Страница 10 из 11
Члены Боярской думы поспешили проявить лояльность к государю и, брызжа слюной, набросились на «изменников»: «Бояре же многие на них как звери пыхали и кричали. Они же (Романовы) им не могли ничего отвечать от такого многонародного шума». Дело было ясное: лизоблюды ведали, чего хочет царь Борис; не только Романовых, но их родичей и друзей бросили в заточение.
Но Годунов не спешил — он очень боялся и потому жаждал всё же узнать про ужасный «заговор». Самих бояр пытать было нельзя (это позволял себе только Иван Грозный). Фёдора Никитича с братьями и племянника их князя Ивана Борисовича Черкасского лишь «приводили к пытке» и пугали приспособлениями палачей. Но на глазах у них мучили слуг: мужчин и женщин. Слуги, особенно дававшие пожизненную присягу холопы, почитались старой знатью как члены семьи. Хозяева в ответ на верность полностью отвечали за их благополучие. Так что палачи царя Бориса знали, что делали…
Восемь месяцев спустя, в конце июня 1601 г., состоялся приговор по розыскному делу: все Романовы и их родичи с семьями объявлялись виновными в измене государю и приговаривались к содержанию в ссылке под строгой охраной. Вынесение приговора Борис Годунов предоставил Боярской думе — и не ошибся.
Тонкое знание человеческой натуры позволило Годунову убить трех зайцев сразу. Его обещание не накладывать опалу на знатных без согласия Боярской думы было соблюдено. Целая группа лиц, способных теоретически воспрепятствовать продолжению династии Годуновых, ликвидирована. Остальные бояре убедились, что только благорасположение царя мешает их собственным «друзьям» по Думе отправить каждого из них в ссылку.
Как всякое политическое оружие, устрашение имело две стороны. Осознав хрупкость своего благополучия, аристократы вынуждены были более рьяно служить Борису. Но при первом признаке ослабления власти поспешили бы избежать нависшего над их головами меча. Это и случилось — перебрав с запугиванием, Годунов внёс свою лепту в моментальный развал власти после его смерти и обеспечил жалостную погибель своим горячо любимым жене и сыну. А дочери Ксении, для которой он не мог найти достаточно видного жениха среди иноземных принцев, уготовил роль наложницы Лжедмитрия.
Ксения Годунова. Художник С.И. Грибков
Не удалось Борису уйти и от суда истории. Никто ни тогда, ни впоследствии даже не подумал, что расправа над Романовыми была не его затеей. «Сиё дело, — констатировал талантливейший историк Н.М. Карамзин, — есть одно из гнуснейших Борисова ожесточения и бесстыдства». Современники мигом заметили, что, хотя «злоотравные» коренья были найдены у Александра Никитича, тяжелее всех пострадал Фёдор Никитич с семьей: он с супругой Ксенией был не только сослан, но и пострижен в монахи.
Романовы, измученные заточением во время долгого следствия, едва живыми разъезжались под охраной в места их ссылок, не зная, что сталось с их семьями и родней. Фёдора Никитича приставы доставили на Север, в Антониев Сийский монастырь, и там насильно постригли в монахи под именем Филарета.
По наказу (письменной инструкции) Годунова главу рода Романовых велено было держать «во всяком покое» и смотреть, чтобы ему ни в чем нужды не было. Взамен конфискованных и розданных в награду царским любимцам имений Филарету выдали из монастырской казны скуфью, рясу, шубу, сапоги и прочие обиходные вещи.
Понимая желание Филарета скинуть с себя монашеское облачение, Годунов специально подталкивал его на путь душевного спасения, не только позволяя, но и рекомендуя молиться в храме и петь на клиросе, — только бы с ним никто из монастырских и прихожих людей не разговаривал.
Пристав Воейков и стражники должны были строго следить, «чтоб к изменнику старцу (монаху. — Авт.) Филарету к келье никто не подходил, ничего с ним не говорил и письма бы никакого ни от кого не приносил, чтоб с ним никто не ссылался — и о том держать к нему береженье», а обо всех словах и делах опального неукоснительно доносить царю.
Как и задумал царь Борис, Филарет Никитич тяжко томился неизвестностью о своей семье. Монах большей частью молчал, а если заговаривал — только о жене и детушках:
— Малые мои детки! Маленькие бедные остались — кому их кормить и поить?! Так ли им будет теперь, как при мне было?
— А жена моя бедная! Жива ли на удачу? Чай, замчали её туда, куда и слух никакой не зайдет!
