Страница 8 из 12
Мы больше не друзья. Ни с Женевьевой, ни с Питером. Вот почему так странно сидеть рядом с ним на обочине, словно между нами все как раньше.
У него звонит телефон, и он достает его из кармана.
– Я должен ехать.
Я фыркаю.
– Куда направляешься?
– К Джен.
– Тогда тебе лучшей стартовать, – говорю я. – Женевьева будет в ярости, если ты опоздаешь.
Питер фыркает, но быстро встает. Интересно, каково это – иметь столько власти над парнем. Не думаю, что мне это нужно. Это просто огромная ответственность – держать чье-то сердце в своих руках. Питер садится в машину, а затем поворачивается и спрашивает, словно ему только приходит в голову:
– Хочешь, чтобы я позвонил в «Тройное А» вместо тебя?
– Да нет, все нормально, – отвечаю я. – Хотя, спасибо, что остановился. Это было действительно мило с твоей стороны.
Питер улыбается. Да, Питер очень любит похвалу. Я помню эту черту его характера.
– Теперь ты чувствуешь себя лучше?
Я киваю. Я на самом деле чувствую себя лучше.
– Хорошо, – говорит он.
Питер выглядит как красавчик из прошлого. Он мог бы быть удалым солдатом Первой Мировой войны, настолько привлекательным, что любая девушка могла бы годами ждать его возвращения с фронта, настолько красивым, что она могла бы ждать его вечно. Он мог бы носить фирменную красную куртку с эмблемой школы, разъезжать на «Корвете» с опущенным верхом и вести машину лишь одной рукой, направляясь к своей девушке, чтобы забрать ее на танцы. Внешняя привлекательность Питера больше относится к вчерашнему дню, чем к сегодняшнему. В нем просто есть нечто такое, что нравится девушкам.
Питер был первым парнем, подарившим мне поцелуй. Так странно думать об этом сейчас. Словно с тех пор прошла целая вечность, хотя это было всего лишь четыре года назад.
***
Примерно через минуту появляется Джош. Я пишу смс Крис, что все-таки не доберусь до торгового центра, и встаю.
– Ты так долго!
– Ты мне сказала 8109! А это – 8901!
Я уверенно отвечаю:
– Нет, я точно называла 8901.
– Да нет же, ты определенно сказала 8901. И почему ты не отвечала на звонки? – Джош выходит из машины. Когда он видит помятый бок моего автомобиля, у него отвисает челюсть. – Святые угодники! Ты уже позвонила в «Тройное А»?
– Нет. А можно это сделаешь ты?
Джош соглашается, а потом мы садимся в его машину и ждем, прохлаждаясь под кондиционером. Я чуть не забралась на заднее сиденье, когда вспомнила, что Марго здесь больше нет. Я так много ездила в машине Джоша, даже не думала, что мне хоть раз удастся посидеть спереди. На месте Марго.
– М-м-м… знаешь, Марго ведь убьет тебя, верно?
Я так быстро поворачиваю голову, что волосы хлещут по щекам.
– Марго не должна знать, поэтому не говори ей ни слова!
– Стал бы я вообще с нею разговаривать? Мы расстались, помнишь?
Я хмуро смотрю на него.
– Ненавижу, когда люди так говорят. Ты просишь их держать что-либо в тайне, а вместо того, чтобы ответить «да» или «нет», они говорят: «А кому мне рассказывать?»!
– Я не говорил «а кому мне рассказывать?»!
– Просто ответь «да» или «нет» и все! Не надо условных выражений.
– Я ничего не расскажу Марго, – произносит он. – Это останется только между нами. Обещаю. Так пойдет?
– Пойдет, – отвечаю я. А потом салон погружается в тишину, мы оба молчим, слышно только жужжание работающего кондиционера.
Меня начинает подташнивать при мысли о том, что мне придется сообщить об аварии папе. Может быть, мне следует преподнести ему эту новость со слезами на глазах, чтобы он меня пожалел. Или я могла бы сказать что-нибудь типа: «У меня есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая – со мной все в порядке, на мне нет ни царапины. Плохая – машина разбита». Возможно, «разбита» не совсем верное слово.
