Страница 5 из 15
В ответ на это послание, генерал Сакен ответил:
— Солдатам нашим приказываю брать в плен неприятелей, не убивая их без надобности. Что же касается до упомянутых вами снастей, то легко, быть может, что рабочие, всегда сопровождающие наши вылазки, употребляли их для своей обороны».
Беспрестанные вылазки Севастопольского гарнизона заставили генерала Канробера сформировать три особые роты, каждую в полтораста человек, под названием «охотники» (eclaireurs volontaires), которые должны были разведывать все, что происходило впереди наших укреплений, извещать о вылазках из города, тревожить наши передовые посты, разрушать наши завалы и пр. В просторечии они назывались «сорвиголовы» и чертями (enfants perdus et infernaux) и вскоре сделались известны отсутствием воинской дисциплины. Однако после первых же ночных схваток стало ясно, что матросы Бирилева непременно побивают сорвиголов генерала Канробера и поделать с этим ничего нельзя.
В ночь на 1 марта 80 охотников‑матросов и 60 штуцерных Охотского полка под командованием лейтенантов Бирилева, Астапова и мичмана Макшеева ворвались в укрепления, которые французы строили напротив третьего бастиона, разорили часть траншеи и вынесли оттуда более сотни туров.
А через десять дней решено было еще раз основательно пощипать французов. В десятом часу вечера 11 марта отряд охотников стал потихоньку выдвигаться к нашим передовым позициям. Командир третьего отделения севастопольской обороны контр‑адмирал Панфилов вызвал к себе Бирилева.
— Вот что, Николаша, – сказал он ему ласково, – сегодня надлежит тебе со своими молодцами занять передовые французские ложементы, срыть их в сторону неприятеля и, оставив на них стрелков, отойти. Для работ земляных даю тебе рабочих. – Контр‑адмирал перекрестил Бирилева. – Ты у нас везучий! Желаю, чтобы фортуна не отвернулась и на сей раз!
На этот раз под началом лейтенанта был отрядом в 750 человек с тремя ротами Охотского полка в резерве, который составлял правый фланг большой вылазки под руководством генерал‑лейтенанта Хрулева.
Вскоре охотники залегли за передовыми редутами в ожидании начала вылазки. Но команды все не было, Бирилев медлил. В небе предательски светила луна, и лейтенант боялся быть обнаруженным до времени.
Верный Игнатий Шевченко коротал время рядом со своими дружками Дмитрием Болотниковым и Петром Кошкой. Не раз и не два участвовали они в подобных вылазках, не раз выручали друг друга в минуты смертельной опасности. Дабы согреться на холодном январском ветру, курили друзья глиняные трубки.
— Сегодня непременно удача будет! – делился своими мыслями рассудительный Болотников. – С Бирилевым всегда так!
— Всем хорош наш лейтенант, только уж горяч бывает без меры. Под пули так и лезет! – отозвался Петр Кошка.
Шевченко некоторое время отмалчивался. Затем молвил, выбив табак из трубки:
— Такое его дело командирское – всегда поперек других быть! А наше матросское – от всяких напастей его уберегать!
— Эй, кто здесь охотники? – кричал, пробираясь меж гревшихся у костров солдат и матросов, какой‑то унтер. – Выходи строиться!
Бирилев еще раз глянул на небо. Оно было в сплошных тучах. Глянул на часы: стрелки показывали третий час ночи. Пора!
— Ребята, – обратился к матросам лейтенант, когда те построились, – фронт не нарушать! Идти локоть в локоть, и чтобы тихо! Фуражки долой!
Быстро, истово крестились.
— С Богом! Вперед, марш!
Двинулись. Вышли на ничейную полосу. Вокруг было тихо. Но вскоре где‑то раздался выстрел, второй, третий… Взвилась ракета…
— Завидели, окаянные! – обернулся к Кошке шедший впереди Шевченко. – Теперь не отлипнут!
— Живее, живее! – торопил Бирилев.
Скорым шагом миновали Сахарную Головку – гору, служившую ориентиром во время вылазок. Теперь впереди французские траншеи. Здесь было тихо, только перекликались между собой замерзшие на ветру часовые, да где‑то в глубине трубили дозорные горны. Подошли под неприятельские ложементы. Вот они, на горке!
— В колонну! – громким шепотом скомандовал Бирилев. – Ружья на руку! Вперед!
— Кто идет? – окликнул часовой.
— Русские! – выкрикнул в ответ лейтенант. – В штыки, ребята! Ура!
