Страница 67 из 82
Я не мог оставаться в Мехико-сити на неопределенный срок из-за ограничений моей мексиканской визы, которая была выдана только на 15 дней. Я не мог рисковать и продлевать эту визу, так как мне пришлось бы использовать свое настоящее имя, и поэтому я вернулся в США.
Я и Марина Николаевна в настоящее время проживаем в Далласе, Техас.
ФБР заинтересовалось моей деятельностью в прогрессивной организации Комитет за справедливую политику в отношении Кубы, секретарем которой я был в Новом Орлеане (штат Луизиана). Теперь я уже в этом штате не живу.
ФБР посетило нас здесь, в Техасе. 1 ноября агент ФБР Джеймс П. Хасти (Освальд неправильно написал фамилию Хости) предупредил меня, что если я попытаюсь заняться деятельностью в рамках FPCC здесь в Техасе, то ФБР снова мной “заинтересуется”. Этот агент также предложил, чтобы моя жена “осталась в США под защитой ФБР”, то есть она может отречься от Советского Союза.
Естественно, я и моя жена решительно отвергли эту тактику со стороны пресловутого ФБР.
Я вообще не планировал контактировать с советским посольством в Мехико-сити и конечно они меня не ждали. Если бы я смог достичь Гаваны как планировалось, то советское посольство там имело бы достаточно времени, чтобы оказать мне содействие. Но здесь виноват глупый кубинский консул, и я счастлив, что после его заменили».
Рут не знала, что потом Освальд добавил в письмо еще одну фразу: «Пожалуйста, сообщите нам о выдаче советских въездных виз, как только вы их получите».
Зачем же помешанный на секретности Освальд отправил письмо такого содержания в посольство СССР в Вашингтоне? По всей видимости, визит Хости заставил его задуматься. Ведь он считал, что действует по заданиям ЦРУ и ФБР при посредничестве Банистера и Феррье. А тут выяснялось, что агент ФБР спрашивает о его адресе и работе. Зачем? Ведь они и так должны все это знать. Заметим здесь, что Феррье скорее всего говорил Освальду, что тот работает по засекреченной программе ФБР «Cointelpro». Начало ФБР эту программу в августе 1956 года и ее задачей первоначально было «дискредитировать» компартию США, в том числе и преследуя прогрессивные некоммунистические организации.
То есть, и это важно подчеркнуть, это была деятельность не только по наблюдению, но и подрыву вредных с точки зрения правительства США политических и общественных организаций. Методы здесь были следующие. Неугодных общественных деятелей компрометировали в глазах родственников, друзей или работодателей с помощью сфабрикованного компромата. Вскрывалась почта подозрительных лиц и организаций в том числе и путем банального взлома офисов. И наконец, агенты ФБР внедрялись в организации и компрометировали их своей деятельностью. Дело доходило до того, что во время протестов против войны во Вьетнаме агенты ФБР подстрекали студентов нападать на полицейские участки.
«Cointelpro» была строго засекречена, потому что она противоречила американскому законодательству. Соответственно сотрудники региональных отделений ФБР, работавшие по этой программе, часто докладывали не своему непосредственному начальству, а напрямую Гуверу или его помощникам. Одной из главных мишеней «Cointelpro» в 1963 году был FPCC, и деятельность Освальда в Новом Орлеане просто блестяще укладывалась в методы «Cointelpro».
Против Американского союза за гражданские свободы Гувер лично работал еще с 20-х годов. Например, когда он в 1924 году узнал, что федеральный судья Бенджамин Бледсоу собирается выступить на мероприятии ACLU в Калифорнии, он заставил судью отказаться от приглашения.
Таким образом, Освальд не понимал, почему Хости мешает его строго засекреченной деятельности по внедрению в правые и левые организации Далласа. Именно поэтому он и оставил свое письмо в посольстве на виду. Расчет был на то, что испуганная Рут сообщит в ФБР, те свяжутся со штаб-квартирой в Вашингтоне (которая курировала как «Cointelpro», так и советское посольство), и офису в Далласе дадут команду оставить Освальда в покое. Чтобы Рут не колебалась, Освальд напичкал письмо выдуманными, но ужасными с точки зрения обывателя подробностями о том, что он якобы использовал псевдоним для поездки в Мексику и хотел в Гаване ждать советской визы.