Я мысленно подбираю правильное слово, когда Джош говорит:
– Итак, лишь потому, что мы с Марго расстались, ты не собираешься разговаривать со мной, как раньше? – Джош произносит это шутливо-горько или горько шутя, если есть такое сочетание.
Я изумленно на него смотрю.
– Не глупи! Конечно же, я все равно буду с тобой разговаривать. Просто не на публике. – Эту роль я часто с ним разыгрываю, роль вредной маленькой сестры. Как будто я такая же, как и Китти. Словно между нами не год разницы. Джош не улыбается, он выглядит угрюмым, поэтому я прислоняюсь своим лбом к его. – Это была шутка, дурачок!
– Она говорила тебе, что собиралась это сделать? Я имею в виду, это всегда входило в ее план? – Когда я в нерешительности медлю с ответом, он добавляет: – Ну же. Я знаю, она все тебе рассказывает.
– Не совсем. Не в этот раз, во всяком случае. Джош, честно. Я ничего об этом не знала. Клянусь тебе. – Я кладу руку на сердце.
Он переваривает сказанное, пожевывая нижнюю губу, а затем спрашивает:
– Может быть, она передумает. Такое возможно, правда?
Не знаю, будет ли с моей стороны более бессердечно ответить «да» или «нет», поскольку ему в любом случае будет больно. И хотя я на девяносто девять целых и девять десятых процента уверена, что она к нему вернется, все же есть крошечный шанс, что этого не произойдет, мне не хочется вселять в него надежду. Поэтому я ничего не говорю.
Он сглатывает, его кадык дергается вверх-вниз.
– Нет, ты права. Если Марго приняла решение, она от него не отступится.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не плач», – мысленно молю я.
Кладу голову ему на плечо и говорю:
– Никогда не знаешь, что случится в следующую секунду, Джоши.
Джош смотрит прямо перед собой. Белка снует по большому дубу во дворе. Верх и вниз, и снова вверх. Мы оба наблюдаем за ней.
– Когда она приземляется?
– Через несколько часов.
– Она… она приедет домой на День Благодарения?
– Нет. Они не отдыхают на День Благодарения. Джош, это же Шотландия. Алло, они не отмечают американские праздники! – вновь подразниваю я, хотя мое сердце сейчас к этому не расположено.
– Верно, – отвечает он.
– Она будет дома на Рождество, – говорю я, и мы оба вздыхаем.
– Могу ли я тусоваться с вами? – спрашивает меня Джош.
– Со мной и Китти?
– И с твоим папой тоже.
– Мы от тебя никуда не денемся, – заверяю я его.
Джош расслабляется.
– Хорошо. Было бы невыносимо потерять и вас тоже.
Как только он это произносит, мое сердце замирает, и я забываю, что нужно дышать. И всего на одну секунду у меня голова идет кругом. А затем так же быстро, как и появилось – чувство, странный трепет в груди – все исчезает.
Прибывает эвакуатор.
Когда мы подъезжаем к моему дому, Джош спрашивает:
– Хочешь, чтобы я был с тобой, когда будешь сообщать отцу?
Я оживляюсь, но потом вспоминаю слова Марго о том, что теперь я главная. Уверена, умение отвечать за свои ошибки – и есть часть того, чего хотела от меня сестра.
9
В итоге папа не так уж и сильно на меня злится. Я выбалтываю ему все хорошие/плохие новости за раз, на что он просто вздыхает и говорит:
– Ну, хотя бы с тобой все в порядке.
После аварии для машины требуется специальная деталь, которую должны доставить из Индианы или Айдахо, точно не помню. А пока мне придется делить автомобиль с папой, ездить в школу на автобусе или попросить Джоша меня подвозить, что я и собираюсь сделать.
Позже вечером, когда мы с Китти смотрим телевизор, звонит Марго. Я зову папу. Мы сидим на диване и передаем телефон по кругу, каждый говорит с нею по очереди.
– Марго, угадай, что сегодня приключилось! – выкрикивает Китти.
Я яростно мотаю головой. «Не рассказывай ей о машине», – произношу я одними губами и одариваю ее предупреждающим взглядом.
– Лара Джин… – Китти дразняще замолкает, – поругалась с папой. Да, она вредничала, и папа заставил ее быть со мной милой. Вот так они и поссорились.