Страница 9 из 58
— Ой, — спохватился Свет. — Больно?
Продолжая отчаянно кашлять и краем глаза следить за вероятной траекторией его увесистых ладоней, я отрицательно покачала головой. Нет, ну что вы, сударь! Как можно? Я и не заметила.
— Водички?
— Нет, — на этот раз вышло у меня вслух. — Спасибо.
— Это мой сын, Артём.
Я обернулась. Малец стоял в дверях и с отстраненным любопытством за мной наблюдал.
— Привет, — помахала я ему ладонью.
Тём не ответил, только голову слегка вбок склонил, продолжая пристально изучать инородное тело в квартире. Если совсем недавно меня мучил факт странного безразличия мальчика к себе, то теперь смущало откровенное молчаливое внимание. Он словно не на живого человека смотрел, а на новый диван или не знаю… новые шторы. Что-то не слишком мелкое, вроде тарелки, но и не слишком масштабное, вроде автомобиля.
— Артём хочешь пить, — наконец произнес приятным детским голоском мальчик и обернулся к отцу.
— Воды или чаю? — спросил Свет.
— Или чаю, — ответил Артём, прошел и вновь сел на свое недавнее место.
— С сахаром. Конфет хватит.
— Хватит, — согласился Тём и подвинул блюдо со сладостями мне. — Ешь.
Я оторопело уставилась и на мальчика и на его отца.
— Спасибо.
— Это? — ткнул в меня пальцем Артём и обернулся к отцу, видимо вопрошая еще и взглядом.
— Кто это, — поправил сына Свет. — Это Вера.
— Вера, — поскольку букву «р» он не выговаривал, то прозвучало это как «Вела». Да, и вообще, насколько я успела подметить за все произнесенные мальчиком реплики, он многие звуки не выговаривал: «ш», «ч», «ю». И это ведь только то, что услышала.
— Рудольф не говорил про внука, — заворожено глядя на Тёма, пробормотала я.
Свет положил руку на плечо сына, уже успевшего потерять ко мне интерес и переключить внимание на кухонную салфетку.
— Рудольф — хороший мужик, — с легкой прохладцей, не отрывая взгляда от макушки мальчика, произнес теперь уже очевидно бывший Динозавр, — но некоторых тем он предпочитает избегать.
Я вдруг ощутила себя чудовищно назойливой грубой сукой, которая позволила себе буквально вломиться в чужую жизнь. Захотелось извиниться, откланяться и сбежать. Сбежать как можно быстрее к своему коту, подруге, родителям, выдуманным романам, зюку, в линзах которого голый Динозавр глупо и примитивно прожигал свое время. Вселенная из окон этой квартиры, мне не нравилась, она была не такая, страшная, она пугала. Мой мир, он не такой, он… он…
— Больше не выкладывали? — спас меня от подступающей паники Свет.
— Нет, — ответ вышел поспешным, а голос хриплым.
Рудольфович сощурился, отчего в уголках его глаз собралась сеточка мимических морщин.
— Если хочешь, иди, — с мягкой доброй улыбкой проговорил он.
— Нет! — вот теперь я запаниковала. Как часто в жизни женщине хочется, чтобы мужчина угадал ее заветные желания. И невдомек мне было, что когда-либо я возжелаю, чтоб мужчина не угадал. — Нет. Я просто растерялась, — возможно, честность смягчит тот удар, который я сейчас ему нанесла. Им обоим нанесла.
— Тёмыч скоро спать, а у меня вино есть. Посидим. Помнится, врать ты не любишь.
В который раз за вечер я растерялась?
— А тебе на работу там ничего?
— В воскресенье? — искренне заулыбался Свет. — Чего я там забыл? Завтра у нас карусели.
— Карусели — это здорово, — улыбнулась я в ответ. Хотя от откровенного равнодушия Артёма к теме обсуждения по-прежнему бросало в дрожь. Дети ведь все и всегда слышат, кругом суют свой мелкий нос. Я, конечно, на эксперта по детям не потяну, но и не в пещере ведь половину жизни провела, чтоб простых постулатов не знать.
— Мультики, — вмешался в наш кривой и неловкий диалог Тём.
— Можно и мультики, — тут же среагировал папа. — Я сейчас, — предупредил меня он и отправился на пару с сыном в гостиную к тому самому плоскому монстру, который мы с Каринкой считали приобретенным исключительно для футбольных нужд. А вон оно как оказалось.
