Возвращение домой

– Ничего, Янис… Отдохнём сейчас немного и дальше двинемся… Ничего, сынок, ничего… Давай‑ка, вот так, вот, ещё. – Затянул узел с такой силой, что Янис застонал от боли, но очень глухо, потому что, пытаясь справиться с собой, закусил зубами рубашку на плече Виктора, но вместе с ней поймал и его самого.

– Терпи, сыночек, терпи… – Виктор сам справился с болью от укуса, даже вида не подал. Его рука легла парню на затылок, лаская, будто родного сына. А разве после всего, что произошло сегодня, можно относиться к нему по‑другому?

Он вздрагивал мелкой дрожью, его колотило, как в лихорадке. Боже правый! Он плачет! Совершенно беззвучно и почти без слёз. Как маленький ребёнок, не способный словами выразить свои чувства.

Янис и сам не понимал, что с ним происходит. Слёзы! Какое глупое и смешное проявление слабости. Но слабости ли?

Он не чувствовал слабости. Именно той беспомощности и отчаяния, какие бывают в момент серьёзнейшего ранения. Но один вопрос, безответный вопрос мучил, вызывал эти нелепые слёзы. Даже не вопрос, а вопль к несправедливой судьбе, ко‑торую никогда и никому не удавалось изменить в этой жизни. «Почему? Почему только сейчас суждено испытать то, что другие получают по праву рождения?.. Чем лучше Джейк, у которого есть такой отец? Почему ему повезло родиться в такой семье, где тебя любят, любят, несмотря на все твои недостатки, слабости, промахи и ошибки? А кто‑то просит о родительской любви Бога, как о милости? Почему такое происходит? Почему?!»

– Ну, что ж ты, Янис? Я не брошу тебя… Я никогда тебя не брошу… – Виктор гладил его по голове, медленно, заботливо. Это движение не казалось сейчас оскорбительным для такого взрослого ребёнка. А ведь он и был ещё ребёнком в сущности, хоть и доказывал всем и самому себе обратное.

– У меня ведь был отец когда‑то… – заговорил неожиданно Янис. – Но лучше б его не было, чем такой… Сволочь, понимаете… – хмыкнул с усмешкой, глядя поверх Виктора. – Сволочь и пьяница… А бил жестоко, особенно, когда с похмелья…

Я ненавидел его сначала… Теперь презираю… Я ведь даже не знаю, что с ним стало… ушёл однажды просто – и всё… Даже во сне его ни разу не видел… Будто и не было его совсем… Понимаете?..

Он смотрел куда‑то в сторону сухими злыми глазами, даже отстранился немного, будто стеснялся близости Виктора. А может, боялся навязываться со своим прошлым?

– Почему он так ненавидел меня? – вдруг резко перевёл глаза на Виктора. По тону его голоса было ясно: этот вопрос мучает его до сих пор, с самого детства нет на него ответа. – За что? Неужели нет ничего, за что меня нельзя было бы любить? Хотя бы ребёнком…

– Ну, что ты, Янис?.. Нельзя так… Он любил тебя… Точно!.. Только сам не понимал… – Виктор говорил, а сам не мог отделаться от странного ощущения вины, личной вины взрослого перед ребёнком, которого оттолкнули когда‑то, не поняли в его самых светлых чувствах.

Что здесь можно сказать? Главное, хотя бы сейчас не сделать ошибки, не сказать ничего глупого, не лишить этого бедного мальчика веры в человека, так долго и с таким трудом пробивающейся на свет.

– А мама твоя? Она же, наверняка, тебя любила?..

– Она умерла при родах… Это была халатность врачей… Я знаю, я потом видел архивы… А он считал меня во всём виноватым… Он так и говорил мне… Я помню его лицо, когда он на меня смотрел… Его корёжило!.. До смерти не забуду… – Яниса при этих словах самого передёрнуло, как от прикосновения к чему‑то противному. И Виктор не удержался, рывком притянул его к себе, обнял крепко‑крепко за плечи, как когда‑то Джейка при первой их встрече. Он причинял этим боль, но Янис не отстранялся, не пытался вырваться. Подумал только: «В такую минуту хорошо бы умереть. Лучше, чем сейчас, уже, наверное, не будет никогда».

* * *

Так. Девятка, два ноля. Семёрка. Опять девятка. Три пятёрки и ещё один ноль.

