Страница 44 из 47
которые я надеюсь, очистят удары.
Шонеси и я танцуем и деремся вокруг друг друга… и тут меня отвлекают движения у
передней двери. А совсем забываю про то, что нужно работать ногами, о защитной позе, прыжках,
правильных хуках и положении тела.
Потому что прямо там, в дверях стоит Долорес Уоррен.
***
В какую-то наносекунду, я осматриваю ее с ног до головы — ее волосы забраны назад в
хвостик, открывая красивое лицо без макияжа. Ее белая футболка натянута на голубые джинсы. У
меня нет времени поприветствовать ее или хотя бы поинтересоваться, почему она здесь.
Потому что в туже секунду, когда я ее замечаю, кулак Шонеси встречается с моим лицом —
словно удар снизу молотом Тора.
Мои зубы сжимаются, а голова дергается назад. Когда я падаю на спину, ударяясь о пол, мои
глаза автоматически закрываются.
Не знаю, как долго я был в отключке, но должно быть это несколько мгновений. Когда я
открываю глаза, в миллиметрах от меня щетинистое лицо Ронни. У меня затуманенный взгляд -
краски и свет размыты и сливаются друг в друга. В ушах звенит, как помехи от телевизора.
Сквозь звон гремит голос Ронни.
100
— Фишер! Ты меня слышишь, Фишер?
Я моргаю и отвечаю, но у меня приглушенный голос, будто бы я разговариваю под водой.
— Даа, я… я слышу тебя.
— Ты меня хорошо видишь?
— Конечно, Ронни. Я тебя вижу целиком и полностью.
Ронни поворачивается и говорит с кем-то, кто стоит рядом с ним. Я могу разобрать лишь
несколько слов… «сотрясение» … больница». Потом склоняется надо мной.
— Мне надо, чтобы ты поднялся, Фишер.
Мои ноги считают, что это не очень хорошая идея.
— Я бы остался здесь, если ты не возражаешь.
— Тебе надо встать, Мэтью.
Ну, уж нет. Мои ноги все еще говорят «Отвали».
— Не думаю, что смогу.
А потом я вижу ее. Она садится на колени рядом с Ронни — рядом со мной. Она прикасается
своей теплой ладонью к моей руке в том месте, где заканчивается футболка. И она шепчет:
— Поднимайся, сукин ты сын… потому что Микки любит тебя.
Я тут же начинаю закашливаться. Не из-за будоражащей цитаты из фильма — а из-за того,
что эти слова могли бы значить.
Для нас.
— Ты смотрела Рокки пять?
Долорес кивает.
— Я смотрела их все. Смерть Микки — самое печальное, что я видела в своей жизни.
Потом ее лицо поникло, и она заплакала.
Она не пытается скрыть это. Она не закрывает лицо руками и не сдерживает рыдание. Потому
что она не претворяется быть кем-то, кем не является. Примите ее или оставьте ее, вы получаете то,
что видите.
Вот что я люблю в ней. Одна из многих вещей, что я в ней люблю.
У меня тяжелая рука, но я все равно ее поднимаю. Рука все еще в перчатке, но вытираю с ее
щек дорожки от слез.
— Не плач, Ди.
— Прости. Прости. Я вела себя с тобой ужасно.
— Нет… я был идиотом. Я обещал быть терпеливым, а потом я… не был.
— Нет, ты был прав. Ты был прав во всем.
Я вспоминаю о наших зрителях, когда Ронни начинает всех уговаривать:
— Ну, ладно, парни, давайте оставим этих двоих голубков ненадолго. Пусть поплачутся друг
дружке.
Когда все идут на выход, Ронни кивает мне и Ди:
— Вот именно поэтому, я и не хочу женщин в своем зале.
Как только мы остаемся одни, я заставляю себя сесть. Это не тот разговор, который мне
хочется вести, лежа на спине. Ну… если только я не голый лежу на спине.
Ди помогает мне снять перчатки, и я облокачиваюсь спиной на угол ринга.
Она спрашивает:
— Ты в порядке?
— Да. Правда ощущение, что по моему лицу проехалась фура, но в остальном я нормально.
Мстительным взглядом она смотрит в сторону раздевалки, куда вышел Шонеси.
— Прежде чем уйти, я проткну этому кретину шины. Тогда тебе станет легче?
