можем его потерять, – тихо пояснила Линдси. – Вдруг Джек сильно разозлится или, если дело зашло достаточно далеко, не сможет трезво взглянуть на ситуацию, тогда он просто хлопнет дверью, и мы больше его не увидим. – Линдси сказала “мы”, но все понимали: на самом деле она обращается к Элисон. – Сработает это или нет, мы и через месяц будем ему друзьями. Но последствия неизбежны.
– Согласен с Линдси, – сказал Чак. Элисон глубоко вздохнула.
– Слушайте, он постепенно убивает себя, в этом я убеждена. Мы не можем сидеть сложа руки из страха, что Джек перестанет с нами дружить. Какой смысл оставаться друзьями, если он умрет через полгода?
– Все действительно настолько серьезно, Чак? – спросил я.
– Кокаин – идиосинкразический наркотик, – ответил Чак, – на всех воздействует по-разному, а я даже не знаю, какой у Джека стаж. Он может протянуть еще год, а может, у него уже отек мозга, и завтра он умрет от кровоизлияния.
На минуту воцарилось молчание, только статическое электричество свистело в проводах. Кто-то нервно постукивал карандашом по столу. В студенческие времена мы все покуривали травку, купленную в пакетиках за двадцать и пятьдесят долларов у растаманов, рыскавших по парку Вашингтон-сквер, но совершенно ничего не знали о серьезных наркотиках. Нэнси Рейган убеждала: “Просто скажи “нет”, – нам внушили подсознательное отвращение к наркотикам, но это вовсе не означало, что мы осознавали их опасность. Слова Чака, четкие медицинские термины, возможность летального исхода сделали ее реальнее, ближе. Я вспомнил ту социальную рекламу с яйцом и сковородкой: “Это ваш мозг. Это ваш мозг под воздействием наркотиков. Есть еще вопросы?”
– Он наш друг, – проговорила наконец Элисон. – И мы должны делать что считаем нужным, пусть это и неприятно.
Судя по голосу, она пыталась убедить не столько нас, сколько себя.
– Значит, так и сделаем, – заключил я. – Все согласны?
Все были согласны.
В тот день по дороге домой я, верите ли, истратил шестьдесят пять баксов на маску Дарта Вейдера – полноразмерную, ее можно было надеть на голову. Спроси меня зачем – не ответил бы. Просто увидел в витрине магазина “Стар мэджик”, зашел и купил. Она так восхитительно пахла новеньким пластиком – ароматом детства. Когда Люк Скайуокер в “Возвращении джедая” снял маску с Дарта Вейдера, у меня будто украли что-то, и это что-то уже нельзя было вернуть. Отступив от темной стороны Силы, Вейдер навсегда скомпрометировал свою роль олицетворенного зла в первых двух эпизодах. “Новая надежда” и “Империя наносит ответный удар” из-за такого финала потеряли прежнее очарование, а значит, порвалась еще одна нить между мной и маленьким мальчиком, которым я был когда-то.
В бурях прошедших лет Вейдер, однако, выстоял и упрочил свои позиции самой знаменитой фигуры кинотрилогии. Я находил в этом некоторое утешение, но все же конфузился из-за своей покупки, протягивая молоденькой продавщице, совсем еще подростку, “Америкэн экспресс”. Я шел домой охваченный ностальгией, смущенный, непокорный. Придя, вынул маску из пакета, поставил на кухонный стол, и некоторое время мы смотрели друг на друга, как будто каждый из нас не вполне понимал, что здесь делает этот другой.