Спустя какую‑то минуту матросы были уже на ложементах. Лихо работая штыком, Шевченко вместе с товарищами быстро прокладывал дорогу себя вперед. Вскоре ложементы были наши. Рабочие тут же начали срывать насыпь.
— Потери? – окликнул Бирилев своих унтеров.
— Трое пораненных! – хрипло выдохнули те в ответ.
— Не останавливаться! – кричал лейтенант. – Пока француз не опомнился, только вперед!
Так же лихо черноморцы выбили неприятеля из ближайшей к ложементам траншеи, на спине противника ворвались во вторую. В третьей напоролись на картечь, пришлось отойти. Теперь в штыки уже кинулись понявшие, что к чему, французы. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. Шевченко, уложив замертво двоих, гнал перед собой третьего. Французы дрогнули, и вновь матросы отбивали одну траншею за другой. Все в кромешной тьме, в липком, рыхлом снегу. Неприятель давил числом, наши – удалью! Чаша весов все больше склонялась на сторону черноморцев.
— Поднажмем, ребята! – размахивал саблей Бирилев. – И француз тыл покажет!
Подавая пример подчиненным, он первым прокладывал себе дорогу среди врагов.
Внезапно из‑за ближайшей скалы на него выскочило сразу полтора десятка алжирских зуавов, вооруженных штуцерами. Вот они разом вскинули свои ружья… Еще мгновение – и все для лейтенанта Бирилева будет кончено!
— Бережись! – Вмиг оценивший обстановку Игнатий Шевченко кинулся к командиру и заслонил его от пуль.
Впоследствии Бирилев вспоминал, что он ничего не успел понять, лишь почувствовал несколько глухих ударов в тело навалившегося на него Шевченко. Подоспевшие матросы штыками отбросили зуавов, а Бирилев все стоял на коленях перед распростертым на земле матросом.
— Да скажи хоть слово, брат! – умолял он своего спасителя. – Не умирай, прошу тебя!
Шевченко уже оставляли последние силы. Он побледнел, глаза его закатились, сухие, обветренные губы еще что‑то пытались шептать, но прошло несколько минут – и он затих навсегда.
Та ночная вылазка была на редкость удачной: была захвачена правая параллель на Зеленой горе со всеми батареями, заклепаны восемь 36‑фунтовых пушек‑каронад, срыта до основания батарея в десять орудий, взяты в плен начальник инженерных работ, офицер и 25 рядовых. За эту вылазку Бирилев получил орден Святой Анны 2‑й степени с мечами. Но, несмотря на победу, веселья не было. Черноморцы скорбели о своем товарище. Тело героя несли его друзья Болотников и Кошка.
Из воспоминаний Б. П. Мансурова: «Лейтенант Бирилев сам рассказывал мне некоторые подробности о смерти Шевченки: он всегда сопровождал его вместе с Петром Кошкой в качестве телохранителей, как Кошка при мне выразился. Бирилев уже должен был один раз Шевченке за спасение жизни, ибо на одной из предшествующих вылазок сей последний без оружия бросился на целившегося в упор на Бирилева французского стрелка и схватил его за горло так удачно, что повалил на месте и сам остался невредим, тогда как выстрел штуцера оторвал Бирилеву только ножны. В ночь на 20 января, когда Бирилев бросился в траншее на неприятельских стрелков, Шевченко увидел, что на его командира направлено в нескольких шагах штуцеров 15, которых сей последний не замечал: в одно мгновение Шевченко локтем и плечом свалил Бирилева с ног и в ту же минуту упал, раненный пулей, которая попала ему в грудь и вылетела около крестцовой кости…»
Весть о подвиге матроса с «Ягудиила» мгновенно облетела Севастополь. Защитники города были потрясены мужеством Игнатия Шевченко. Когда об этом случае стало известно Павлу Степановичу Нахимову, он сказал: «В этом я вижу высшую дружбу воинов и сознание подчиненного, что офицер‑начальник нужен команде больше прочих…»
Даже скупой на похвалы и награды главнокомандующий войсками Крыма князь Меншиков самолично распорядился о посмертном награждении героя военным орденом, издал приказ по армии, заканчивавшийся следующими словами: «…Сделав распоряжение об отыскании его семейства, которое имеет все права воспользоваться щедротами всемилостивейшего государя нашего, я спешу, мои любезные товарищи, сообщить вам об этом, поздравить вас, что вы имели в рядах своих товарища, которым должны вполне гордиться».