Расчет Освальда почти полностью оправдался, но только почти. Рут, естественно, скопировала письмо и, по ее собственным показаниям, сделанным после покушения на Кеннеди, немедленно собиралась отнести письмо в ФБР. Но дальше произошли вещи, в которые трудно поверить. Якобы она показала письмо Майклу, а тот по рассеянности принял обращение «Уважаемые господа» (Dear Sirs) за «Дорогая Лиза» (Dear Lisa) и решил, что Рут дошла до того, что читает личные письма Освальда. Но она все же заставила его прочитать письмо до конца, и Майкл только сказал, что Освальд лжец и хвастун. Как бы то ни было, Рут письмо в ФБР не отнесла и ее оправдания на этот счет выглядят абсолютно несерьезно.
Но вот если предположить, что она, как и Мореншильд, наблюдала за Освальдом по заданию ЦРУ, то все становится на свои места. ЦРУ пока не хотело поднимать шум вокруг Освальда. Ведь он еще не выполнил своей главной роли: дать желанный предлог для убийства Кастро, которое Кубела обещал осуществить буквально в ближайшие недели. Если бы ФБР узнало, что Освальд встречался в советском посольстве в Мехико с «Костиным» (было легко установить, что это известный американской контрразведке офицер КГБ Костиков) и к тому же был в кубинском посольстве с целью поездки на Кубу, то Освальда немедленно бы поставили под постоянное наблюдение. Как мы помним, ЦРУ скрыло от коллег из ФБР именно эти два ключевых момента в своих сообщениях о поездке Освальда в Мехико.
Кстати, после убийства Кеннеди агент Хости именно так и объяснял то обстоятельство, что он не уделял делу Освальда особого внимания (у него, мол, помимо Освальда было еще около 40 других объектов, которые он вел). Но данные о контактах Освальда с Костиковым, конечно, всё бы изменили, утверждал Хости. Но и сам Хости сотворил такое, что нельзя себе представить в славящемся своей строгой дисциплиной ФБР.
Перед покушением, скорее всего 12 ноября (в тот же самый день, когда Освальд отправил письмо в советское посольство), Ли зашел в далласское отделение ФБР, находившееся неподалеку от его места работы. Он хотел видеть агента Хости. Секретарша в приемной ответила, что тот на обеде. Тогда посетитель, состояние которого позднее она описывала как крайне возбужденное, оставил для Хости белый конверт с запиской. Что было в этой записке, точно неизвестно до сих пор. ФБР скрыло от комиссии Уоррена сам факт ее существования и о записке стало известно только в 1975 году.
Упомянутая выше секретарша утверждала, что в записке Освальд угрожал взорвать ФБР и штаб-квартиру далласской полиции, если его не оставят в покое. Хости, наоборот, говорил, что Освальд требовал оставить его жену в покое и все сведения о нем получать у него самого. В противном случае он грозил доложить о незаконных действиях Хости. Хости, которому секретарша передала записку, якобы даже сначала не понял, от кого она, так как подписи не было (а вот секретарша утверждала, что письмо было подписано). Он просто положил записку в стол и забыл о ней. А 24 ноября, когда Джек Руби застрелил Освальда, Хости вызвал к себе начальник регионального отделения ФБР в Далласе Шанклин и потребовал уничтожить записку. Мол, Освальд мертв, и суда над ним не будет. Причем Хости пришлось разорвать записку прямо на глазах у Шанклина (потом он смыл клочки бумаги в унитаз). Ни у кого из исследователей нет ни малейших сомнений, что Шанклин не мог пойти на уничтожение улик по делу об убийстве президента США без санкции директора ФБР Гувера.
Сам Шанклин, когда история с запиской всплыла, сначала вообще утверждал, что ничего о ней не знал. Однако когда факт существования этого документа подтвердили около десятка сотрудников далласского офиса ФБР, он признался, что приказал Хости уничтожить записку. Причина банальная: далласский офис ФБР не хотел подставляться под критику, что не придавал Освальду достаточно серьезного внимания и тем самым дал ему возможность осуществить покушение.