Я усмехаюсь.
— Никогда не меняйся, Ди.
Она немного приходит в себя и смотрит вниз на свои руки. Потом признается:
— Одна только мысль о том, что у меня к тебе чувства — настоящие чувства, которые
навсегда — пугает меня до ужаса.
Ее заявление меня не трогает. Она не говорит ничего такого, чего я уже не знаю. Но сам факт,
что она здесь… он значит все.
101
— Я знаю.
— Я не хотела привыкать к тому, чтобы быть с тобой рядом, потому что я знала, что как
только это случится, когда ты уйдешь… я буду в ужасном состоянии. Но уже слишком поздно. Я уже
чувствую себя паршиво. В последние дни… мне никогда не было так плохо. Так одиноко. Пусто.
— У меня было также.
Она улыбается, хотя в ее глазах до сих пор стоят слезы. И в ее голосе.
— Но когда я с тобой… когда ты рядом со мной… все просто отлично. Ты делаешь меня
счастливее, чем я могла вообще подумать, Мэтью.
— Что ж, все поправимо. Мне просто надо быть с тобой… все время. Это не будет так уж
трудно. Потому что… я вроде как… люблю тебя.
— Ты замечательный человек, Мэтью. Забавный и добрый, внимательный и сексуальный, как
бог. Ты… ты лучшее, что со мной случалось.
У нее мягкий и нежный взгляд, когда она смотрит на меня. Она с нежностью касается моего
лица.
— Я люблю тебя, Мэтью.
Не смотря на то, что у меня ощущение, будто моя челюсть сейчас развалится, я улыбаюсь.
Просто невозможно этого не сделать.
Моя рука скользит к затылку Долорес и я наклоняю ее ближе ко мне. Касаюсь ее рта своими
губами — сначала слегка — потом сильнее, с большей значимостью. Притягиваю ее к себе,
обнимаю. Наши языки касаются друг друга, чувствуют вкус друг друга, медленно, неторопливо, с
обещанием чего-то большего.
Ди вздыхает, прикасается к моему лбу своим лбом.
— Не так я себе представляла мое признание тебе в любви.
— Я тоже. Но… это нам точно запомнится, правда? Для нас это нормально.
— Это уж точно.
Потом Ди вскакивает на ноги и протягивает мне свою руку.
— Почему мы все еще здесь?
С ее помощью у меня получается встать. Но когда я оказываюсь на ногах, я вспоминаю,
почему вообще все это произошло, с самого начала.
— Ди, насчет Дрю и Кейт…
Она касается моих губ своими пальцами, заставляя меня замолчать.
— Нет. Мы не будем говорить о них. Никогда. Ты не твой идиотский лучший друг. Не хочу,
чтобы он вставал между нами.
Она права. Дело не в Дрю, Кейт или Розалин, или еще каких-то кретинах из ее прошлого. Они
не должны на нас влиять — они не должны нас касаться.
Дело в Ди и мне.
Когда мы выходим с ринга, я спрашиваю:
— Ди, ты приехала сюда на такси?
— Да, а что?
Я улыбаюсь.
— Я приехал на Дукати.
Ди это нравится.
— Я скучала по этой мощности между своих ног.
Одной рукой обнимаю ее за плечи.
— О, ты ее почувствуешь — после того, как я привезу тебя домой.
Долорес обнимает меня за пояс и качает головой.
— Как некрасиво!
Потом ее голос становится более жестким.
— Но нам обоим придется подождать с этим, потому что перед тем, как поехать домой, мы
поймаем такси и поедем в больницу, чтобы тебя могли осмотреть.
— Что? Нет, я в порядке, правда.
Я ною, как шестилетний мальчишка, который не хочет идти к стоматологу.
Ди качает головой.
102
— Не хочу ничего слышать — ты поедешь. С потерей сознания шутки плохи. Я только что
заполучила тебя назад, и я больше не собираюсь тебя терять.
Я открываю свой рот, чтобы поспорить — потому что я на самом деле в порядке — и я буду
чувствовать себя просто фантастично, когда снова окажусь в постели с Ди. Или, на своем кухонном
столе, или обеденном столе, у стены в гостиной — ну вы понимаете о чем я.
Но прежде чем я успеваю не согласиться, она добавляет:
— Тем более, если учесть то, что я запланировала для тебя? Нам точно понадобится