Сигуатера

Кленкин принес ракетницу. Дымный след от ракеты прочертил дугу. С «Солзы» взлетела ответная ракета.

Старпом повертел ручки настройки рации, взял микрофон:

— Я «Голландец», я «Голландец». Как слышите? Прием.

— Кто? — скрипуче спросил капитан.

— Виноват, Иван Степанович.

— Вы там живы хоть?

— Живы. Судно в порядке. Механик пытается запустить вспомогательный двигатель. Остальное доктор доложит, — старпом передал Кленкину микрофон.

— Как слышите меня, доктор?

— Пять баллов. У экипажа отравление рыбой. Делаем все необходимое. Двенадцать больных, из них три тяжелых. Двое умерло. Пятерых обнаружить не удалось. Предположительно — убежали с судна на спасательной шлюпке.

— Помощь нужна?

— Пока обойдемся своими силами.

— Значит, полной уверенности нет? Прием.

— Подождем. Нужно дать радио в ближайший порт. Все пострадавшие нуждаются в госпитализации.

— Добро. Передай микрофон старпому.

— Слушаю, Иван Степанович.

Было слышно, как капитан откашливается.

— Старпом, твои предложения? Траулер буксировать придется?

— Буксировать. Другого выхода нет. Ближайший порт Мапуту?

— Да. Вы там осторожнее. Доктора слушайся. Что-нибудь нужно?

— Трыков коньячку хочет.

— Ну, раз шутишь — значит, норма. Добро. Готовьтесь принять буксирный конец.

— Есть.

19

Ночь. Кленкин и Трыков сидят в каюте второго штурмана.

Монотонно журчит кондиционер. Мухамед дежурит в лазарете. В случае необходимости позовет. Старпом в рубке, на руле. Позже его сменит Трыков.

Каюта второго штурмана рядом с каютой капитана. Сквозь переборку слышится монотонный храп.

— В-вот дает, бродяга. У него бутылки, наверное, в сейфе стоят. Пока мы кувыркались, он еще одну высосал.

— Вы бы поспали, Семен. Скоро на вахту. А я к больным пойду.

— У-уснешь здесь, хрена два. Я вот все думаю, отчего эта сигуатера взялась? Ведь жрали они обычного окуня. Промысловая рыба. Ее все едят. И мы ели.

— В том-то и сложность. Промысловая рыба поедает ядовитый планктон, водоросли, яд накапливается в печени рыбы.

— Д-да планктон-то отчего вдруг ядовитым становится, мать честная?

— Экология нарушается. Всякие отходы в океан сбрасывают, мусор, контейнеры с радиоактивными веществами.

— В-вот, едрена корень, выходит, сами себе гадим. — Трыков вздохнул. — Теперь, значит, идем в Мапуту. При таком ходе около суток топать. Капитан к утру проспится?

— Проспится, если не начнет сначала.

— З-запил с перепугу. Доктор, а вы в Мапуту бывали?

— Нет.

— Красивый город. Музей там есть. Чучела животных, птиц, гадов. Да все так сделано, как в природе. Лев с буйволом дерется. Удав кролика ж-жрет. А подсветку сделают, магнитофон врубят — джунгли. Аж жутко. Обязательно сходите.

Мапуту… До Мапуту сутки хода, и всякое может случиться. Но главное — он разобрался и оказал помощь пострадавшим. А случай необычный.

Прислушиваясь к гудению кондиционера, Кленкин подумал, что такое же чувство удовлетворения он испытал там, у лесного озера, когда они с Робертом Круминьшем ликвидировали очаг водяной лихорадки.

Где сейчас Роберт? На Севере? В Ленинграде? Ушел в море, и переписка у них оборвалась.

Трыков включил транзистор. Сквозь шипение, треск и завывание эфира пробился мелодичный перебор курантов.

На противоположной стороне планеты сработал старинный механизм часов, и тягучие, рожденные бронзой удары, огибая земную окружность, звучали теперь здесь, за тысячи миль от Москвы, посреди тревожной тропической ночи.