Страница 11 из 26
От Литтелтона до Южного полярного круга
Наконец настало и 1 января 1908 года! Наше последнее утро в пределах цивилизованного мира было теплым, ясным и солнечным. Для меня этот день был связан с некоторым чувством освобождения и облегчения от той тяжелой и напряженной работы, которую пришлось выполнять в течение предшествовавшего года по организации экспедиции. Теперь предстояла новая работа, связанная также с волнениями и требующая еще большего напряжения энергии, чем вся предыдущая.
Капитан Ингленд получил приказание приготовить судно к отходу в 16 часов, поэтому после полудня большинство членов экспедиции собралось уже на «Нимроде». День Нового года был в Литтелтоне также днем регаты[27] , и множество праздничной публики (тысячи людей) окружало наше судно, рассматривая его. Палуба «Нимрода» весь день была переполнена посетителями, проявлявшими самый настойчивый интерес ко всему, что касалось нашей экспедиции и ее снаряжения. Само собою разумеется, что особое внимание привлекали лошади. Многие удивлялись толщине и солидности бревен, из которых сооружена конюшня, но мы прекрасно знали, что придется встретиться с весьма суровыми условиями погоды и с сильной волной, так что прочность этого сооружения далеко не будет лишней.
«Устричный закоулок» был совершенно переполнен личным имуществом 14 членов берегового отряда. В него временно сложили все бесчисленные научные инструменты, так что войти в это помещение или выйти из него было задачей чрезвычайной трудности. В эту нору попадали через узкий проход по лестнице, которая вела вниз почти в полной темноте, так как вход был загроможден ящиками, а единственный узкий палубный иллюминатор обычно заслоняли ноги любопытных посетителей. Все 14 коек членов берегового отряда, так же как и все доступные участки пола, были завалены багажом.
Именно в этом малокомфортабельном месте романтический дух и мечты о белых от пены южных морях и еще более белых безмолвных просторах Антарктики окончательно завладели сердцем Джорджа Бакли. Сидя там, беседуя о предстоящих нам делах, он загорелся желанием принять в них участие и решил проехать с нами хотя бы только до Полярного круга, так как понимал, что на большее у него нет времени. Бакли вдруг вскочил и прибежал ко мне с вопросом: не возьму ли я его с собой до антарктических льдов? Я с удовольствием согласился – его интерес к нашей экспедиции был действительно очень велик, к тому же мы все успели уже к нему привязаться. Этот разговор происходил в 14 часов, а «Нимрод» должен был отойти в 16 часов. Бакли умудрился добраться на поезде до Крайстчёрча, забежать в свой клуб, передать свои адвокатские обязанности одному из приятелей, сунуть в ручной чемоданчик зубную щетку и немного белья, пробиться сквозь праздничную толпу на станции Крайстчёрч, сквозь другую толпу в порту и попасть на «Нимрод» за несколько минут до его отхода. В качестве единственной защиты от самого сурового климата на земном шаре был летний костюм. Бесспорно, он побил все рекорды по сборам в полярную экспедицию.
Время шло быстро, было уже около 16 часов и весь состав экспедиции находился на судне, за исключением профессора Дэвида. Я его видел в этот день утром протискивающимся сквозь толпу, заполнявшую порт. Он сгибался под тяжестью одного конца длинной железной трубы, тогда как железнодорожный носильщик нес ее другой конец. Эта драгоценная ноша, по его словам, предназначалась для бурения Великого ледяного барьера с целью получения образцов льда, а он обнаружил ее забытой на железнодорожной станции. Без сомнения, он и теперь делал последний обход станции, проверяя, не забыто ли еще что-нибудь. Но как раз когда я начал уже серьезно беспокоиться, так как не хотел откладывать отхода судна, Дэвид вдруг появился на палубе. Руки его были заняты хрупким стеклянным аппаратом и другими научными принадлежностями.
