Страница 6 из 82
Из всей этой истории Освальд сделал для себя один вывод: надо внешне подчиняться правилам окружающей жизни, одновременно презирая и издеваясь над ними, как только представится малейшая возможность.
Но главное, чего добились сотрудники тюрьмы для малолетних, это то, что подросток заинтересовался политикой. И раньше Ли много читал и смотрел телевизор, но это были нормальные увлечения для его возраста. Его интересовали детективные и приключенческие книжки (например, про Джеймса Бонда), комиксы и шпионские сериалы. Но теперь Ли задумался над тем, что жизнь не справедлива к ним с матерью, потому что она неправильно устроена. Обладавший острым умом подросток понял, что за все его страдания и отсутствие внимания со стороны общества это общество его же и покарало.
Вырвашись из «дома», Ли прилежно ходил в школу (это был май 1953 года, и до конца учебного года оставалось всего несколько недель) и, несмотря на то, что прогулял почти весь год, закончил седьмой класс с низкими, но достаточными для перевода в восьмой класс оценками. Причем молодежная тюрьма, похоже, все же научила Ли приспосабливаться. Он начал принимать участие в общественной жизни класса, занялся авиамоделизмом и стал проявлять интерес к верховой езде. «Белый ворон» стремительно чернел.
Летом в отпуск в Нью-Йорк приехал морской пехотинец Роберт Освальд, и Ли показал ему город. Благодаря почти году свободного времени Ли прекрасно ориентировался в нью-йоркском метро. Ведь иногда раньше он проводил в нем целые дни.
Как-то раз на одной из улиц Нью-Йорка пожилая женщина протянула мальчику памфлет коммунистической партии США с протестом против жестокой казни на электрическом стуле супругов Этель и Юлиуса Розенберг, обвиненных в продаже СССР секретов атомной бомбы. Многие в США да и в мире в целом прекрасно понимали надуманность обвинений и несоразмерную жестокость наказания. По стране прокатились многочисленные демонстрации протеста, в которых участвовали не только коммунисты. Белый дом был завален петициями со всего мира с просьбой о помиловании. Ничего не помогло. 19 июня 1953 года Розенберги были казнены.
Освальд не мог не ощущать аналогии со своей пусть и не такой большой трагедией. Жестокое общество не давало ему никаких шансов на будущее и одновременно мстило тем, кто отказывался существовать по его надуманным правилам.
14 сентября 1953 года находившийся под наблюдением. Ли пошел в восьмой класс. Через десять дней он не явился в суд, который должен был решить, оставить его в покое или нет. Вместо сына пришла Маргарита, просившая больше не травмировать ребенка, который ходит в школу и нормально учится. Это было чистой правдой. Освальда даже избрали президентом его класса. Но у бюрократии свои законы. За неявку в суд Ли решили оставить под наблюдением до 29 октября. Мальчик продолжал чувствовать себя малолетним преступником, без вины виноватым. Он опять прекратил приспосабливаться, и на этот раз его протест впервые приобрел политические формы. Когда в октябре суд запросил из школы характеристику подростка, оказалось, что учителя им недовольны.
Еще бы, ведь Освальд отказывался салютовать флагу США! А это была обязательная процедура перед началом занятий. К тому же «преступник» пускал в классе бумажные самолетики. 29 октября Ли вновь не явился в суд, и наблюдение за ним продлили еще раз, до 19 ноября. Было понятно, что терпение юстиции истекает и впереди опять явственно маячит «молодежный дом».
Маргарита пришла в школу, и после ее визита поведение Ли, по отзывам учителей, существенно улучшилось. Оценки его были вполне нормальными. Правда, учителя отмечали, что Ли стал вспыльчивым и быстро терял контроль над собой. Это напоминает поведение человека, которого просто «достали» явно недружественным и пристальным вниманием к его персоне. Тем не менее 19 ноября Ли вместе с матерью все-таки появился в суде. Маргарита просила наконец-то снять с ее сына наблюдение, однако судья продлил его до 28 января 1954 года. Соответствующему сотруднику, курировавшему «дело Освальда», опять посоветовали обратиться за помощью в частную организацию под названием «Большие братья».
