Рифейские горы

- Не простая!- перебил Лила Кэйдар, поднимаясь на вытянутых руках.- Она - моя женщина! Она - мать будущего наследника!

- И при всём при этом всего лишь рабыня,- мягко улыбнулся Лил, глядя на Кэйдара чуть исподлобья.- Каково это, быть рабыней, родившись царевной?

- Ага, царевной в крошечном степном племени,- Кэйдар громко хмыкнул, чуть откидывая голову назад.- Знаете, как я думаю, Лил? Родившийся быть рабом станет им рано или поздно!

- А знаете, как я думаю, господин Кэйдар? Раб - это тот же свободнорождённый, только ему не повезло однажды. Он так же чувствует боль, обиду, так же не выносит унижения, может любить и ненавидеть...

Вы же, наверняка, знаете: всё, что она делала, - все её попытки самоубийства - всего лишь месть, месть лично вам, господин. Лишить вас самого дорогого: ребёнка. Она и нужна-то вам лишь только как его мать, не более того. Какая женщина согла-сится на такую роль? Да и вообще, кто стерпит, когда его просто используют?

- Я сломал её гордость! Она сдалась после того ранения кинжалом. Вы сами знаете, вы же ходили к ней. Лечили, беседовали о чём-то.

- Женщину не ломают, её любят,- поправил Кэйдара Лил, тепло и ласково улыба-ясь.- Когда любишь, разве захочется делать любимому человеку больно?

- О чём вы, Лил? В своих чувствах к ней я не признавался. Ирида - красивая жен-щина, не спорю. Она нравится мне, но она всего лишь рабыня, не жена мне.

- Мать Ириды тоже была рабыней-наложницей, а стала царицей. Вы знали об этом? Сама Ирида никогда вам этого не говорила? Видите, царя виэлов это не остановило.

- Не пойму, зачем вообще говорить об этом?- Кэйдар недовольно поморщился.- К чему этот разговор? Эта виэлийка - всего лишь одна из многих. Одна из шести дру-гих наложниц. Я никогда не относился к ней по-другому.

- Она - единственная, кого не устраивала жизнь здесь, её участь, её положение. И она сбежала. Скрылась в неизвестном направлении. Пропала так, что её никто найти не может. Несмотря на объявленную награду. Несмотря на то, что за укрывательство беглого положена смерть.

Она добилась своего,- Лил с улыбкой выпрямился, расправил примятое одеяло.- Лишила вас наследника и при этом сохранила себе жизнь. Она стала мудрее... Такая женщина достойна большего...

"Большего? Что может быть больше, чем принадлежать мне, быть моей рабыней?- Кэйдар с невольной обидой поджал губы, оставшись в одиночестве, задумался над недавним разговором.- Ну, да, конечно, покривил душой. Выделял её из остальных. С самого начал выделял. Ходил к ней чаще всего. Даже вспоминал её чаще других, когда хотелось женщину. Но такая своевольная кому хочешь в душу западёт. Вон и Адамасу тогда тоже понравилась. С первого взгляда. Предложил за неё неплохие деньги".

Но чтобы любить?!

И вообще, что значит - любить?

В одном Айна всё-таки была права, он не знает, что это значит. Даже родительской любви на себе не испытывал ни разу. Матери не помнил абсолютно. Отец, Тот нико-гда не выказывал своих родительских чувств. Он - только Правитель для тебя. И в ответ ты тоже не торопился изливать Ему свои сыновьи чувства. Уважение перед сильным человеком, умным и дальновидным государём, и страх, но это с детства. Да, и ещё однажды возненавидел Его до бешенства, до такой страсти, какая не может долго кипеть в душе, не получая выхода. В таком состоянии люди обычно либо делают непростительную глупость типа покушения, либо смиряются под давлением доводов. Кэйдар смирился. А что он мог тогда сделать, в шестнадцать-то лет? Хотя причина-то какая была. До сих пор, как вспомнишь, зубы сами собой стискиваются до боли в скулах.

Её звали Лика. Золотые искрящиеся волосы, длинные, густые, стеной ниже пояса. Она, вайдарка, носила их распущенными, только перевязывала красной широкой лентой через лоб, чтоб не мешали при работе на кухне. Ходила в коротком паттие, на мужской манер, немногим ниже колена. А когда приказывали переодеться, не свер-кать голыми ногами, стреляла из-под ресниц тёмными дерзкими глазами.