— Мне уж что надобно? Беда на меня жена да дети: как их вспомянешь — точно рогатиной в сердце толкнет! Много они мне мешают: дай Господи слышать, чтоб их ранее Бог прибрал, я бы тому обрадовался…
— И жена, чай, тому рада, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы уже не мешали, я бы стал промышлять одною своею душою![28]
Супругу Филарета Ксению Ивановну «замчали», постригши в монахини, в заонежский Толвуйский погост, где она жила под именем Марфы много лет в суровом заточении, также первое время мучаясь неизвестностью о судьбе мужа и детей.
В опалу попали двое детей Фёдора Никитича и Ксении Ивановны (остальные уже умерли). Сыну Михаилу на пути в ссылку исполнилось пять лет, дочь Татьяна была, видно, уже девицей (она скончалась 11 июля 1611 г., побывав замужем за князем Иваном Михайловичем Катыревым-Ростовским). Детей сослали на Белоозеро, оторвав от отца и матери, но все же с родственниками: с тёткой Марфой Никитичной и мужем ее князем Борисом-Хорошаем Камбулатовичем Черкасским (сыном кабардинского князя Камбулата Идаровича). Несмотря на симпатичное Годунову происхождение, князь, как свойственник Романовых, был лишен боярства и имущества, повергнут в нищету и сослан, хотя и вместе с семьёй.
Но всё-таки Белоозеро, худо-бедно, было городом, и тюремный двор ссыльных, находившийся внутри укреплений, не был совсем уж уединённым. На нём жили ещё две тетки юного Михаила Фёдоровича, будущего царя: Ульяна Семёновна, урожденная Погожева, супруга Александра Никитича Романова, и совсем засидевшаяся в девушках Анастасия Никитична. После опалы она вышла замуж за боярина князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского и скончалась в 1655 г.
Князь Борис Михайлович тоже пострадал от доносов, хотя и не угодил в тюрьму, а был отослан на воеводство в Белгород. Позже, уже женившись на Анастасии Никитичне, он жаловался царю Василию Шуйскому, что «князь Дмитрий Пожарский доводил на меня ему, царю Борису, многие затейные доводы, будто бы я, сходясь с Голицыными да с князем Татевым, про него, царя Бориса, рассуждаю и умышляю всякое зло. А мать князя Дмитрия, княгиня Марья, в то же время доводила царице Марье на мою мать, будто моя мать, съезжаясь с женою князя Василия Фёдоровича Скопина-Шуйского, рассуждает про неё, царицу Марью, и про царевну Аксинью злыми словами. И за тс затейные доводы царь Борис и царица Марья на мою мать и на меня положили опалу и стали держать гнев без сыску»[29].
Как видим, даже высшая знать доносила. Правда, князя Дмитрия Михайловича Пожарского, будущего освободителя Москвы, здесь трудно упрекнуть. Он не мог в 22 года противостоять властолюбию матери, верховой боярыни царевны Ксении Годуновой, которая мечтала стать первой дамой двора, заняв место верховой боярыни царицы Марин Григорьевны Годуновой — вместо княгини Марии Лыковой-Оболенской (в монашестве Евфимии). Пожарская добилась своего, а будущий зять Романова невинно пострадал.
Особая «опальная тюрьма» находилась в центре Белоозера, на площади, в отличие от обычных тюрем «разбойных и татиных» (для грабителей и воров), которых в маленьком городе было две. Место заточения Романовых было окружено главными зданиями города: храмами, приказной избой, дворами богачей. Это был, собственно говоря, двор: дом с теремом, хозяйственными постройками, огородом и садом. Вот только за высокую глухую ограду опальных не выпускали.
Женского ухода за Михаилом было в избытке. Помимо названных жён и девиц с ним нянчилась, несомненно, Ирина Борисовна (дочь Бориса и Анны Черкасских)[30], а также дочери Александра Никитича и Ульяны Романовых. Единственный взрослый мужчина в этой компании, князь Черкасский, в том же 1601 г. скончался, как все и ожидали: Борис Годунов почти всегда тайно убивал опальных. Маленький Михаил остался главой ссыльного семейства.
28
Цитируется по доносу пристава в деле о ссылке Романовых и их родни, опубл.: Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841. Т. II. № 38. ср. № 54. Новое изд.: Дело о ссылке Романовых / Шокорев C.Ю. // О начале войн и смут в Московии. М., 1997.
29
Русский исторический сборник, издаваемый Обществом истории и древностей российских. Т. II. Кн. 1–4. М., 1838. С. 268. Цит. по: Соловьёв С.М. История России… Кн. IV. С. 382.
30
Позже она была замужем за боярином Фёдором Ивановичем Шереметевым и умерла при родах в 1616 г.; на следующий день скончался и младенец Фёдор Фёдорович Шереметев.