В тот момент, когда он с величайшей осторожностью шел по мосткам, ему преградила путь весьма полная особа, о которой профессор потом говорил: «Пусть едут на полюс, кому охота, а ей и на берегу хорошо». Они встретились на середине мостков. Вещи помешали профессору посторониться, и он под давлением превосходящего веса полетел с мостков прямо на головы нескольких членов экспедиции, судорожно прижимая к себе драгоценные предметы. Самое удивительное, что все осталось целым.
За минуту до 16 часов был дан приказ приготовить машину, ровно в 16 часов отданы концы, и «Нимрод» медленно двинулся. Приветственные крики не смолкая раздавались на пристани, где собрались тысячи людей, когда мы стали подвигаться к выходу из гавани с развевающимся на носу корабля флагом королевы, отдавая прощальный салют кормовым флагом. Новая волна приветствий поднялась, когда мы проходили мимо судна американской магнитной съемки «Галилей».
Это судно также выполняло научную задачу, хотя его маршрут проходил по более спокойным морям и в более мягком климате. Но даже это сердечное прощанье не могло сравниться с тем, что было, когда мы миновали плавучий маяк, находившийся у выхода из гавани. Воздух дрожал от пушечных выстрелов, от гудков и свистков всех пароходов, находившихся в порту. Раздавался приветственный рев тридцатитысячной толпы, наблюдавшей за маленьким черным судном, уходившим в открытое море. Впереди двигался наш мощный союзник «Куниа», выпуская клубы дыма, а по обе стороны шли катера и лодки Объединенной компании, в которых находилось шесть или семь тысяч человек.
Мы покидали новозеландский рейд, провожаемые прощальными приветствиями и пожеланиями счастливого плавания. Каждый из нас был глубоко растроган. Но и это не было последним приветом, нам предстояло получить еще одно доброе пожелание и притом такое, которое в особенности затронуло сердца моряков. Нам салютовали стоявшие у выхода военные английские суда австралийской эскадры – флагманский корабль «Могучий», «Пегас» и «Пионер».
Когда мы проходили мимо «Пионера», экипаж корабля собрался на палубе и приветствовал нас троекратным «ура». То же самое повторилось, когда мы поравнялись с «Пегасом». Все мы, 39 человек, поравнявшись с каждым из кораблей, тоже кричали «ура» в ответ. Затем мы подошли к флагманскому кораблю, и новое оглушительное «ура» раздалось среди 900 моряков, находившихся на его борту; над водой разнеслись звуки судового оркестра, игравшего «Сердца наших кораблей крепки, как дуб», а потом старую шотландскую песню «Давным-давно». Мы ответили троекратным «ура» и прокричали еще раз «ура» в честь леди Фокс, принявшей сердечное участие в организации экспедиции.
1 января 1908 г. тысячи людей пришли проводить экспедицию в Антарктику
Пройдя «Могучий», мы остановились, чтобы взять буксирный канат от «Куниа», и высадили при этом на катер «Кентербери» провожавших нас близких друзей.
Затем мы вплотную подошли к корме «Куниа» и приняли оттуда четырехдюймовый проволочный буксирный трос. Этот трос имеет четыре дюйма не в диаметре, а по окружности и сделан из стали высшего качества. Мы продели замок в петлю на конце троса и прикрепили к нему свободные концы обеих цепей «Нимрода». Затем отмотали по 30 морских саженей[28] каждой цепи по обеим сторонам носа судна и крепко обвязали внутренние концы вокруг фок-мачты [29]. Такое крепление, называемое на морском языке шпрингом, действовало, как пружина, уменьшая опасность того, что под действием неожиданного напряжения трос оборвется; благодаря собственному весу цепи оставались погруженными в воду даже при скорости движения в семь-восемь узлов. Покончив с этой операцией, мы дали сигнал «Куниа» двигаться в путь и через несколько минут оказались уже в открытом море.
27
Традиционные большие соревнования на парусных, гребных или морских судах.
28
Единица длины в английской системе мер равная 6 футам или 1,853 м.
29
На трехмачтовом судне различаются: фок-мачта – передняя; грот-мачта – вторая от носа и бизань-мачта – задняя, ближайшая к корме.