На этот раз сотрудник «братьев» посетил семью Освальд. Его вежливо приняли, но твердо сказали, что в советах не нуждаются. Мать убеждала, что сын теперь участвует в общественной жизни школы и надо просто оставить его в покое. Но, похоже, и она, и сын отчаялись и уже не надеялись выпасть из поля зрения судебной системы Нью-Йорка. Маргарита заявила, что намерена вернуться в Новый Орлеан, но выяснилось, что и этого нельзя сделать без санкции суда. Всерьез опасаясь повторного ареста Ли, мать и сын уже через несколько дней вернулись в свой родной город. Судья, похоже, обрадовавшись, что одним трудным подростком в его округе стало меньше, закрыл «дело» в марте того же 1954 года.
В Новом Орлеане «преступник» быстро пришел в себя. Маргарита писала Джону, что «Ли снова стал самим собой после мучений в Нью-Йорке. Это почти обернулось трагедией, но немного любви и терпения сотворили чудо». Следует признать, что Маргарита Освальд гораздо больше разбиралась в воспитании, чем нью-йоркская юстиция со своими «Большими братьями». Просто удивительно, что в миллионном городе с громадной малолетней уличной преступностью различные государственные органы с упорством, достойным лучшего применения, преследовали подростка, все свое свободное время проводившего за чтением.
Сначала Маргарита остановилась у сестры Лилиан, и Ли поступил в хорошую школу, где, оказавшись снова в знакомой среде, начал вести довольно активную общественную жизнь. Причем, попав в новый класс в середине учебного года, Ли окончил его без видимых усилий. Тесты опять показали отличные успехи в чтении и богатый словарный запас. По-прежнему плохо обстояло дело с математикой. В одном из вопросников, которыми постоянно потчуют учеников американские школы, Ли отметил, что увлекается футболом (американским, естественно), любит биологию и черчение.
Однако новичку вновь пришлось несладко. На этот раз Ли дразнили за приобретенный в Нью-Йорке северный акцент. К тому же Ли держался обособленно, и его решили проучить. Во время одного из футбольных матчей его нарочно сильно ударили в голову и выбили зуб. Потом подстерегли в туалете и попытались избить. Ли сам драк никогда не начинал, но от вызова не уходил и тем запомнился некоторым его одноклассникам.
Правда, один из одноклассников Эдвард Вебель, который помог Ли после драки обработать раны, выяснил, что дружить с новичком вполне можно. Надо лишь только с уважением относиться к его взглядам. А они у него, похоже, уже сформировались. Уже тогда Ли стал называть себя марксистом и брать в городской библиотеке книги соответствующего содержания. В частности, он прочел «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса. Впоследствии он вспоминал, что читал и «Капитал». Но это утверждение сомнительно. Для американского школьника, пусть и начитанного, это была все же неподъемная книга. Гораздо позднее, в Минске, Освальд говорил, что стал изучать «Капитал», только приехав в СССР.
Политические взгляды Ли в Новом Орлеане сформировались уже настолько, что и из-за них ему приходилось драться с одноклассниками. В частности, его попытались избить за то, что он демонстративно сел в автобусе на сиденье, предназначенное для негров. На американском Юге 50-х годов в условиях жесткой сегрегации и засилья ку-клукс-клана для подобного шага надо было иметь незаурядное гражданское мужество. Тем более что мать Ли была в этом смысле типичным продуктом своей среды. Она с удивлением и возмущением рассказывала своему сыну Роберту в Нью-Йорке, что судья, к которому вызвали Ли, был негром. Представить себе подобное в Новом Орлеане было невозможно.
С одноклассником Вебелем Ли роднило не только пристрастие к книгам и классической музыке (приехав в Новый Орлеан, Ли перестал смотреть телевизор и увлекся музыкальной классикой — вещь для тогдашних и современных тинейджеров просто непостижимая), но и увлечение… оружием. У Ли был пластмассовый пистолет, но он хотел настоящий и даже предлагал Вебелю ограбить оружейный магазин. Как-то раз Ли показал другу стеклорез и предложил ночью вырезать витрину. Вебель сначала согласился, но потом отговорил Ли, показав, что витрина находится на сигнализации.