Рука нажимала на нужные цифры чисто автоматически, а голова была занята другим. Джейк мысленно прокручивал в уме весь свой путь сюда, когда шёл под конвоем. Да, это первый этаж. Тут он не мог ошибиться. Значит, где‑то здесь нужно искать отца. Ведь Торар так на схеме внутренней планировки и показывал. Первый подземный этаж. Переход между двумя корпусами. Ещё несколько метров – и всё!..

…На панели дверного кода последовательно одна за другой загорались цифры. Кто‑то пытался пройти сюда с той стороны. Виктор рывком поднялся, шагнул навстречу, подняв пистолет, снятый с предохранителя, до уровня груди. Так, чтобы наверняка, без промаха.

Ну, давай! Только покажись…

Створки двери разошлись в стороны, и возникшая после этого немая сцена показалась забавной только Янису, но ему в его положении было не до смеха.

– Это я, пап… – Джейк шагнул вперёд, навстречу Виктору, и он чуть приобнял его за плечи.

– Слава Богу! А мы даже не знали, как тебя искать, а ты сам нас нашёл… – Виктор улыбался радостно, почти счастливо. Все слова в эту минуту казались лишними, но и молчать совсем не хотелось. Ведь сумел же как‑то вырваться сам, и нас сам нашёл. И на ногах еле держится, настолько измотался, не узнать совсем. Что он пережил за этот час? Как смог освободиться?

И ведь промолчит же, если не расспрашивать. Словом не обмолвится. А расспросить надо о многом. Вот только минута подходящая будет, и поговорить с ним по душам, с ним, с вновь обретённым сыном.

– И как ты здесь? – Виктор всё никак не мог справиться со своей растерянностью. Сам чувствовал, какой глупой выглядит его улыбка сейчас, когда они заперты, как мыши в мышеловке. – Как ты вообще нас нашёл?

Джейк пропустил этот вопрос мимо ушей, плечом дёрнул небрежно: «Не до этого сейчас!», шагнул к Янису. Тот полулежал на полу у стены, глядел на них обоих снизу молча, будто боялся лишний раз обратить на себя внимание.

Попытался приподняться, отталкиваясь руками, даже сейчас не желая показывать Джейку своей слабости, но тот, зажимая локтем левый бок, сам медленно опустился на пол, положил раскрытую ладонь на грудь, как раз над узлом повязки, замер, прислушиваясь к биению сердца.

– На нас напали, видишь… – заговорил Виктор, заторопился, объясняя. Смотрел на Джейка с удивлением. Странно он себя ведёт. Что ранение серьёзное, и так видно. Чем тут сейчас поможешь? Ничего, кроме голых рук.

Янис, бедняга Янис. Он всегда верил в собственную везучесть, сильнее, чем неко‑торые в ангела‑хранителя. А тут… И так серьёзно, и помощи ждать не от кого. Но и помирать так спокойно я тебе не позволю, слышишь. Не позволю!

Джейк сжал его руки в своих, сосредоточился, смотрел Янису в лицо, не моргая, а тот лежал, чуть откинув голову, закрыв глаза, только на губах ещё держался отпечаток недавней улыбки, той, которой он встречал Джейка.

– Он должен выжить… Обязательно должен выжить… Он же, пап, из‑за меня рисковал, самым ценным, что имеет, рисковал…

Собственная боль стала возвращаться, и тут же накатила слабость. Горячо стало в боку, и сыро от крови. Она, видимо, опять пошла.

Но Джейк не убирал рук. Не о себе он в эту минуту думал. Он‑то будет жить, он это знал точно, а вот Янису нужна была помощь. Ведь и ему тоже когда‑то помогала А‑лата. И смогла помочь. Пулю, правда, своими силами не «выгнать», не то здоровье, да и Янис не гриффит.

Джейк не рассчитал собственные силы, не успел вовремя убрать руки – лицо Яниса, всё также мертвенно‑бледное, расплылось, теряя знакомые очертания. Пытаясь справиться с собой, Джейк моргнул несколько раз с усилием, но чёткость зрения не возвращалась. Это всё от слабости, от потери крови. Должно пройти. Нужно только отдохнуть немного. А Янису, вроде, полегчало, дышать стал ровнее, и хрипов не слышно больше.

Виктор смотрел на Джейка с непониманием. Что он делает?

– Джейк? Джейк, ты что?! – Только руку протянул плеча коснуться, заставить обратить на себя внимание, но Джейк без звука повалился вперёд, рухнул на пол рядом с Янисом. – Боже правый! Джейк!! – Виктор перевернул сына одним рывком, заглянул в лицо, коснулся горла. Жилка пульсировала под пальцами, значит, это просто обморок. Тут только и увидел залитую кровью рубашку. Такую мокрую, хоть выкручивай.