Знала я, что мульты включаются на большом плоском экране, а не на каком-нибудь ноутбуке, благодаря своему любопытству. Сначала последовала за ребятами, а потом тихонечко остановилась на пороге, страшась нарушить гармоничное существование отца с сыном. И меня, как, наверное, любую другую, оказавшуюся в такой ситуации женщину, до чертиков интересовало, где их мать. Женщиной тут и не пахло. Совсем и вообще. Более того, мать ребенка никто не пытался помнить. Рамки с фотографиями отражали чисто мужское трио: Рудольф, Пересвет и Артём всех возрастов. Может, конечно, в комнате мальчика есть хоть что-то. Комнату ведь по иронии судьбы я пока еще ни разу не видела: ее окна выходили на левую, солнечную сторону «Пандоры». Зюк быстро раскрыл бы намеки на детство в интерьере.
Тём замер напротив «Смешариков», а Свет развернулся и пошел на меня. Я поспешила убраться на кухню к своему остывшему чаю.
— Маме твоей Тём нравится, — без предисловий ответил на один из моих невысказанных вопросов мужчина.
— Да, она, наверное, с порога потянулась к нему с намерением: «поцелуйки в носик», — я без зазрений совести передразнила мамину интонацию.
Мой собеседник зажмурился и закивал головой, сдерживая смех.
— Ничего, они квиты. Пока она его целовала, он отодрал от ее украшения бусину.
— А-а, — протянула понимающе я, — вот куда делись ее лазурные любимцы. Никогда не разделяла маминых восторгов. Тёму спасибо.
— Да, не за что. Обращайся, — теперь ощущение дискомфорта отступило. Перед взаимным легким юмором капитулирует любая проблема, главное поймать правильную волну.
— Ну, так как? Вина? — Свет открыл холодильник и вытащил бутылку красного.
— Давай.
— Рудольф говорит, ты романы пишешь ничего такие.
Я прислонила ладонь к лицу.
— До сих пор надеюсь, что он это из вежливости сказал, на деле же никогда и ни за что не открывал.
— Сдохни надежда, — Пересвет хитро улыбался и вытягивал пробку, зажав бутылку между колен. — Он долго ржал мне в трубку над некоторыми сценами.
— Секса? — тут же предположила я наболевшее.
— Не-ет, к сексу претензий нет. Претензии коснулись боевых сцен.
— Фу-ух, — нарочито удовлетворенно выдохнула я.
— К примеру, чисто гипотетически, если человеку проткнуть мечом ногу, то он скорее всего сознание потеряет или хуже того, помрет. Но уж точно никак не сможет продолжать бой, выдернув этот самый меч из ноги.
— Будто не знаю, — махнула я рукой. — Только это ж скучно. Люди не летают, без антисептика могут помереть от единственной царапины, и прочее и прочее. Ску-ко-та! Взять, к примеру, Хью Джекмана в роли Ван Хельсинга — душка, и барышня ему подстать — секси. Но ты ж поди на таких каблучищах, как у нее, погоняй! Простишься с ногами на второй стометровке. Лукас — единственный, кто в этом вопросе позаботился о барышнях. А тот убойный корсет? Помаши колюще-режущими предметами в несгибаемой обертке с сиськами наружу! А вьющиеся блестящие локоны, обрамляющие изящное личико? В реале вся эта волосня в глаза полезет…
— Понял, понял, — прервал мои излияния Свет. — Все пошли и ты пошла.
Я открыла рот, собираясь обрушить на голову неверного возмущенную тираду о том, как он неправ. Однако мгновение спустя, закрыла, так ничего и не произнеся. Объективно-то, он был прав, а продолжать спор при таком раскладе, — самодурство.
— Ну, да, — согласилась я.
— Это многое проясняет, — Свет протянул мне бокал с вином. — За что пить будем?
Сразу вспомнилась Карина.
— Вообще говоря, у меня с тостами беда. А что именно проясняет? И что «это»?
— Тогда за Пофига.
— Давай.
Я пригубила кисловатую жидкость.
— Так что «это»? — если он так коряво собирался уйти от ответа, то не на ту напал.
— Твое поведение. Ты и вправду честная, без уловок.
— А-а, — протянула я. — Ну, чтоб ты знал, я собиралась поспорить.
— Неудивительно. Женщины всегда спорят. Причем, если мужик нравится, то весь спор сводится в глупый и всеобъемлющий флирт с ее стороны, а если не нравится, то несчастного ждут откровенные и довольно личные оскорбления.