Страница 17 из 47
конечностей. В другой раз, девица наоборот не слишком хорошо ухватилась — была слишком
занята тем, чтобы улюлюкать и размахивать руками в воздухе — и со мной чуть сердечный приступ
не случился, когда она свалилась. Слава богу, она не поранилась. Ди сжала меня, как надо — одной
рукой обняла меня за пояс, а другая рука — у меня на бедре, как же прекрасно чувствовать, как ее
грудь прижимается к моей спине, а подбородок ложится на мое плечо.
Я с радостью готов катать ее не только на своем байке, но и готов снова и снова усаживать ее
верхом на себя.
После того, как мы подъезжаем к моему дому, паркуемся на частной парковке и направляемся
в лобби. Долорес любуется впечатляющей архитектурой, пока я достаю почту из своего ящика.
Когда мы входим в квартиру, я говорю Ди, чтобы она чувствовала себя как дома и прыгаю в душ.
36
После того, как вытерся, натягиваю пару джинсов и фланелевую рубаху. Оставив ее расстёгнутой, я
возвращаюсь в гостиную в поисках Долорес. Она смотрит в панорамное окно.
— Думаю, теперь я буду называть тебя «Верхний Вест-Сайд», — говорит она мне, улыбаясь.
— Но «Бог» подходит намного больше.
Она направляется к книжному шкафу.
— Замечательные фото.
Она смотрит на одну, где я в прошлом году снял Маккензи, которая посылает в камеру
воздушный поцелуй. От вспышки ее голубые глаза здесь светятся по-особенному.
— Это Маккензи, — объясняю я. — Племянница, о которой я тебе говорил в среду вечером…
которая технически таковой не является.
Я показываю на другое фото, что стоит рядом.
— А это мои родители.
Это черно-белая фотография — моя мама выглядит блаженной, отец грозным, их
каждодневное выражение.
Я достаю камеру, чтобы убедиться, что у меня еще есть пленка, проверить линзы.
— У тебя есть комната для проявки пленки? — спрашивает она.
— Вообще-то есть.
В ее глазах появляется взгляд, который мне уже становится знакомым — тот самый, который
говорит, что она возбуждается.
— А ты мне ее покажешь?
Я убираю камеру и поднимаю руку.
— Прямо туда.
На самом деле, это встроенный шкаф, без окон и достаточно большой, чтобы там поместились
полки с реактивами и стол и с ванночками для проявки фотографий. Конечно же, тусклый
коричневый свет. Я закрываю за нами дверь, когда Долорес оглядывается по сторонам. И тут на меня
накатывает то чувство, когда мы играли в «Семь минут в раю» в возрасте тринадцати лет. Но в те
времена, «рай» не был таким великолепным.
Ди оглядывает меня с ног до головы.
— Ты хоть представляешь, насколько это все сексуально, Мэтью?
— Немного, — признаюсь я.
Она прижимается ко мне, а я прислоняюсь спиной к закрытой двери. Ди целует меня в
подбородок, а потом царапает по нему зубами.
— Ты когда-нибудь сфотографируешь меня?
Она сгибает колени и скользит вниз по моему торсу, ее теплые ладони оставляют за собой
жаркий след, когда они едва касаются моей груди и живота.
Я тяжело сглатываю.
— Непременно.
Она усеивает мой живот легкими поцелуями.
— Мы будем, как современные Джек и Роуз из Титаника.
Теперь уже тяжело дыша, я говорю:
— Джек был слабаком. Если бы я был на его месте, я бы связал Роуз, вставил в рот кляп, и
запихал ее задницу в спасательную шлюпку. А потом запрыгнул бы за ней.
Я хотел отметить, что если бы Роуз просто сделала так, как сказал ей Джек, они бы оба
выжили.
Ди облизывает губы и спускает мои джинсы вниз, освобождая мой уже изнемогающий член.
Берется своей маленькой ручкой за основание и медленно двигает ей вперед и назад.
— До тех пор, пока ты не сделаешь эти фотографии и не проявишь их здесь, я хочу, чтобы ты
думал об этом, когда в следующий раз окажешься в этой комнате.