Никто другой не видел в ней этой дикой, вольной красоты. Одну лишь непристой-ность. А ведь она казалась ему, взрослеющему юноше, необыкновенной красавицей. Стройная, с золотистым загаром на открытых гибких руках. О, в этих руках была неженская сила. Кэйдар видел однажды, как эта дикарка ловко кинула нож в смеш-ливого Тира. Раб-истопник издевался над ней, когда та чистила рыбу. Нож воткнулся в дверь у самого лица не потому, что она промахнулась, просто и этого хватило Тиру, чтоб отбить охоту осмеивать странный наряд рабыни.

Она всем казалась легкодоступной, всем взрослым мужчинам, знающим, что это такое - открытая женская ножка с нежно круглящимся коленом. Стоит только руку протянуть...

А он же даже в мыслях такого представить не мог. Для него эта девочка была всем. Ей только любоваться можно было, да и то со стороны.

Со всеми другими Лика держалась строго, не позволяла никаких вольностей, и, лишь встречаясь с ним глазами, теплела взглядом.

Кэйдар днями пропадал на кухне, даже тренировки и конные прогулки забросил. Он от одного присутствия рядом с ней млел от счастья.

Все взрослые вокруг видели и понимали, чтом происходит между этими двумя взрослеющими детьми, впервые столкнувшимися с нежным непорочным чувством юношеской влюблённости. Но дальше этой влюблённости дело не пошло...

Кэйдар в то утро примчался на кухню очень рано, ещё до завтрака. Конечно, они же договорились пойти вместе смотреть на корабли при разгрузке. Даида встретила его взглядом, пригвоздившим к полу, ответила на немой вопрос:

- Её продали. Отец распорядился лично.

А он, глупый, спросил:

- Когда успели?- Не "Как он мог?", не "Почему?", будто это сейчас решало всё.

Да, они попрощались поздно вечером, попрощались как обычно, ведь пережить в разлуке предстояло всего одну ночь.

Отец с утра председательствовал в суде, Кэйдар ворвался прямо в зал с таким кри-ком, почти с мольбой. Но Отец остался невозмутим, приказал охране вывести посто-роннего вон. И только вечером объяснил причину своего решения.

- Ты - сын Воплощённого, возможный Наследник, поэтому должен соответствую-ще оценивать все свои действия и поступки. Думать о любви,- Он первым дал назва-ние всем переживаемым к служанке чувствам,- тебе ещё рано. А хочешь набраться опыта, Я куплю тебе женщину постарше, женщину, способную обучить всему, что необходимо.

Святый Боже, если б он был помладше, он бы расплакался, как позволял себе паца-ном у кормилицы на груди. Сейчас же Кэйдар мог только ненавидеть и страдать от невозможности хоть что-то исправить.

Он до самой зимы мотался по невольничьим рынкам. Искал её. Днями напролёт. Забывая о еде и отдыхе. Возвращался только на ночь, валился без сил на ложе, спал без снов. Она даже не снилась, будто её вычеркнули разом из его жизни.

Только время притупило боль, уменьшило силу отчаяния, помогло преодолеть ненависть к Отцу. Она и сейчас, правда, вспыхивает иногда яркими вспышками, но Кэйдар научился усмирять её.

Да, эта виэлийка напомнила ему ту девочку, и не только внешним сходством, но и всей своей своевольной непримиримостью, вольнолюбием, внутренней свободой и непокорством.

Правда, чувства были уже совсем не те. Времени-то немало прошло, восемь лет. Кэйдар уже научился вести себя с понравившимися женщинами соответственно. Даже силой брать, напором, настойчивостью. Смирять властно, по-мужски, а не по-мальчишески.

Но чувствовал и сам: не хватает чего-то таким отношениям, как если б ел пресный хлеб: с удовольствием, но без насыщения.

Зато одно понял раз и навсегда: никогда не буду вмешиваться в судьбу собствен-ных детей. Пускай живут так, как хотят сами. Взрослому всегда со стороны кажется, что это вмешательство необходимо, что оно поможет преодолеть бомльшую глупость, - неправда. Каждый в этой жизни заслуживает того, чтобы набираться личного опы-та, пускай даже ценой ошибок.