Все еще держась рукой у основания, она накрывает кончик моего члена своими губами, нежно
его посасывая, и слегка прикасаясь к нему языком. Я сильнее прислоняюсь к двери — мои ноги
становятся слабее. Она отрывается от меня, сильнее отодвигает крайнюю плоть и берет меня
полностью в рот.
И я не могу сдержать стон.
37
— Чеееерт.
Ее рот такой горячий и влажный и она так туго меня сжимает, что перед моими закрытыми
глазами появляются яркие вспышки. Медленно она наращивает силу посасывания ртом, и скорость
ее руки — я зарываюсь своей рукой в ее волосы и крепко сжимаю.
Ди тоже мурлычет, а я умоляю:
— Быстрее…
Она удовлетворяет мою просьбу, и ее голова начинает двигаться быстрее, с каждым
движением ее рта приближая меня к развязке. Я бормочу:
— Ди… да… уже скоро…
Она сжимает свой рот крепче, и потом я кончаю, яростно рыча и сильно сжимая ее волосы в
кулаке — при этом пытаясь не тянуть. Как только она меня отпускает, я опускаюсь на пол, дыша так,
будто я отбегал Нью-Йоркский марафон.
Дотягиваюсь до Долорес — притягиваю ее к своей груди. Целую ее в нос, в обе щеки и,
наконец, в губы, глубоко.
— Я буду помнить об этом долго, очень долго.
— Миссия выполнена.
***
— Ты разыгрываешь меня, да?
Я снимаю свой шлем и пристегиваю его к своему байку.
— Нет, я серьезно.
Ди не слазит с мотоцикла.
— Я подожду тебя здесь, если ты не возражаешь.
— Да ладно тебе, мы уже на полпути, мне просто надо унести свой конверт.
— Ты когда-нибудь слышал поговорку: «Нервничает, как проститутка в церкви»?
— Кончай отпускать самокритичные комментарии. Будь оно так, я бы уже извелся от нервов.
Пошли.
— Мне надо будет пить кровь?
— Только если ты на крещении.
Если вы еще не поняли, мы в церкви Святой Марии. Сегодня воскресенье, а по воскресеньям,
я хожу в церковь, даже если только успеваю на конец мессы. У меня глубоко засела вера, что если я
не приду, случится что-то ужасное.
Вот что с вами делают двенадцать лет учебы.
Тяну Ди за собой в вестибюль. Она делает осторожные шаги, будто она ступает по дому с
призраками.
В дверях появляется седой джентльмен в костюме, неся в руках полную корзину для сборов.
Как раз вовремя. Я пихаю туда свой конверт и киваю головой, когда голос пастора разносится
эхом через микрофон из главного зала, раздавая заключительные благословения. Ди смотрит на все,
стоя рядом со мной и копируя мою позу. Прежде чем пастор успевает закончить, мое внимание
привлекает звук шагов, доносящийся с лестницы из подвала. Через боковую дверь выходит Сестра
Беатрис Дюган, а за ней десяток учеников Воскресной школы.
Сестра Би была моим первым сексуальным опытом. Ну… моим первым сексуальным опытом
с самим собой. В этом плане она была первой у нас всех.
Погодите, все это отвратительно, так что забудьте, что я это сказал.
В любом случае, половая зрелость — это довольно смущающее время для подростка. Когда у
тебя горяченькая учительница, которая еще и оказалась монашкой — делает это время еще более
смущающим. Однажды я увлекся, когда впервые познал радость мастурбации. К сожалению, я не
просто подрочил — я в буквальном смысле слова стер себе весь член. Вот так вот, в тринадцать лет,
я получил диагноз СНП — синдром натертого пениса. Мне не надо развивать эту тему дальше, так?
Возможно, моя мама купилась на объяснение доктора, что мой СНП возник из-за долгого
пребывания в мокрых купальных трусах, но мой отец — уж точно нет. Во время одного из наших
разговоров по душам, он мне сказал, что нет ничего постыдного в онанизме, что это как
38
электричество — Господь не дал бы нам этого, если бы не хотел, чтобы мы этим воспользовались.
Но, как и всегда, чувство меры — это ключ. После того разговора я успокоился, и смог упорядочить